Надгробие Дэнни Фишеру
Шрифт:
— Ну и что? Это только пустой дом.
Я улыбнулся, довольный.
— Да, дом, — подтвердил я. — Красивый, правда?
Она, не понимая, вновь посмотрела туда, куда я указывал.
— Но ведь там никто не живет? — разочарованно проговорила Нелли.
— Да, там никто не живет, — откликнулся я, с любовью глядя на печальные темные окна моего дома. Сейчас я почти позабыл о Нелли. Мне мечталось, что теперь, когда отец получит место мистера Гольда, мы сможем вернуться домой.
— Так ты только ради этого тащил меня сюда ночью, Дэнни? — вернула она меня к реальности. — Смотреть на пустой дом?
— Это не просто пустой дом, Нелли. Это мой дом. Здесь прошли лучшие годы моей жизни. Возможно, очень скоро я вернусь сюда.
В ее глазах мелькнуло понимание. Она еще раз быстро взглянула на дом, потом на меня. Она поняла и разделила мою мечту.
— Он очень красивый, твой дом, Дэнни.
Я крепко сжал ее руку.
— Отец подарил мне его, когда мне исполнилось восемь, — пояснил я. — В первый же день я пошел гулять и свалился в яму. Там я нашел маленькую собачку. Только ночью отец с полицией вытащили меня оттуда… — Полной грудью вдохнул я свежий сладкий воздух родного дома и продолжил: — Карра погибла в день нашего переезда отсюда. Попала под машину на Стэнтон-стрит. Я похоронил ее здесь, в саду. Это — единственное место, где я был по-настоящему счастлив.
— Это — единственное место, где мы с тобой теперь можем быть счастливы, — напомнила Нелли. — Воспоминания о детстве — как самые сладкие сны. О, Дэнни! Я так рада, что ты вернешься домой.
Я так и думал, что моя любимая поймет меня. Я поднял ее руку и поцеловал ладонь.
— Спасибо тебе, милая. Теперь можно идти.
Я. уходил с легким сердцем, я верил, что скоро вернусь сюда.
Яркий электрический свет на кухне ослепил меня после ночной тьмы. Мама и отец недовольно рассматривали меня, стоящего в проеме двери.
— О, папа, ты сегодня рано, — сказал я, улыбаясь.
— А ты — слишком поздно, — зло отрезал он. — Где ты шлялся?
Я закрыл дверь и недоуменно уставился на отца. Почему-то он вел себя совсем не так, как я ожидал. Наверняка что-то стряслось. Может быть, Гольд узнал меня?
— Да здесь, неподалеку, — неопределенно ответил я, стараясь протянуть время.
Отец потерял самообладание и яростно выкрикнул:
— Неподалеку? Разве это ответ? Твоя мать полночи сходит с ума, гадая, где он, что с ним, а он, видите ли, тут, неподалеку… Где ты был? Отвечай!
Я упрямо сжал губы. Точно, что-то случилось.
— Я говорил маме, что со мной все в порядке, — наконец выдавил я из-себя.
— Тогда почему ты не пришел к ужину? Мать вся извелась. Может, ты где-нибудь валяешься мертвый на улице, а мы ничего не знаем!
— Извините, — уныло промямлил я. — Я не знал, что вы так беспокоитесь обо мне… Но мне же не пять лет.
— К черту извинения! — еще больше рассвирепел отец. — Отвечай, что у тебя за дела так поздно?
Я равнодушно посмотрел на него сверху вниз. Что-то объяснять ему было вообще бесполезно, а сейчас, когда он никого и ничего не слышал, кроме собственного крика, — тем более. Я повернулся и медленно побрел в свою комнату.
Вдруг отец грубо схватил меня за плечо и рывком развернул лицом к себе. В руке у него был широкий кожаный ремень, которым он угрожающе размахивал перед моим носом.
— Ты мне ответишь, гаденыш, — прошипел он сорвавшимся голосом, — где ты шлялся. Ты мне ответишь!
И тут же в воздухе просвистел ремень и обжег мне левую половину лица, так что из глаз посыпались искры; послышался короткий вскрик матери. Я потряс головой и, не веря, уставился на отца. До этого ни разу в жизни он не прикоснулся ко мне и пальцем.
— С меня хватит! — орал он. — Слышишь, хватит! Твоей заносчивости, твоих смешочков! Я научу тебя уважать своего отца!
Он снова замахнулся ремнем. В любую минуту я мог выхватить ремень у него, а самого скрутить… Обычно обиды я не прощал никому. Но сейчас я почему-то не двинулся, даже не уклонился от удара. Только сцепил зубы от боли.
Мама повисла у него на руке.
— Прекрати, Гарри! Ты убьешь его!
— Так ты скажешь, где ты шлялся?
Мне стало страшно, что отца вот-вот хватит удар.
— Я был в нашем доме, — устало выговорил я.
Рука с ремнем застыла в воздухе.
— В каком еще доме?
— В том, который ты подарил мне.
Отец сник и тяжело опустился в кресло.
— Я думал, что ты займешь место мистера Гольда, и мы сможем вернуть наш дом.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Было слышно лишь тяжелое дыхание отца и тихие всхлипывания матери.
— Откуда у тебя эта бредовая идея? — бессильно произнес отец. — Позавчера Гольд сказал мне, что в конце месяца они закрываются. Магазин терпит постоянные убытки… К первому числу я опять останусь без работы.
Я не верил своим ушам. Этого не может быть! Скупые слезы потекли по моим щекам. Теперь мне все стало ясно. И гнев отца, и тревога мамы… На мгновение я почувствовал себя снова маленьким и уткнул лицо в мамино плечо. Все было напрасно: мечты, преступление… Сколько я еще буду оставаться ребенком? Сколько я, идиот, еще буду смотреть детские сны? Пора мне вернуться на грешную землю и трезво посмотреть на вещи.
Мне никогда не удастся вернуть свой дом, мне никогда не вернуть ушедшее детство.
Я легко ушел от вялого удара правой и резко пробил снизу вверх левой рукой. Она легко смяла оборону уставшего противника, я понял, что он — мой. Следующий мой удар — правой — совпал со звуком гонга.
Я опустил руки и направился в свой угол. Плюхнулся на свой стул и открыл рот, ловя им струйки воды, которые стекали из губки. Джузеппе Петито заботливо обтирал мне лицо.