Надпись на сердце
Шрифт:
— Не бойтесь, умирайте, я вам окажу первую помощь, — усмехнулся он. — Но, как старый невропатолог, смею вас уверить, что от здорового любопытства не заболевают. Играю я действительно очень слабо. Так, среднее любительское образование: первые три хода всех дебютов и умение сдаться за ход до неизбежного мата. Но я немного гипнотизер. Не такой уж известный, но все-таки... И вот к нам в санаторий, где я постоянно работаю, прибыла на отдых группа шахматистов. Готовились они к какому-то турниру... Вот я однажды, ради шутки, упросил гроссмейстера Н. сыграть со мною. На двадцать первом ходу я сумел, наконец,
Все захотели сыграть со мною. Я поставил только одно условие: ссылаясь на нервозность, просил играть в отдельной комнате, без свидетелей. Я выиграл у двоих мастеров. Они в конце концов, конечно, тоже догадались, в чем дело. Но согласно нашей договоренности скрыли это от друзей. Пятому мастеру я проиграл — устал уж. И тогда публично разоблачил свой «метод». Между прочим, не сыграть ли нам партию? Дорожные шахматы всегда со мной.
— С удовольствием. Только учтите, что я не мастер и со мною можно играть честно, — сказал я. — Обычным методом.
Аллопатов поклялся на меня не влиять. Мы играли до тех пор, пока чемпион мира и его противник не отложили своей партии, пока билетеры не попросили нас покинуть помещение. Доктор сделал со мною только одну ничью. Остальные партии проиграл.
— Интересно, — сказал он, — если я проиграл вам, а победил гроссмейстера Н., то можно считать, что вы играете сильнее гроссмейстера, а?..
...Вот при таких обстоятельствах я и познакомился с доктором Аллопатовым.
ТАИНСТВЕННОЕ СЕРДЦЕ
— Вот видите этого мощного юношу? — как-то раз, показывая на известного метателя ядра и многоборца, спросил меня доктор Аллопатов. — Так вот, его сердце меня одно время очень волновало...
— Не может быть! — ахнул я. — Это же чемпион! А его сердце всегда обязано быть в сверхотличном состоянии!..
— Я готов вам сообщить кое-какие подробности, — усмехнулся Аллопатов. — Однажды заходит ко мне этот юноша и просит его осмотреть. Ни на что конкретно не жалуется, но... Я очень внимательно выслушал его — все обстоит самым великолепнейшим образом.
На следующий день или через день — не помню точно — опять мне вносят его карточку. Прошу. Входит очень смущенный. «Профессор, — говорит, — что-то опять... какие-то явления...» Рассказать толком не может, только смущается. Опять выслушиваю. И действительно, некоторые странности в работе сердца. Аритмия. То нормально оно бьется, то вдруг количество ударов увеличивается... Без всяких видимых причин, коллега! Потом опять нормально, потом опять учащенно, но без правильных периодов — стихийно.
«Да, — говорю я ему, — придется вам зайти завтра ко мне снова. Действительно, что-то не того... Надо посоветоваться будет...»
И он, представьте, так обрадовался, так обрадовался:
«Спасибо, доктор, непременно приду...»
В этот же вечер он поставил рекорд по метанию ядра. Я ломал себе голову — в чем дело? Человек
Но на следующий день загадка «таинственного сердца» была решена. Она оказалась очень простой. Ее раскрыл профессор, приглашенный для консилиума. Оказалось, сердце чемпиона действительно было не в порядке. Но — в другом смысле.
«Пациент влюблен, — сказал мне профессор. — Влюблен в вашу ассистентку, доктор. Заметили: как только она входит в кабинет, сердце чемпиона начинает биться ускореннее. Как только она выходит — ритм становится нормальным...»
Он оказался прав: когда я подверг чемпиона допросу, тот во всем сознался. И в результате я потерял ассистентку — чемпион увез ее к себе на родину, в теплые края.
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ БОЛЬНОЙ
Есть такая категория особотрудных пациентов: мнитики. Те, кто страдает мнительностью и поэтому особенно недоверчив. Их врачи так и называют — «психологические больные». Потому мнитиков, по правде говоря, должны лечить не терапевты, а психиатры.
У Аллопатова много рассказов о мнитиках. Один из них мне особенно нравится.
Некто Шавочкин был, пожалуй, одним из самых мнительных людей на свете. Если бы разыгрывалось мировое первенство по мнительности, то он бы, несомненно, занял место на пьедестале почета. Про Шавочкина говорили, что даже кусок хлеба, мимо которого пролетела муха, он на всякий случай, прежде чем отправить в рот, раза два йодом намажет — для дезинфекции.
Порошков Шавочкин поглощал по каждому поводу такое множество, что, будь у него здоровье хоть немного послабее, он бы давно, как говорится, «убыл в мир иной».
Очень любил Шавочкин анекдоты о невежестве врачей. Хихикая и хватаясь по привычке то за сердце, то за печень, то за левую почку, Шавочкин рассказывал знакомым о том, как какой-то эскулап, выписывая свидетельство о смерти, в графе «Причина» написал: «Умер от диагноза».
А когда пьяный кучер, заснув, выпал из телеги, то тот же легендарный фельдшер определил кучерскую травму, как «ПРОЛЯПУС ТЕЛЕГУС».
— Один гражданин попал под трактор. И его не то пробороновали, не то вспахали, не помню точно, — захлебываясь, сообщал Шавочкин. — Когда привезли на медпункт, то записали в медицинскую карточку: «Неосторожное обращение с сельхозинвентарем». А? Каково? Нет уж, лучше я сам себя буду лечить.
Доктор Аллопатов, к которому обратились родственники Шавочкина, не мог сразу составить план лечения. Имелся, правда, более или менее патентованный способ вправления мозгов мнитикам. Аллопатов построил у себя в кабинете фантастическое сооружение. В дело пошли и старая машина, которая употребляется в парикмахерской высшего разряда для сушки волос, и испорченный пылесос, и списанное в утиль зубоврачебное кресло, перекрашенное в черно-зеленый цвет, и еще несколько столь же многозначительных, но совершенно бесполезных предметов. Мнитик с трепетом душевным садился в это сооружение, ему завязывали глаза, Аллопатов включал ток, что-то жужжало, потрескивало, и когда через десять минут пациент бодро откланивался, то, по его собственным уверениям, он уже чувствовал себя значительно лучше.