Надпись на сердце
Шрифт:
— Сегодня вы осмотрели Верховье, — сказал дед, — и завтра, если будет ясный безветренный день, тоже увидите Верховье. То и другое — настоящее, в чем вы сможете убедиться. Я буду вашим экскурсоводом! Предъявлю вам, граждане и господа, так сказать, вещественные доказательства...
— Начинаются русские сказки, — усмехнулся скептически настроенный старичок. — За одну ночь нам выстроят старую деревню! Вот что значит знаменитое русское гостеприимство — все для гостя! Но предупреждаю вас, господа, это будет пропагандой скоростного строительства — и только! Нас не сагитируешь такими
Председатель колхоза Сергей Иванович толкнул деда Непоседа под столом ногой: мол, думай, что говоришь! Но дед только бороду погладил да глазом моргнул успокаивающе: дескать, все будет в порядке, скептик будет посрамлен!
...Утром, к величайшему сожалению ехидного старичка, никаких «старорусских» построек на селе обнаружено не было. Все было по-новому, как прежде. Кончился завтрак, пришел дед Непосед в новом пиджаке, при всех регалиях. Он повел гостей на пристань Дзыбинского водохранилища, или, как называли его в районе, Дзыбинского моря. Там туристов ждали две моторные лодки и три баркаса. Посадка экскурсантов прошла по всем дипломатическим правилам — в обстановке взаимопонимания и обоюдного доверия, — после чего флот «отдал концы» и вышел в открытое море.
Евграфыч лежал на носу флагманской моторки и смотрел на дно. Черно-бурая борода деда время от времени касалась водной поверхности.
Кругом на солнце сверкала водная гладь, чайки кружились вокруг баркасов, нежный, ласковый ветерок скользил над морем, такой ласковый, что вода оставалась невозмутимой, ни единой складочки не появлялось на ее голубовато-зеленом челе.
— Стоп! — приказал Евграфыч. — Глуши моторы! Экскурсия начинается!
Дед сел на носу своей моторки. С бороды капали крупные, как горошины, капли и, сверкнув на солнце, падали в лодку. Глаза у деда были веселые-веселые — казалось, они искрятся.
— Так вот, дорогие гости, насчет старины нынче стало трудно... Ее на дне морском искать приходится — вот, прошу смотреть вниз, под воду, стало быть. Перед вами, вернее — под вами, село Верховье, каким оно было двадцать лет назад!.. То есть до постройки плотины на реке Дзыбе, в результате чего и получилось это водохранилище. Вы, товарищ переводчик, там по пути подшлифовывайте меня, а то, сами понимаете, я еще экскурсовод молодой... так сказать, экскурсовод-ученик...
Переводчик улыбнулся.
— Вы себя недооцениваете, Николай Евграфович! — сказал он. — Продолжайте действовать в том же духе!
И Евграфыч продолжал:
— Село мы вновь построили, конечно, с помощью государства, на новом месте, — там, где вы его видели, а старое Верховье — то, что у вас под ногами, — осталось на дне да в путеводителе вашем. Если бы нам сейчас еще раз переезжать, мы бы с собой почти все теперешнее хозяйство забрали, вот как на Цимлянском водохранилище переезжали станицы или во времена создания Московского моря... А тогда нам не было смысла в новую жизнь старье тащить — избенки да хибары древние: к чему они? То, что могло в хозяйстве пригодиться, захватили, а остальное — рыбам...
Яркие солнечные лучи освещали дно. По мере того как глаза привыкали к зеленоватому сумраку подводья, перед экскурсантами метрах в трех-четырех
— Здесь, вот в этом омуте, я родился, — сказал дед, отжимая бороду, — тут еще такой сарайчик стоял, да весь развалился, и теперь яма... Сом, говорят, прописан в яме той... А вот, видите, налево избенка? В ней жила семья Шатовых, Евдокии Григорьевны, нынешней Героини Социалистического Труда. Вон, смотрите, в ее окна сейчас стая рыб заплыла... Да ведь вы, гражданин, у Шатовой в доме сегодня ночевали! Как ее теперешние хоромы, понравились? Как спалось? Какие сны снились?
— Пропаганда! — ответил скептик.
— Значит, все было очень хорошо! — улыбнулся дед, и все гости засмеялись.
— Кстати, Евграфыч, — сказал моторист, — в кулагинской избе, в печке, налим-постоялец объявился! Никак выманить не могу. Рыбина сама в печь зашла, а зажарить некому — вот положение! Давай сюда после экскурсии заедем, обмозгуем это дело, а?
— Что ж, заедем! Вы насчет налима не переводите, — сказал Евграфыч переводчику, — не вмешивайте иностранных туристов в наши внутренние дела! А теперь, граждане гости, давайте пройдемся вдоль главной улицы села! Посмотрите, как мы жили в доколхозную пору, запустение наше бывшее понаблюдайте, бедность!
Флотилия поплыла вдоль улицы.
— Можете свериться по вашей фотографии! — сказал дед Непосед. — Сейчас мы находимся на той точке, откуда фотограф снимал село — тут раньше стоял дом мельника Гриценко... Ну что, верно снято старое Верховье? Точно! Значит, все в порядке, никакой пропаганды, сплошной исторический факт! Сегодня вы видите наш вчерашний день так же, как вчера видели наш сегодняшний день, и спасибо вам, граждане, и вашему путеводителю за полезную идею... Теперь вы действительно в воду глядели!..
— За что он меня благодарит? — испугался старичок, от волнения проглотив, не разжевывая, очередную ириску. — Может, я что-нибудь сделал... такое... хорошее для колхоза?.. Тогда я буду иметь большую неприятность!
— Был такой грех, — сказал дед, выслушав перевод, — сделали вы полезное дело: натолкнули нас на мысль открыть при колхозном клубе филиал — музей старого быта: «Верховье доколхозного периода». Я буду экскурсии водить — тут уже скептикам придется плохо: все экспонаты в натуральную величину! Итак, осмотр музея продолжается! Мы находимся на главной улице, возле питейного заведения, которое в старые времена заменяло клуб, читальню и школу...
И дед Непосед продолжал показ подводного Верховья. Скептик держал язык за зубами, а под конец, когда лодки повернули к берегу, выкинул свой путеводитель за борт.
...После этой поездки деда Непоседа и стали звать экскурсоводом. А в «музей старого крестьянского быта» теперь ездят часто — и школьники и приезжие. Евграфыч начинает свои экскурсии так:
— Экспонаты руками прошу не трогать, а также не нырять и вообще не мутить воды! Спасательные круги и книги жалоб и предложений находятся у экскурсовода! Итак, предлагаю вашему вниманию старое Верховье! Начнем с околицы...