Надо жить

Морозова Анна

Настя задумчиво мыла чашку, сметала крошки со стола. Тишина обнимала ее, погружая в теплое состояние покоя и какой-то ей самой непонятной надежды, что все будет хорошо. Теперь к себе наверх! Вода там еще осталась, а то ведь опять пить захочется. Все-таки островатая пицца, удивительно, что пес съел. Или из вежливости? Вспомнив про пса, Настя взяла под мойкой небольшое пластиковое ведро, наверное предназначенное для овощей, сполоснула его, налила воды и вынесла на крыльцо. Пес охотно стал лакать, потом осторожно ткнулся мокрым носом в ее руку. «Тебе вечером обещали котлет вынести», – тихо сказала ему Настя.

Поднявшись наверх, она удобно расположилась за столом и приготовилась делать задания по первой неделе курса Кэмерон, которые остались недоделанными в городе. Еженедельно предписываемое «творческое свидание» она себе тогда устроила, прогулявшись после работы до большого аквариумного магазина. Когда-то они регулярно туда заходили с сыном, а тогда ей захотелось сделать это

только для себя. «А Кэмерон ведь права, это совсем другое, если идешь без никого», – записала она тогда в утренних страницах. Там дальше шло задание «Вспомните трех врагов вашей творческой состоятельности», и она тогда написала целый эмоциональный рассказ с мамой в главной роли. «Меня Бог отвел, и я не стала актеркой, – выговаривала ей мама, которая увидела на столе дочери тетрадь со стихами и прочитала несколько из них. – А ты что удумала? Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик! Да ты хоть биографии поэтов почитай, дурочка! Все или распутники, или пьяницы, или безбожники, или самоубийцы. Или даже всё одновременно. Хочешь такой стать?» Настя, которой тогда было столько же, как сейчас ее сыну, молчала. Это было единственным спасением – молча ждать, когда все закончится.

«И что ты такое пишешь:

Как хочу я, чтоб была весна,Чтобы птицы пели поутру,Но в снегу за окнами сосна,И я точно знаю, что умру.

Как можно такое писать? Только Всевышний знает, когда он призовет каждого из нас на свой суд. А сопливая девчонка этого не может знать! Знает она! Грех большой такое писать! А дальше еще про любовь у тебя! Тьфу, я даже читать не стала! Священное Писание читать надо да труды отцов церкви, а ты всё стихи читаешь! Отец натащил когда-то полон дом книг! Все эти томления да предчувствия, всё это неблагодарность Богу! Вот доберусь я до чистки шкафов, пора уже, раз дочка тоже в поэты решила заделаться!» Тетрадку мама тогда выбросила в мусоропровод, специально не поленилась дойти. Настя с равнодушным видом пожала плечами и молча ушла в свою комнату. Плакать. От гнева, унижения, от чувства какой-то испачканности. Зачем мама полезла в ее тетрадь? Думала, что это дневник, и хотела его прочитать? «Прятать. Всё прятать», – поняла тогда Настя.

Следующее задание было «Вспомните какую-нибудь жуткую историю из прошлого» на эту тему. Настя его пропустила, потому что уже выполнила в предыдущем задании. Больше жутких историй не было, потому что она научилась прятать. И притворяться. А мать стала, по терминологии Кэмерон, «врагом творческой состоятельности» – первым и единственным. Никто, кроме Игоря, не знал, что она пишет стихи.

«Так, что у нас дальше? Вот хорошее упражнение, „воображаемые жизни“. Пять штук, ого! Я и одну-то не воображу». Она прочитала данный для примера список Кэмерон, но ничего из этого ее не вдохновило. Немножко задержав взгляд на «целитель», Настя решила писать пока просто так, надеясь, что прояснение наступит само.

«В следующий раз я родилась младшей дочкой в большой дружной семье. Мои старшие братья и сестры уже взрослые, и я играю с их детьми. Я им тетя. Меня все очень любят. Родители на меня не нарадуются, они счастливы, что я у них появилась. Все называют меня ласковыми словами и не ругают. Мама мне с любовью расчесывает волосы и заплетает косы, и даже не больно». Настя остановилась: «Что я такое пишу?» И она вспомнила, как в детстве завидовала девочке из садика, у которой была короткая стрижка, и сочувствовала другой девочке, с волосами длиннее, чем у Насти. «Тебе, наверное, очень больно, когда причесывают?» – однажды спросила она эту девочку. Та удивленно посмотрела и ничего не ответила. Потом мама легла в больницу, и ее перед садиком стал заплетать папа. Настя, поеживаясь, все ждала, когда же будет больно, но так и не дождалась. Правда, папа заплел ей косы слабее, чем мама, и после тихого часа за ее прическу взялась воспитательница. Она все сделала так быстро и бережно, что Настя даже не сразу поняла, что ее уже причесали и заплели. «Вот почему это вылезло?» – с удивлением подумала она и продолжила: «У нас огромный участок с большим садом и прудом. Я утром на четыре часа хожу в маленькую школу всего на пять детей, а потом играю на участке. У меня есть два пуделя – белый и черный, и еще есть рыжий пони. Я сама за ними ухаживаю».

Настя записывала последнюю фразу и улыбалась, вспоминая своего Малыша: большого пуделя красивого серого цвета. Собаку она просила, сколько себя помнит. И вот когда ей исполнилось тринадцать лет, папа уговорил маму на пуделя. Его коллега продавал щенков и папе совсем задешево уступил самого мелкого. Благодаря хорошему уходу и консультациям бывшего хозяина Малыш вырос в большого красивого пса, который просто обожал ее. Даже мама смирилась с его присутствием в доме, хотя не уставала выговаривать дочке и мужу за шерсть и спихнула на Настю не только уборку, но и большинство домашних дел вообще. Сама она предпочитала пропадать в церкви, где не только посещала почти все службы, но и преподавала в воскресной

школе. Зато Настя научилась делать все быстро и имитировать качественную уборку. Ей посоветовали записаться в клуб собаководов, где она и познакомилась с Игорем и с его Рексом – умнейшей восточноевропейской овчаркой. Настя читала свои стихи Малышу, а потом – Рексу, ну, и Игорю заодно. «Точно, это как раз для задания про тех, кто вас поддерживал: Малыш, Рекс и Игорь, – улыбнулась она. – И еще Оля. И всех уже нет рядом. Собаки и Оля на том свете, а Игорь… опять он лезет в мою голову!»

«Кстати, про собак: кажется, дедок принес котлеты». Настя выглянула в окно. Иван Семенович доставал из пакета по кусочку и командовал: «Сидеть!», «Лежать!», «Голос!». Пес уверенно, но вяло выполнял команду и осторожно брал из рук человека угощение, слабо помахивая хвостом. Настя видела, как сосед стал показывать команды руками. Она тоже так умела. И пес тоже.

– Знания проверяете? – крикнула она сверху.

– Добрый вечер, Настенька! А я уж не стал вас звонком беспокоить. Ну что, пес умный и дрессированный. Только вот чей он? Наташа ничего не выяснила?

– Она написала в чат, но думаю, что пока ничего не выяснила, иначе бы сообщила.

– Ну ладно, Настюша, отдыхайте. Вы сегодня под охраной спите.

Она проводила взглядом соседа, который прошел на свой участок через отогнутый угол рабицы и помахал ей рукой. «Какой же он старый, хотя и бодрый. Неустойчивое равновесие», – почему-то подумала она.

Настя вернулась к своей следующей жизни, о подросшей младшей дочке. Ей хотелось иметь крепкую семью, несколько детей. И вообще быть хозяйкой. «Задумает она о поле и приобретает его», как-то так. И еще – жить рядом со своим кланом. А каким будет ее муж? Она почему-то не могла его представить. Вернее, могла, но это был Игорь. «Да что же такое? Ведь я уже и пирожные доела, и упаковку в мусорку выкинула». Она задумчиво прошла в другую комнату и выглянула в окно, выходившее не на поле, а на соседнюю улицу. Через коричневый соседский забор были видны крыши двух домов: одна железная треугольная, другая трапециевидная, покрытая темномалиновой мягкой черепицей, с мансардным окном. Часть первой крыши загораживала высокая елка, верхушка которой чернела на фоне закатного неба. Солнце уже село, и над дальним лесом на небе получился слоеный пирог: серо-розовая полоска, потом неровная белозолотистая, светящаяся, а выше шли полосы серо-фиолетовых облаков с розовыми каемками. Настя вернулась, взяла телефон и нафоткала небо из разных окон. Над полем оно было светлее. Пустое поле, пустое небо. Только лес не пустой: Настя в первый раз здесь услышала робкую, пробную песню соловья. «Как-то рано. Или так и начинают?» Она представила себя этим соловьем, который, поеживаясь от холода, встряхивается, запрокидывает головку и выводит первую трель, потом прислушивается, поет еще… «Завтра. Завтра я подумаю, почему я опять думаю. Все, хватит на сегодня. Буду слушать музыку и разукрашивать месяц».

«30 апреля, почти 9 утра. Завтра 1 мая. Сосед говорит, что сегодня подвалит куча народа. И его родные тоже приедут на шашлыки. Так что завтра весь день будет пахнуть шашлыками. Он меня угостит, обещал. А пес куда-то делся, нет утром на крылечке. Даже жалко немного. Может быть, нашел своего хозяина? А что, действительно: возможно, кто-то новый появился в товариществе, про чат еще не знает. Привез своего пса да и уехал по делам. А пес сделал подкоп и побежал искать хозяина. Тот вернулся, а пес про это узнал, потому что бегал проверять. И они, наверное, обрадовались друг другу. Интересно, это я сейчас себя уговариваю, чтобы не жалко было собаку? Или просто хочу сказку с хорошим концом? Мама мне когда-то высказывала: „Тебе собак жальче, чем людей! А их даже в храм не пускают!“ Можно подумать, что кого-то из животных, кроме кошек, пускают. А кошки мышек ловят, поэтому. А, вспомнила: это папа рассказывал, что у него на работе дочка коллеги приволокла ей огромного старого пса, потому что у его молодого человека аллергия, а они хотят съехаться. Пес в стрессе, ничего не ест и плачет, как человек. И шерсть с него сыпется клоками. А я сказала, что надо было им подождать, пока собака умрет, или, в крайнем случае, усыпить, чтобы не мучилась. Ну, мама и высказала. Но она не права. Я не смогла бы усыпить своего Малыша в такой ситуации. Он с нами жил до старости и еще дольше бы жил, если бы не попал тогда под машину. А если бы и правда у Игоря была бы аллергия, что я сделала бы? Родителям оставила бы Малыша, а сама стала бы жить с Игорем. Это точно. Навещала бы, переживала, но по сути я его предала бы. Так что не права мама, я такая же, как и все. Просто тогда я этого не знала и думала, что не такая. Помню, даже целую поэму написала с Малышом и Рексом, как будто они со мной разговаривают. Что же там было? Они рассказывают, что услышали на прогулке, и мы вместе бежим кого-то спасать. Вот не помню уже. Вообще ни слова. Она была в той тетрадке, которую мама выкинула в мусоропровод. Игорю понравилось. Игорь. Да у меня здесь через слово – Игорь, Игорь. И сколько раз на дню я про него вспоминаю? Просто вирусный мем у меня в мозгу, а не бывший муж, который, между прочим, не просто так стал бывшим. А потому, что изменник».

Конец ознакомительного фрагмента.