Надежда

Шевченко Лариса Яковлевна

— ...Но мы выстоим, и будем продолжать дело Ленина и Сталина... — как эхо неслось над залом.

Когда раньше я говорила «честное Ленинское, честное Сталинское», то полагала, что они, посланники Божьи, и должны помогать бедным. Только теперь я узнала, что Ленин умер не так давно. Его знал наш директор. А Сталин умер только сейчас. Какая же я глупая! А еще учусь на пятерки.

После собрания помчалась к Лиле. Не терпелось больше узнать про вождей. Стучу. Ответа нет. Осторожно заглядываю в комнату. Лиля лежит поверх одеяла и плачет. Я присаживаюсь к ней, глажу блестящие черные

волосы и жду, пока она успокоится. Лиля обняла меня и заплакала еще сильнее:

— Как теперь будем жить? Что с нами будет?

Я растерянно хлопаю глазами.

— Ты из-за гения Сталина? — вдруг сообразила я.

— Да, из-за нашего любимого вождя.

— Он тебе родня? — осторожно предположила я.

— Что ты, разве можно такое говорить?! — неожиданно рассердилась Лиля. — Он отец всех народов! Ты что, совсем не соображаешь?

— Прости, Лиля. Я на самом деле не понимаю, почему все плачут и чего-то боятся. Он разве Бог? Нам не дадут другого начальника?

— Господи, свалилась на мою голову! Не понимаешь, так молчи, чтобы худа не было из-за твоих глупых речей. Умоляю тебя. Молчать — это самое главное, что ты должна сейчас делать, — шепотом проговорила подруга.

Оттого что рассердилась, слезы у Лили высохли. Она озабоченно смотрела на мое растерянное лицо.

— Лиля, не волнуйся, я никому ничего не скажу. Могила! — поклялась я.

А потом просительным тоном добавила:

— И с тобой об этом нельзя говорить?

— Нельзя! Подрастешь, поймешь. Думай только про уроки. А сейчас иди к себе, — строго выпроводила меня старшая подруга.

Прошло немного времени, и нам опять напомнили о Сталине. Теперь директор рассказывал про врага народа, который хитростью добился доверия Сталина. Берия отличался коварством и жестокостью. Из-за него жизнь народа была тяжелой. А еще он погубил много умных и хороших людей. «Когда Сталин умер, люди плакали потому, что боялись этого гада Берию? Или потому, что любили Сталина? А Лиля? Она все-таки больше из страха, — решила я. — А теперь бояться нечего. Слава богу!»

Мне стало легко и радостно.

ФОРМА

Нам объявили: после уроков придет портниха снимать мерки. У каждого будет настоящая школьная форма. Вошла худенькая женщина непонятного возраста. Темные волосы аккуратно уложены в пучок. Глаза грустные. Я еще не видела взрослого по-настоящему беззаботного лица. «Может, это из-за войны?» — думала я, разглядывая на женщине прямое, темно-серое платье и черные туфли без каблуков. Потом попыталась представить ее в белом платье с нарядными кружевами по краю рукавов и воротника. Волосы рассыпаны по плечам, она улыбается. Ну, прямо красавица! Только глаза, глаза... они оставались грустными. И горькие складочки в уголках губ. Нет, не красавица. Серенькая мышка. Но почему? Денег нет? Она могла бы для себя сшить любое платье! Я видела такие прекрасные платья в старой книжке! Может, считает себя старой? Или ей просто стыдно выглядеть нарядной, когда другие плохо одеты?

Подошла моя очередь. Я вошла в примерочную кабину,

но портниха посмотрела на настенные часы, присела к столу и сказала:

— Время обеда. Подожди немного.

И вынула из черной клеенчатой сумки хлеб, две картофелины, соленый огурец, вареное яйцо и компот в бутылке. А еще развернула малюсенький сверточек. По острому пряному запаху я догадалась: селедка. У меня слюнки потекли, даже подалась чуть вперед. А женщина неожиданно вздрогнула и побелела. Руки ее бессильно опустились. Я замерла. Что с ней? И опять взглянула на кусочек селедки. Он лежал на обрывке газеты с портретом Сталина. Жирное пятно пересекало глаза, лоб и усы «вождя всех народов». Женщина со страхом выговорила:

— Мама слепая. Что с нее взять, недоглядела...

Я сделала вид, что ничего не заметила и с безразличным видом повернулась к окну. Там, на дорожке, воробьи дрались из-за горелой корки хлеба.

Разве это преступление, если старая женщина нечаянно взяла газету с портретом? Господи, как перепугалась-то. Да я никому не скажу, зачем мне, пусть не боится. И я тихонько засмеялась:

— Вот оглашенные! Совсем передрались... Тетя, вы не отломите вот такую малюсенькую корочку хлеба? Я воробышкам брошу.

В глазах у женщины испуг как будто пропал. Она охотно протянула кусочек хлеба:

— Покорми. Ты добрая девочка.

После пятиминутного обеда портниха занялась мною. Я сняла старые вещи и вытянулась в струнку. Мягкие пальцы быстро скользили по плечам, спине, желтая лента сантиметра приятно щекотала кожу.

— Можно задать вопрос? — обратилась я к швее.

Руки женщины тревожно остановились. Я заметила это и поспешила сказать:

— Вы все измеряете, записываете, но ведь я вырасту, и платье будет мало. Может, надо шить с запасом, чтобы надолго хватило? Если юбка протрется сзади, ее можно перевернуть вперед и прикрыть фартуком или поставить заплатку.

— Нет, — уже открыто улыбнулась женщина, — платье должно красиво сидеть на ребенке, поэтому снимаем мерки с каждого. Это называется индивидуальный пошив. А через год тебе сошьют другое платье.

— Куда же денут недоношенные вещи?

— Отдадут другим детям, которые младше вас.

— Но я слышала, что мы — детдомовцы последнего года войны. Значит, больше таких детей не будет.

В первый момент швея почему-то растерялась, потом как-то неестественно улыбнулась.

— Знаешь, — грустно сказала она, — иногда и без войны дети лишаются родителей. Например, они от болезней умирают. Не пропадет твое платье, найдется, кому носить.

— Лучше бы не нашлось, — вздохнула я.

ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ

Играю с Лешей в игру, которую нарисовал на картоне его папа. Он придумал интересное путешествие. Мы по очереди бросаем кубик с черными «глазками» и по числу очков то углубляемся в лесные дебри, катаемся на лианах или попадаем в водопад. Вдруг вбежала Лешина бабушка:

— У соседей в палисаднике чудеса в решете! Ничего похожего в жизни не видела. Я всегда говорила, что они колдуны.