Надоело говорить и спорить
Шрифт:
Множество раз будучи в Арктике, трижды пройдя Северный морской путь, я очень много летал вертолетами и самолетами ледовой разведки. Летал я и из Тикси, из Певека, где в то время стоял мощный отряд, который обеспечивал ледовую проводку судов в восточном секторе Арктики, и с бортов различных ледоколов – «Ленинград», «Капитан Сорокин», «Москва». Всегда меня поражала эта черная и очень мужественная работа пилотов ледовой разведки – в связи с тем, что самолет ледовой разведки должен идти на очень небольшой высоте, практически при любом состоянии погоды и точно оценивать лед. Очень интересная
Я много летал в те годы, когда только что был построен и введен в эксплуатацию самолет Ту-104. Практически он открыл для нас нашу страну, потому что он значительно «сократил расстояния» до Сибири, до Дальнего Востока. И вот здесь началось интенсивное осознание того, что этот самолет (грубо говоря – кусок металла с некоторым количеством горючего внутри) стал какой-то связующей швейной иглой нации: он приблизил огромные регионы друг к другу. В конце пятидесятых годов это был очень большой переворот в национальном мироощущении, это было чрезвычайно интересное время, когда сам по себе полет в гораздо большей степени сопровождался серьезными эмоциональными нагрузками.
В качестве пассажира я много летал на самых различных авиационных транспортных средствах в Сибирь и на Дальний Восток.
Писал я о ряде экипажей и о многих авиаторах, в том числе о замечательном линейном пилоте Герое Советского Союза Якове Киреевиче Минине, который летал в то время на самом большом в мире самолете Ту-114. Я с этим экипажем летал два или три раза в Хабаровск и обратно. И труд современных пилотов, увиденный мной с лоцманского кресла, совершенно изменил мое представление об этом очень сложном, многообразном и, естественно, ответственном труде. Подружился с этим экипажем, долгое время мы поддерживали связь.
Мне посчастливилось много пережить вместе с двумя замечательными людьми из нашей отечественной авиационной истории – с Валентином Ивановичем Аккуратовым – бывшим флагштурманом полярной авиации, и Василием Петровичем Колошенко – одним из выдающихся советских испытателей вертолетных систем. С обоими я познакомился в Арктике и много там летал. Потом это арктическое знакомство вылилось в долгую дружбу и разнообразное сотрудничество.
Однажды, когда я летал по делам в Вильнюс и мы еще бежали по взлетной полосе, вдруг я увидел, что рядом стоит вертолет Ми-12, который в то время был сделан в одном или двух экземплярах. Василий Петрович Колошенко об этой машине мне много рассказывал и однажды нарисовал мне ее компоновочную схему. Саму же ее видеть не приходилось. И вдруг я ее вижу в Вильнюсском пассажирском аэропорту. Когда мы выгрузились из салона, я подошел к этому вертолету и спросил у стоявшего рядом человека, кто ее командир. Он говорит, что командир – Колошенко. «Где он?» Одним словом, мы разыскались в Вильнюсе, провели там с Василием Петровичем несколько дней. Он как раз летел со Всемирного авиационного салона Ла Бурже в Париже, перегонял машину в Москву.
Если коротко сказать о моем отношении к авиации, то его можно охарактеризовать
1984
Из записных книжек
Жизнь заставит – станешь и композитором (1973-1980)
• Жизнь коротка, но не настолько, чтобы не путешествовать.
• Я мчусь по дороге, сидя в высоком кресле голубого автобуса, и вижу, и чувствую, и знаю, что – Боже мой милостивый, единственный и любимый – никогда, никогда в моей жизни не будет этого – песочного «Фольксвагена», веселой на склоне лет блондинки за рулем, машины, полной молодых, доброжелательных женщин, и мчимся мы куда-то на веселую пьянку, и все острят, что Визбор не в счет, что он – своя баба, и предчувствие веселья пьянит больше, чем вино.
• Я многих в полет провожаю,
А сам никуда не летаю.
• Мудрый побеждает неохотно.
• Дело к вечеру – комплимент густеет.
• Если откровенность на откровенность – я не пью. А если еще больше откровенность – для вас двести грамм выпью.
• Шагомер под кроватью.
• Тот, кто занимался десятиборьем, вправе сказать, что у него было тяжелое детство.
• И мотало меня, как березовый сок.
• Выдь на Волгу – чарльстон раздается.
• Заезд в санаторий 4-го управления. Жена капитана дальнего плавания пишет в радиостудию и просит для мужа исполнить песню «Не спеши».
• Сильно гуд!
• Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали.
• В гостиничный холл, где все сидели и смотрели футбол, вошел молодой человек:
– Кто играет?
Народ обернулся. Играли «Динамо» Киев – «Спартак». Сказали.
– Какой счет?
Еще обернулись:
– 2:1.
– Во что играют?
Ну, тут его выгнали.
• Мастер неинтересного рассказа. Все в подробностях.
• Имя человека – Мосторг Петрович Сытин. По домашнему – Мусик.
• Лазер – мелкий вор. Мазер – художник-абстракционист.
• Советское – значит шампанское.
• Не, я не активный уже боец. Правда, могу себя еще расценивать как поле битвы.
• Какое у него телосложение? У него теловычитание.
• Единственное, что у него было положительным, так это реакция Вассермана.
• Сейчас выступает поэт – по профессии кандидат наук.
• Человек-загадка: чего ни спросишь, ничего не знает.
• Прежде всего начальник не должен мешать работать.
• Интеллект против прухи бессилен.
• – Он кем работает?
– Ударником.
– Производства?
– Нет, в оркестре.
• В санатории было так мало мужчин, что некоторые женщины уехали не отдохнувши.
• Утро было такое унылое и серо-дождливое, что он пожалел, что родился на свет.
• С левой руки – буревестник революции.
• Кит – на море романтик.
• Что есть человек? Химическое предприятие плюс система клапанов. Механика – это немножко.
• Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые.