Надо – значит надо!
Шрифт:
— А-ха-ха! — ржёт шатен. — Как он тебя, Мамедыч! Под пальмой будешь лежать, как папуас, в натуре. А я всегда знал, что ты папуас загримированный.
— Чё ты сказал, дух?! — надвигается на меня Мамедов. — Ты чё, козёл? Ты ох**л? Ты на кого пасть открыл? Скажу говно жрать, и ты будешь! Понял? Ты видишь лычки на погонах?
Он хлопает себя по ефрейторским лычкам.
— Это вряд ли, братан, — качаю я головой. — К тому же, сам знаешь, ефрейтору гордиться особо нечем.
— Ну, ты и борзый, чушкан! — тоже смеётся рыжий. — Будешь жрать!
Вообще,
— Да, Мамед, фазан нынче борзый пошёл, учить его не переучить, — замечает шатен и обращается ко мне — Ты чё, фраер. Наше отделение в наряде по кухне. Давай, приступай. Мы тут весь день впахивали, пока ты прохлаждался. Ты по штабам тихарился, жопу отсиживал, баб наших е*ал, а мы службу тянули. Давай, в натуре, хватай скрябку в руки и дочищай.
— Не, пацаны, научить я и сам кого хочешь могу. Например товарищескому общению. Помочь мне не впадлу, но ездить на мне не будете. По-любому. Тем более, мы ж тут одна семья, я слышал.
— Чё ты проныл, лупень? Какая семья, нах? Иди сюда, я сказал!
Ну, а как иначе? Дедовщина, не дедовщина, какая разница. Если приходишь в новый коллектив, будь готов к тому, что нужно себя поставить так, чтобы уважение было, и чтобы сомнений у товарищей не возникало в твоём месте в пищевой цепочке. Все трое, встав с табуреток, надвигаются на меня.
Не калечить, не ломать, не причинять серьёзного вреда.
— Давайте знакомиться, — улыбаюсь я. — Как меня зовут вы знаете. А вот тебя, рыжий, как?
— Меня не зовут, я сам прихожу, — недовольно отвечает он и выбрасывает вперёд руку, желая пробить мне грудину.
Я блокирую и отбиваю.
— На джеб не тянет.
— Ты, чё, типа боксёр что ли? — восклицает шатен, пробивая мне в голову. — Вернее, пытаясь пробить.
Я просто ухожу от удара, но в ответ ничего не предпринимаю, давая ему проскочить, следуя по инерции за своим кулаком.
— Ребят, хорош, — говорю я. — Чё вы хернёй-то страдаете?
Парни они крепкие, развитые, настоящие атлеты. На турнике, наверное, чудеса творят. Но рукопашники из них никакие, честно говоря.
Мамедов резко бьёт ногой. Просто снизу вверх, безыскусно, по-колхозному. Пинает, как в уличной драке. Правда, делает это стремительно. Но я успеваю. Мгновенно подаюсь вперёд и выставляю перекрещенные в запястьях руки, блокируя удар в нижней части голени. Тут же из этого положения хватаю его за лодыжку и резко рванув, заставляю перекрутиться, переворачиваю спиной к себе, молниеносно дёргаю, сгибая его ногу в колене, и направляю в ванну с почищенной картошкой.
В этот момент меня хватают сзади, обхватывают за грудь, приподнимают и пытаются бросить на пол. Я цепляюсь ногой за край ванны и не даю осуществить этот план. Но держат крепко.
— Поверни его сюда, — раздаётся голос и меня поворачивают.
Передо мной оказывается шатен, значит держит рыжий. Шатен бросается вперёд и уже замахивается, чтобы врубить по незащищённому животу, но я его опережаю, толкаюсь ногой от пола и прописываю ему в грудь неслабый пендель.
Тут же локтем херачу рыжему по печени, а возвращающейся пяткой по голени. Левой рукой захватываю рукав в районе локтя, правую закидываю ему за спину, хватая край гимнастёрки, наклоняюсь вперёд и перебрасываю через себя.
Раздаётся грохот и одновременно с ним недовольный голос:
— Это что здесь такое? Ну-ка, смирно!
На пороге стоит Белоконь. Бойцы вскакивают, как ужаленные и вытягиваются по стойке «смирно». Я, следуя их примеру, делаю то же самое.
— Мамедов, что здесь происходит?
Мамедов мычит и не может слова сказать.
— Жигулин, Игнатьев?
Шатен с рыжим тоже молчат.
— Брагин, это что было? — играя желваками, спрашивает майор.
— Просто пару приёмов показал. Товарищи попросили. Но ничего опасного для…
— То есть ты приёмы знаешь, да? — как бы восхищённо спрашивает майор и подходит ко мне вплотную.
Ого… Он уже накатить успел. Амбре такое, что с ног сбивает.
— А ты слышал когда-нибудь, что знание «приёмов» приравнивается к владению оружием?
— Так это не боевые приёмы, товарищ майор. Спортивные.
— Спортивные, — понимающе кивает Белоконь. — Ну, пошли, я тебе тоже парочку приёмчиков покажу. Вдруг ты такие ещё не знаешь…
— Песец фазанёнку, — едва слышно шепчет рыжий, и мне даже кажется, что я улавливаю в этом шёпоте нотки сочувствия.
— Кто сказал? — жёстко чеканит начальник заставы.
— Виноват, товарищ майор, — с обречённым видом произносит рыжий и тут же получает удар в грудь, от которого отлетает на пару метров.
Он морщится, ничего не говорит и трёт ушибленное место.
— Смирно, я сказал! — выплёвывает Белоконь и рыжий вытягивает руки по швам.
В этот момент Белоконь похож на разъярённого быка. Не хотел бы я оказаться на месте нарушителя границы, пойманного майором.
— Брагин, за мной.
Окинув взглядом троицу, я двигаю за командиром. Мы проходим по плацу, пересекаем вытоптанный пятачок курилки и оказываемся на газоне с давно выгоревшей жёлтой травой. Картофельные чистильщики на почтительном расстоянии следуют за нами. Из казармы выходит ещё несколько бойцов. Кажется, всем интересно поглазеть, как нпогз будет фазану делать выговор с занесением в грудную клетку, а может даже и в «торец».
— Стоять! — командует Белоконь и ставит меня лицом к себе.
Не давая опомниться, он выбрасывает кулак, но я-то жду чего-то подобного, поэтому отбиваю его удар и отвожу руку, переходя в стремительную контратаку. Захватываю руку и умудряюсь провести бросок, отправляя майора на пожелтевшую траву.