Наедине с собой
Шрифт:
И вот теперь, спустя полвека, есть в Америке громадный Институт Роршаха, где собрано больше миллиона протоколов. Есть отработанные методики. По родам войск в США распределяют по Роршаху, по Роршаху принимают на работу все крупные фирмы.
Это дискуссионный вопрос – практика, практическое применение. Тем более что тест этот требует идеальной подготовки, величайшей добросовестности и полной освобожденности от личных пристрастий. В американских колледжах иа психологических отделениях Роршаху учат три года. Только Роршаху, работе с ним.
Но сам тест, так как он был задуман – для выявления структуры личности, – сам тест ни в чем не виноват и ничего не теряет от повсеместного
…Петя, как фокусник колоду карт, достал таблицы величиной со школьную тетрадь. Нет, немного меньше.
– Что это?
– Летучая мышь. В самом деле, тут были и крылья, и подобие головы. И все было симметрично.
– А это?
– Две женщины, нет, может быть, даже мужчины или древние люди, дикари, что-то варят в очаге.
– А дальше?
Дальше были медвежата, и крабы, и бегущие куда- то не то коты, не то бобры, и мягкие голубоватые облачка, и бабочка-капустница, и готический собор, окруженный тучами, и два гномика в красных колпачках. А быть может, это были не колпачки, а духи, духи кровавых и беспощадных сказок вовсе не в стиле братьев Гримм, или просто рентгеновский снимок, тревожащий своими дымчатыми очертаниями?
Карты лежали на столе вперемежку с греческим обедом. Стол освещала настольная лампа, бутылка бросала на картинки причудливую тень. Наша трапеза, наш разговор походили на урок черной магии. Пятна втягивали в себя. Не отпускали. В нерезких границах их между черным и белым появлялись все новые видения. Не первый и не второй раз видела я эти таблицы, даже во сне они снились: ветер, набегающие облака. Из облаков рождаются два лица (подплывают нос, губы, глаза – страшно!), строят друг другу рожицы, смеются, показывают розовые язычки – и вдруг, словно ветер схватил их за волосы, ветер судьбы, разлетаются в разные стороны. И снова огромный, космический простор неба, и снова все первозданно. И просыпаешься оттого, что не хватило воздуха, как на высокой горе. А это не гора – это знакомые кляксы Роршаха.
Но почему все-таки Роршах так популярен? Потому что в Роршахе можно проследить многие этапы общения человека с миром: что человек может взять от мира, с какой скоростью, как использует он свою память. Тесты такого типа называются «проективными». Человек привносит в них себя: свои воспоминания, свою профессию, свое душевное состояние. Роршах – тест уникальный. Он предоставляет человеку полную свободу. Это не ответы типа «да – нет» и не составление рассказов по сюжетным картинкам, как в популярном тесте «ТАТ»: «допустим, мальчик сидит, грустно облокотившись на скрипку. Глядя на картинку, расскажите, что было, есть и будет с этим мальчиком».
Глядя на мальчика, вы не скажете, что это мамонт или ракета, вас ограничили сюжетом. Другое дело, что, строя свой рассказ, вы, сами того не подозревая, расскажете свою жизнь. Даже если попытаетесь придумать нечто шаблонно-литературное, в этом шаблоне будет ваш единственный в мире личный шаблон, детали и краски вашей жизни. И все-таки в рассказе будет присутствовать скрипка, мальчик, его грусть.
Роршах не связывает ничем. Он, как сказали бы кибернетики, задает беспорядочную информацию. Из этой информации вы создаете свои миры. Расшифровать эти миры дело экспериментатора.
В Роршахе есть несколько
А цвет? Цвет – барометр эмоционального настроения. Когда после черно-белых карточек иному испытуемому внезапно показывают цветную, вместо десяти секунд ему нужно двадцать, чтобы дать ответ. Двадцать секунд он не может найти образ. Но если человек видит в Роршахе только цвет, если цвет заслоняет все остальное, если человек мечется по цветовым пятнам, не в силах справиться с собой, – это свидетельство бьющей через край эмоциональности.
Самая резкая реакция в этом тесте бывает, конечно же, на цвет красный, хотя в подлинных картах Роршаха он нежен, розоват и нестрашен. Но… огонь, кровь. Огонь пожара, огонь выстрела, кровь – красный цвет действует чисто физиологически. Это пришло из далеких времен, это запрограммированная в нас генетически тревога.
Черный, серый, голубой, зеленый… Вот основные цвета, представленные в тесте, и тут стоит отметить, что Роршах первым ввел цвет как способ исследования человека.
Формула «Движение – цвет» меряет, чего в человеке больше – интеллекта или эмоциональности. Счастливая гармония, как показывает опыт, встречается редко.
Важный показатель по Роршаху – форма пятна. Что человек видит, как он оценивает карту: всю сразу или фрагментами. Количество ответов по всему тесту показывает, что «ведет» в человеке: способность объять целое, интеллект логический, разработанный, привыкший упорядочивать действительность, или хаос, беспорядок, жажда за что-нибудь ухватиться, лишь бы ухватиться.
А как важно, что именно видится в пятнах Роршаха! Как важен сюжет! Тут выясняется довольно странная вещь: казалось бы, человеку предоставляется полный простор – можно высмотреть в кляксах весь живой и предметный мир. Но мир этот, как показывают сотни тысяч экспериментов, умещается с небольшой натяжкой всего в несколько условных категорий, которые называют испытуемые при обследовании: животные, растения, человек, география, анатомия, рентген, огонь, архитектура… Странновато мы квантуем мир, не правда ли?
Самый частый, банальный ответ по Роршаху – звери. Звери, птицы, рыбы. Звери нейтральны. Их легко вообразить. «Количество животных», да пусть не рассмешит читателя эта формулировка, – показатель умственной энергии, активности ума. Если тест провести дважды в день – утром и вечером, вечером «звериных» ответов будет гораздо больше, на 20-30, чем утром: к вечеру человек устает, взлеты воображения, богатство ассоциаций – это труд. Вечером в ход идет то, что легче видится.
Анатомия, рентген, огонь, архитектура – каждый как самостоятельный признак, что же это такое? Вещи очень разные и вместе с тем похожие – огонь и рентген, анатомия и архитектура, если испытуемый видит это, значит, в нем заложены, как заряд в пушку, тревоги, беспокойства, эмоциональные беды. Только вот когда выстрелит пушка, если уже есть заряд? Роршах не прогнозирует, он констатирует: порох есть, и он сухой, и человек может взорваться. При полном душевном благополучии не увидит испытуемый рентген легких там, где проще увидеть бабочку или ту же летучую мышь. И не увидит он сердце, истекающее кровью. И не будут ему чудиться в каждой картинке окна, двери, рвы, крепостные валы, соборы.