Надежда
Шрифт:
Второклассницу Таню с черным котенком на руках я в первый момент не узнала. Платье на ней мятое, в темных пятнах, лицо жалкое, в волосах — солома. И котенок такой же замызганный. Медсестра, морщась, уговаривала девочку:
— Он же в лишаях! Выкинь его за ограду, и пойдем в санпропускник.
— Не брошу, — упрямо твердила Таня. — Чернышу плохо. Без меня он пропадет.
— Но ты же заразишь своих подруг! Им придется два месяца делать уколы.
— Тогда и я не вернусь сюда. Буду с котенком жить, — размазывая слезы по грязному лицу, отвечала беглянка.
К
— Может, у нее роднее Черныша никого нет. Оставьте его жить у Тани.
Медсестра не выдержала:
— Ладно, возьму к себе и вылечу.
— На что он вам? Обманете, — возражает беглянка.
— Кроме лишая, у него еще рана на животе. Если ее не подлечить, то все равно он умрет. Мне самой жалко котенка. А ты сможешь проведывать его. Будешь приходить к нему в гости? — продолжала уговаривать Таню медсестра.
Глаза девочки засветились. Она отдала Черныша и пошла за воспитательницей.
— Че с Танькой? Где так вывозилась? — спросил Толян у старшей девочки.
— Из-за котенка сбежала. Вспомнила вдруг, что когда-то у нее был Черныш. Вот и приволокла чумазика. Наши тут с ног сбились за эти сутки. Директор голову потерял.
— Что значит «голову потерял»? — удивилась я.
— Воспитатели так говорили. Наверно, сильно волновался.
МАЛЫШАТА
Жду на моей скамейке Наташу. Подошла женщина с двумя детьми. Маленький сделал лужицу и, указывая на нее пальчиком, с виноватым видом, выговорил: «Ы-ы». Мама поругала его. Вдруг малыш увидел рядом с пожилой женщиной на асфальте мокрое пятно и опять заыкал. Женщина улыбнулась:
— Это, миленький, не я, это дождик.
Ребенок показал в сторону своей лужицы и, глядя мне в глаза, спросил: «Ы-ы?»
Я ответила:
— Это тоже дождик виноват.
Малыш потерся головой о мамины колени и радостно засмеялся. Потом принялся беспорядочно тыкать пальчиком в картинку на обложке книжки и вдруг уставился в одну точку. По его личику поняла, — думает. Наконец он показал на петуха.
— Он на самом деле что-то понимает? — спросила я.
— Пожалуй. Не все, конечно, ему только годик. Наверное, вспомнил петуха, которого сегодня у родных в деревне видел.
— А можно я ему петухом прокричу?
— Попробуй.
Я старательно прокукарекала. Ребенка это привело в восторг.
— Видишь, на самом деле вспомнил. Коленьке было десять месяцев. Кормила его кашей, а он нечаянно вышиб из моих рук чашку, и каша разлилась. Я прикрикнула на него и опять побежала на кухню готовить. Когда вернулась, Коля все еще стоял, отвернувшись к стенке. Я и уговаривала, и ласковые слова шептала — ничего не действовало. Молчит, смотрит исподлобья. Только через два часа удалось его покормить. Стыдно мне было, что не сдержалась. Думала, не понимает.
— А мне тоже петух понравился. Такой красивый, серьезный. Порядок любит, — заговорил старший мальчик лет восьми. — Чужих
— Наверно, в колхозе привык к компании, — сказала мама ребятишек.
— И некоторым людям жить поодиночке тоже плохо, — сказала я и вздохнула.
Мимо нас, брызгая слюной и ругаясь, «протелепался» растерзанный, расхристанный пьяный. Мотня его брюк болталась ниже колен. Грязные ботинки без шнурков. Неожиданно он выдал лихое коленце и плюхнулся в лужу.
— Побежденный жизненными неудачами человек, — посочувствовала ему проходившая мимо женщина.
— Люди плохие дела делают, когда Бог спит, — указала я на противного дядьку.
— Я тоже, когда бабушка заснет, костер во дворе жгу, — тихонько сознался мне мальчик.
— Костер и я в лесу развожу. Только осторожно, чтобы пожар не устроить.
— Побольше тебя понимаю, что опасно.
— А ты свистеть в два пальца умеешь?
— Не дурак грязные пальцы в рот совать! Мне папа свисток сделает.
— Эх, ты! А еще мальчишка! А я умею, — сказала я, пытаясь преодолеть раздражение, вызванное словом «папа».
В это время подошла Наташа, и мы пошли к ее подруге Инге. Я уже несколько раз была там, и мне нравилось играть с ее совсем маленькой сестренкой Юлей. Забавная, смышленая. Я придумывала ей стишки про игрушки. Вот такой, например:
— Котик, котик, обормотик,
Ты закрой зубастый ротик.
Детку Юлю не пугай,
С нею в мячик поиграй.
И другой еще сочинила:
— Скачет мячик по дорожке.
Ну, а где же его ножки?
Где ты ножки потерял?
Зайцу в фанты проиграл?..
Я произносила стишки, а малышка смотрела на игрушки, о которых шла речь.
Когда Юле был годик, Инга написала на картонках некоторые буквы алфавита и развесила на стене у кроватки. Юля быстро выучила их. Букву «М» она называла «мама». Букву «П» — «папа». А остальные буквы просто показывала пальчиком, потому что говорить не умела.
— Какая у тебя сестренка умная! — восхищалась я.
— Дети все умные, если с ними заниматься, — серьезно отвечала Инга.
Как-то я нарисовала Юле тетю, дядю и ребенка с бантиком и объяснила малышке:
— Это твоя мама, это папа, а это ты, Юлечка.