Шрифт:
Надгробие Дэнни Фишеру
По-разному можно попасть на кладбище «Гора Сион».
Вы можете ехать на автомобиле, минуя красивые парки Лонг Айленда, вы можете добираться на автобусе
1
Великие Святые Дни — День Покаяния и Новый год (Йом Кипур и Рош Хашана), согласно еврейским религиозным традициям. (Здесь и далее прим. переводчика.)
А для того чтобы ваше посещение не осталось незамеченным, надо подобрать камешек и положить его на надгробие — тогда во время своего еженощного обхода кладбища Ангел, в чьи обязанности это входит, заметит и зачтет его.
В назначенное время вы собираетесь у арки белого камня. Слова «Кладбище „Гора Сион“» высечены над вашими головами. Вас шестеро. Вы смущенно смотрите друг на друга, приветствия нехотя срываются с ваших уст. Наконец-то вы вместе. И вот, словно по тайному знаку, все так же храня молчание, вы трогаетесь с места и один за другим проходите под аркой.
По правую руку от вас остается домик смотрителя, по левую — регистратура. Там хранятся нынешние адреса тех, кто ходил по этой земле вместе с вами, а еще больше тех, кто населял ее до вас.
Вы проходите центральной аллеей, разыскивая нужную вам дорожку. Наконец вы видите то, что ищете, — белый номер на черной табличке. Вы сходите с аллеи и теперь идете, читая названия похоронных обществ над каждым сектором участка. Вот они — черные буквы на сером камне. Вы входите в сектор.
Маленький старичок с прокуренными седыми усами и бородой спешит к вам. Он искательно улыбается, в то время как пальцы его теребят значок на лацкане. Это псаломщик из похоронного бюро. Согласно давно установленной традиции он прочтет молитвы вместо вас. Вы называете имя. Он по-птичьи кивает головой — он знает эту могилу. Он поворачивается, и вы следуете за ним, осторожно перешагивая через чужие могилы. Он останавливается и указывает дряхлой трясущейся рукой, отходит назад.
Самолет ревет, заходя на посадку на расположенный неподалеку аэропорт. Но вы не оглядываетесь. Вы читаете слова на надгробии. Мир и покой нисходят на вас. Дневная суета покидает вас. Поднимаете голову и коротко киваете псаломщику.
Он снова выходит вперед, спрашивает имена, которые нужно включить в молитву. Один за другим вы отвечаете ему.
Моя мама. Мой отец. Моя сестра. Мой зять. Моя жена. Мой сын.
Молитва его — мешанина слов, которая монотонным эхом разносится над могилами. Но вы не слушаете его. Все вы переполнены воспоминаниями обо мне, но каждый из вас видит меня по-своему.
Молитва окончена. Старик получает деньги и отправляется помогать выполнить свой долг другим. Вы смотрите себе под ноги — ищете камешек, чтобы положить его на могилу. Потом, бережно держа его в ладони, подходите.
И хотя холод и снег зимы, солнце и дожди лета прошли мимо меня со времени вашего последнего прихода, мысли ваши обо мне так и не изменились.
Для моей мамы я все тот же испуганный малыш, прижимающийся к ее груди в поисках защиты.
Для отца я все тот же трудный сын, который не способен понять его любовь.
Для сестры — я младший брат, о котором можно было тревожиться, которым можно было гордиться.
Для ее мужа — верный и надежный друг, которому можно доверить самые сокровенные мечты о славе.
Для жены — страстный любовник, боготворивший ее и оставивший ее с ребенком.
Для моего сына… Я не знаю, что значу для моего сына, потому что он меня не видел. Пять камешков лежат на моей могиле, и ты, мой сын, стоишь, недоумевая. Для всех остальных я действительно был, но только не для тебя. Тогда почему ты должен находиться здесь и плакать о том, кого никогда не знал?
В глубине твоего детского сердца рождается обида. Тебе ни разу не пришлось, как другим детям, сказать: мой папа самый сильный, или самый добрый, или самый любящий. Ты молчал и с горечью слушал, как это говорили другие. Не обижайся и не осуждай меня, мой сын. Если можешь, не торопись вынести приговор, а выслушай историю своего отца. Я был простым смертным, сынок, и поэтому нередко заблуждался. И хотя за короткую жизнь я наделал много ошибок и подвел многих людей, я, сынок, не хотел бы подвести тебя. Выслушай меня, прошу тебя, сын, выслушай и не повторяй моих ошибок.
Вернемся к самому началу, к самому-самому началу. Потому что мы с тобой, сын, — одна плоть, одна кровь и одно сердце, — можем теперь обрести одну память.
Переезд
1 июня 1925 года
А в самом начале был мой день рождения. Мне исполнилось восемь лет. Я сижу в кабине грузовика и взволнованно читаю номера на перекрестках, которые мы проезжаем.
Наконец машина останавливается.
— Этот квартал? — спрашивает водитель негра, сидящего рядом со мной.
Негр оборачивается ко мне:
— Этот квартал, малыш?
— Да, этот, — шепчу я, оглядывая одинаковые коттеджи. Перед каждым, во дворике, посажено молодое деревце. Здесь ничего не изменилось с того дня, когда я приезжал сюда с родителями. Тогда они купили мне дом — подарок на день рождения.
Все улыбались, даже агент по продаже недвижимости. Только папа был серьезен. Он все продумал. Он сказал агенту: «Дом должен быть готов к первому июня, потому что это подарок сыну на день его рождения».
И вот наступило первое июня, мне исполнилось восемь лет, мы переезжаем.
— Вот он! — подпрыгнул я в кабине. — Видите, вот он — мой дом! Тот, который стоит в самом конце, отдельно!
Грузовик остановился возле дома, и я сразу же узнал нашу машину у гаража. Мама с моей сестрой Мириам отправились сюда пораньше, чтобы — по обычаю — первыми внести в дом лист мацы и соль. Меня они тоже хотели взять с собой, но на грузовике ехать было куда интересней, да и добродушный водитель не возражал.