Надежда
Шрифт:
— Здесь лазить опасно. Шею можно свернуть, — сказала Наташа.
— А дом-то дореволюционный. В таких толстых стенах богатеи клады раньше прятали. Поищем? — предложил Толя.
— Ты весь дом будешь разбирать по кирпичику? Бомба и та до конца разбить не смогла, — возразила Наташа. — Уйдем отсюда.
Толя увидел в центре одной из комнат остатки огромного костра.
— Смотрите, мы здесь не первые, — сказал он разочарованно. — Погреемся у костра?
Я согласилась. Сырой осенний ветер гулял по комнатам. Задубевшими от холода пальцами Толя
Мы изредка перебрасывались негромкими фразами. В тишине голоса звучали гулко, неестественно и сначала пугали меня. Я переходила на шепот. Толя усмехнулся:
— Если ворона каркнет, то это будет как выстрел.
Мы сидели в ярком пятне, а причудливые тени обломков стропил и кривых кирпичных кладок плясали по остаткам стен. Я взяла слегу и принялась встряхивать груду тлеющих обломков, любуясь разными по высоте и яркости столбами искр. Наташа отошла за угол по нужде. Спотыкаясь, она засмеялась:
— Не сесть бы в крапиву!
Толя с горящей палкой проводил ее до стены, а сам пошел в другую сторону. Я продолжала играть в «искры». И вдруг...
Почему я стою в узенькой нише плотно вжатая в стену? У меня горит левая щека. Больше ничего не чувствую, словно деревянная. Передо мной — Толя с факелом. Рот раскрыт, испуганно смотрит на меня. Подбегает Наташа, хватает меня за руку, отрывает от стены. С трудом переставляя ноги, я выбираюсь на улицу к фонарю. Наташа травой вытирает с моего лица что-то липкое и успокаивает:
— Все обошлось, все живы!
Толян отталкивает ее и приказывает мне:
— Закрой правый глаз, смотри левым! Видишь горящую палку?
Я медленно, растягивая гласные, отвечаю:
— Да-а, ви-ижу.
— Теперь закрой левый. Видишь?
— Вижу, — бормочу я.
— Слава тебе, Господи! — всхлипывает Наташа.
А я не понимаю, что происходит. Помню: тяжелое бревно никак не удавалось расшевелить. И все.
Друзья довели меня до заднего крыльца, куда входят работники детдома. Я побрела к себе наверх и тихонько легла в постель. Заснуть долго не могла. Ни чувств, ни ощущений, только какая-то заторможенность.
Утром девчонки пошли умываться. Я тоже встала. Болело все тело, горело лицо, уши. Кто-то закричал, показывая на меня пальцем:
— Смотрите, она опять где-то болталась? Что, физиономию ошпарила?
Я глянула в зеркало: вымазанные во что-то черное, слипшиеся волосы торчали клоками. Левая сторона лица красная, вспухшая. И глаза почти не видно.
— Упала, — буркнула я и пошла к старшеклассницам за ножницами,
В столовой прятала лицо от воспитателей.
После ужина Наташа и Толя повели меня на место происшествия. Оказывается, они еще утром залили костер и теперь спокойно рассказывали мне, что произошло. Наверное, в костре была мина или бомба. Они показали мне что-то вроде кастрюли со стенками толщиной в две школьные тетради. Внутри этой штуки находилась черная жидкость, она-то и обожгла мне лицо. Видно при нагревании «кастрюля» взорвалась. Крышка «бомбы» при взрыве свернулась вдвое и врезалась в стену. Толя нашел ее в углу комнаты рядом с нишей.
— Какая же силища у этой бомбы, если толстенная крышка согнулась пополам! Представляешь, если бы она в тебя попала! — ужаснулся он. — Я как услышал взрыв, чуть с ума не сошел от страха. Подумал, что бомба тебя... Наташа визжала, а я даже с места в первый момент не мог сдвинуться. Отец рассказывал, что в войну ударной волной солдат отбрасывало на несколько метров, и они не могли ни видеть, ни слышать, речь теряли. Надеюсь, ты головой о стену не ударилась, когда тебя швырнуло?
— Не знаю. Я ничего не чувствую.
— И не помнишь, как в закутке оказалась?
— Я и взрыва не слышала.
— Дай голову пощупаю. Может, там шишка или рана... Все в порядке. У тебя, наверное, легкая контузия. Это не страшно. Скоро пройдет.
Несколько дней я ходила «заторможенная», а потом опять стала нормальной. Щека долго болела, но меня это уже не беспокоило.
— Хорошо, что на лице следов не осталось, — сказала Наташа.
— Мне тоже с этим повезло. Только вот на теле...
Она распахнула кофточку, и я вздрогнула. Вся грудь Наташи была изрисована глубокими розовыми и синими шрамами.
— Мамка с маленькой сестренкой на руках в магазин побежала. А я чаю захотела. Наклонила кипящий чайник, а он свалился на меня. Папка в усмерть пьяный лежал на кровати. Мамка нашла меня на кухне без сознания. Мне тогда пять лет было.
— Досталось тебе... Теперь понятно, почему ты такая осторожная. А я вечно во всякие истории попадаю!
— Наверное, ты очень любопытная, — улыбнулась Наташа.
— Любознательная, — весело поправила я подружку.
КОТЕНОК
Сидим с Толяном в траве у детдомовского забора. Он ест мелкие, с горошину, черные плоды с высокого корявого куста. Меня угощает. Я пожевала незнакомые ягоды и сплюнула:
— Фу, гадость! Отрава какая-то.
— Это писклены, по правильному — паслены. С непривычки они тебе не нравятся. А мы все едим.
Я с сомнением передергиваю плечами и направляюсь к корпусу, где у дверей происходит что-то интересное.