Надежда
Шрифт:
Я вздохнула и добавила шепотом:
— Когда вырасту, постараюсь, чтобы у меня была семья, как ваша.
Пришел папа Ирины. Весело потирая руки и поглаживая черную с легкой проседью бородку, он пошутил:
— Нашего полку прибыло. Будет с кем вести дебаты. Будешь моим оппонентом?
Я понимала, что плохого такой человек не предложит, и, хотя не поняла его слов, кивнула утвердительно. Он благодушно засмеялся и стал расспрашивать, чем я интересуюсь, как отношусь к природе, урокам, друзьям. Вопросы ставил простые, безобидные, несерьезные, но к
Сели к столу. Петр Андреевич улыбнулся:
— Ты, вижу, умеешь радоваться успехам подруг. Это хорошо. Не всякому дано побороть в себе ревнивого, злого зверя зависти.
— Такого зверя во мне не водится, — подтвердила я.
— Прекрасно! И уж если ты хороший человек, то веди себя с достоинством.
Кстати, ты любишь себя?
— Не знаю...
— А уважаешь?
— Конечно! Я не терплю, когда меня обижают, обманывают. А еще не люблю безразличных. И лица у них какие-то плоские, не запоминаются.
— О! Да ты философ! — рассмеялся Петр Андреевич.
Я сделала обиженное лицо:
— Опять вы дразнитесь!
— Я по-доброму. Но в каждой шутке есть доля правды.
— Шутки я плохо понимаю, сразу ежиком становлюсь, — созналась я грустно.
— Хорошо сказала. Молодец!
— А знаете, наши мальчишки задаются, считают себя умнее девчонок. Я на это злюсь. Вы, наверно, не думаете, что Альбина Георгиевна глупее вас? Она какая-то особенная. Правда? Плавная. Или грациозная. Как лучше сказать?
— Пожалуй, к ней и то и другое подходит, — улыбнулся Петр Андреевич.
— Она тоже доцент или профессор?
— Доцент. А ты права: девочки нисколько не глупее мальчиков. Но женщина часто не имеет возможности проявить свой ум в полной мере. Забота о маленьких детях, о домашнем хозяйстве — это почти все на ней. Хранительница семейного очага! Девочек с детства воспитывают в таком духе. Но что мы, мужчины, без женщин? Да ничего! Я полагаю, совсем пропали бы. Достойный мужчина не позволит себе унизить, тем более оскорбить женщину. А скажи-ка, мой юный друг, какую книгу ты считаешь интересной для себя?
— Которая не надоедает. Некрасова. Еще сказки люблю. Но нам сейчас никаких книг, кроме учебников, не дают.
— Это плохо. Без книг интеллекта не накопишь. Вращаясь большей частью среди детей, много не получишь в смысле умственного совершенствования. Обучение — взаимодействие интеллектов. Что ж, будем с Альбиной Георгиевной помогать тебе. Познакомим, как говорится, с лучшими образцами литературы. Не забудем и про искусство.
Я с трепетным благоговением смотрела на Петра Андреевича. Душа моя замирала.
— Впрочем, хватит соловья баснями кормить. Ну-ка, бери нож и вилку!
Я смотрела, как ест Ирина, и старательно повторяла ее движения.
— А мы с Петей недавно в гастроном ходили! — снова заговорила я, не выдержав долгого молчания. — Он показал мне на витрине самую дорогую и самую вкусную рыбу на свете — осетра холодного копчения. Аромат от него по всему магазину! Нанюхались всласть, будто на самом деле рыбы поели. А хотите, еще историю расскажу про...
— Все истории — после обеда. Ешь, не торопясь, не отнимаем, — засмеялся Петр Андреевич.
Я тоже улыбнулась ему. Настроение у меня было солнечное.
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ШКОЛА
Теперь я старюсь не пропустить ни одной субботы. Даже на обед не хожу, чтобы не опоздать в гости. Знаю: у Ирины без чая с бутербродом не оставят. Прихожу, и каждый раз на столе уже лежат несколько книг по истории живописи. Это для меня. Книги толстые и тяжелые. Цветные картинки проложены полупрозрачной папиросной бумагой. Я осторожно переворачиваю страницы и разглядываю репродукции. Вглядываясь в лица, понимаю, что эти люди из другой, не нашей жизни. И не только потому, что одежды их яркие, шикарные и сильно отличаются от наших серо-черных, простых. В них — незнакомое мне самодовольство, чувство превосходства, любование собой. А лица окружающих меня людей в основном добрые, грустные, усталые.
— Наши люди лучше. Они не наглые, — поделилась я с Ириной.
— На портретах — богатые и знатные люди. Людей из народа писали редко. А простые люди везде одинаковые: озабоченные и одеты бедно.
Продолжая разглядывать картины старых художников, я подумала, что люди с тех времен не очень изменились. И тогда были умные, интересные, и их произведения ничуть не хуже нынешних авторов. Художники эпохи Возрождения мне даже больше нравятся. Может быть, люди тогда меньше знали, но ощущали окружающий мир так же ярко.
— Смотри, это портрет жены артиста Щепкина, — обратила мое внимание к рисунку Ирина.
— Как нарисовать живые глаза, я понимаю, но как художник смог доброту передать? Доброты этой женщины хватило бы на весь мир! Мне хочется, чтобы моя мама была похожа на нее. Пусть это будет портрет моей мамы? Можно?
— Конечно, — улыбнулась Ирина.
Она заторопилась. У нее доклад в художественной школе: «Великая эпоха Возрождения». Ирина впервые взяла меня с собой.
Доклад мне понравился. Некоторых слов я не знала, но поняла, что художники тех времен были удивительно талантливы, изобретали новые методы письма, а жизнь некоторых была очень тяжелой.
Руководитель — молодая, красивая, с плавными линиями рук и шеи, одетая в строгое черное платье, — спросила Ирину:
— Ты все понимаешь, о чем здесь говорила?
— Естественно, — подтвердила девочка. — Иначе не стала бы выступать.
Я не выдержала:
— Вот я здесь в первый раз, но мне тоже все понятно!
Преподавательница взглянула на меня удивленно. В ее голосе прозвучала ирония:
— Я много лет занимаюсь искусством, но не могу утверждать, что все понимаю.
А я уже завелась: