Надежный человек
Шрифт:
— Пусть будет вместе, — пришлось согласиться Кику.
Он уверенно, как будто делал это не в первый раз, цросунул руку в узкую щель калитки, осторожно распахнул ее и посторонился, пропуская Волоха вперед. На цыпочках они миновали ряд неосвещенных окон, пока не остановились против одного. «Пригнись и не стучи каблуками», — еле слышно прошептал пекарь, берясь за ручку двери. Раздался легкий стук щеколды, и, переступив вслед за пекарем порог, Волох оказался в просторной комнате, обставленной с претензией на роскошь. Легкая, изящная мебель, розовая тюлевая занавеска, выложенная изразцами
Девушка лежала поверх одеяла на широкой двуспальной кровати. Без туфель, однако платье, которое было на ней, на домашнее не походило. Волох сразу же узнал свою ночную спутницу, хотя лицо ее и было прикрыто ладонью, наверно чтоб не беспокоил свет.
— Посмотри, кого я привел к тебе, Бабочка, — проговорил Илие, закрывая за собой дверь.
— Вижу, — не убирая руку, проговорила девушка.
— Ты не поднимешься с кровати, не уделишь ему несколько минут? — мягко, стараясь не рассердить ее, сказал Кику.
Девушка даже не пошевелилась.
— Между прочим: ты хорошо закрыл калитку? — повернулся к Илие Волох.
Тот понял, что должен выйти из комнаты, и послушно взялся за ручку двери.
— Никуда не уходи! — тотчас откликнулась девушка. — Иначе рассержусь. Я не собираюсь с ним секретничать.
— Нужно проверить, нет ли хвоста. Сейчась вернусь, — пробормотал Кику, выходя из комнаты.
— Добрый вечер! — сказал Волох. — Представляться, надеюсь, не нужно?
Не дождавшись ответа, он стал искать глазами, куда бы присесть, затем перевел взгляд на лицо девушки. У нее были темно–рыжие, если не красные, волосы, отливающие в свете лампы рубиновым оттенком. Беспорядочно растрепанные пряди напоминали скорее вихры шаловливого ребенка, нежели продуманную прическу барышни, следящей за своей внешностью. Под матовым шелком платья вырисовывались бугорки невысокой девичьей груди. Бросались в глаза изящные линии ног, на одной, озорно переброшенной поверх другой, был приспущен чулок.
— Думаю, ты не примешь мой приход за визит вежливости! — резко сказал Волох, останавливаясь у стула с претенциозной плетеной спинкой, — Поэтому можешь не отвечать на приветствие. Но ответить на вопросы, которые я должен тебе задать, придется. Точно и по возможности кратко — лишним временем не располагаю. Потрудись объяснить, с каким немцем ты вступила в контакт… и в чем заключается диверсия, которую вы замышляете?
Он терпеливо ждал ответа, однако его не последовало.
— Сколько людей мы можем потерять из-за твоего легкомыслия? Сколько арестов следует ожидать? На сколько недель и месяцев будет парализована работа группы?
В ответ — ни звука. Ни малейшего движения, только настороженный взгляд из-под сплетенных пальцев — будто вспышка молнии.
— Насколько ты этим поможешь врагам? — снова проговорил он, пытаясь справиться с негодованием. — Тебе ни разу не приходило на ум подсчитать? Определить, оправдается ли риск? Отвечай, я слушаю.
Никакого ответа.
Тогда он решительно подошел к девушке, просунул ей под голову руку и, слегка приподняв за затылок, несколько раз встряхнул, еще сильнее разметав пряди красноватых волос.
— Поднимись, очнись!
Она отстранилась, и от этого движения еще выше оголилось колено. И снова приняла прежнюю позу, запрокинув голову и устремив глаза в потолок.
Теперь он видел ее лицо и внезапно заметил, что в глазах у нее стоят слезы — она пыталась сдержать их, судорожно глотая воздух… Он спросил:
— Неужели тебе так неприятно мое присутствие, Лилиана–Бабочка?
— Угадал, — промолвила она наконец.
— Ничего не поделаешь. — Волох удрученно развел руками. — В данный момент никого вместо себя немоту предложить. Еще настанут времена, когда мы будем свободны в выборе друзей и знакомых, но настанут они скоро…
Резко тряхнув головой, она перебила его:
— Я, например, свободна и сейчас!
— Ты ошибаешься, девочка, — сочувственно сказал он.
— Во всяком случае, не жду, чтобы это-то принес мне свободу.
— Существует дисциплина, и каждый из нас обязан...
— Я привыкла поступать по–своему, — нетерпеливо перебила она… — Поняла, что родители чужие люди, и ушла от них. Пусть попробуют вернуть — Она помолчала, поправила подол платья. — Что же касается дисциплины, то я согласна подчиняться только одному человеку — Тома Улму!
— Категорически запрещаю когда-либо произносить это имя! — сурово процедил сквозь зубы Волох. — Раз и навсегда! Ты ничего не говорила, я ничего не слышал, ясно? — Он нервно прошелся по комнате и тут же вернулся к кровати. — Тем более что знать этого человека ты не можешь!
— Почему это не могу? — рассеянно и вместе с тем что было крайней неожиданностью для пего — достаточно уверенно проговорила девушка.
— Неужели слышала до инструктажа? — не справившись с изумлением, выдохнул он. И сразу же пожалел о том, что не сдержался.
— В том-то и дело, что «до»! — передразнила она кокетливым, игривым тоном, — Хорошо, хорошо: я не говорила, ты не слышал! Закурить у тебя не найдется? Дай, пожалуйста, сигарету! — И договорила внезапно фамильярным, доверительным тоном: — Курить, надеюсь, не значит нарушать дисциплину?
Чего доброго, она и в самом деле начнет считать себя подпольщицей!
— Значит! — отпарировал он, — Спиртное тоже. Я, например, вообще признаю только вегетарианскую пищу.
Волох подошел к двери, настороженно прислушался и вернулся.
— В самом деле? — хмыкнула она. — Тогда тебе будет интересно знать, что он… тоже вегетарианец.
— Кто это: «он»?
— …Два–три перышка зеленого лука, — сделав вид, что не расслышала, продолжала она, — свежий, в пупырышках, огурец, щепотка соли и ломоть хлеба. — Она приподнялась на локтях, уставившись глазами в потолок, и снова принялась говорить, вернее, шептать, восторженно и задумчиво: — Только и носит в кармане что узелок со щепоткой соли! С первых дней весны до поздней осени питается тем, что дает земля. Переходит с места на место. Полями, кодрами, чтоб не напали на след ищейки. Встречается только с нужными, проверенными людьми. Мы виделись с ним однажды, даже целовались на прощание! — Она говорила точно во сне. — Только ничего определенного он не сказал. Ни да ни нет.