Наемник
Шрифт:
Живописно, но мрачновато, решил Каргин и, нахмурившись, повернулся к Нагорной дороге. Она была безлюдна; вдали сверкало озеро, а за ним, словно серый гриб на краю начищенной сковородки, высился Второй блок-пост. Пустой, как яичная скорлупа.
– Людей, что ли, не хватает… - с неодобрением пробормотал Каргин.
– Где часовые? Непорядок!
– Хватает, - эхом откликнулся Том.
– Но Патрик-сан велел убрать солдат от озера. Совсем недавно, недели три назад.
– Зачем?
Они медленно направились к берегу по извивавшейся змеей тропе. Под обрывом, облизывая подножия скал, рокотали волны.
– Зачем? Хороший вопрос… - По губам Тэрумото скользнула улыбка.
– Если Керк-сан позволит, я бы сказал, что у старых людей свои причуды. Наш почтенный хозяин
– Даже кошка имеет право глядеть на короля, - вымолвил Каргин, подумал и добавил: - А как же мы? Ты, я, Арада, Симс и все остальные? Мы ведь тоже на него глядим.
– Мы - другое дело. Мы не чужие. Мы из его клана, из его дома.
– То есть принадлежим ему? Как самураи владетельному князю?
– Что-то вроде этого, Керк-сан.
За поворотом тропы открылся пляж - полоска желто-серого песка, стиснутая утесами, мотавшиеся по ветру кроны пальм, пара легких решетчатых домиков с натянутым между ними тентом и шезлонгами на деревянном помосте.
– Я бы не назвал старика необщительным. Случается, он даже разговаривает, - задумчиво произнес Каргин и покосился на японца.
– С тобою тоже?
– Время от времени. Он… - Том, будто в нерешительности, опустил голову.
– Если позволишь, Керк-сан, я расскажу… Наша семья знакома с ним давно и многим ему обязана. Еще с тех пор, как он работал в Токио, в американском посольстве… лет, должно быть, пятьдесят назад… Говорили, что он был близок с Кику-сан… с матерью моего отца… очень близок, но я подробностей не знаю. Кику-сан умерла, когда я был ребенком. А отец…
– Что - отец?
– спросил Каргин, сбрасывая рубашку и шорты. Они ступили на помост. Доски его были гладкими, теплыми, сухими.
– Отец об этом не говорит. У нас не принято порицать родителей и тех, кто оказал благодеяние… К тому же отец - управляющий "Сумитомо Арсенал Индастриз", одной из компаний Патрика-сан. И он дал мне хорошее воспитание, традиционное, в древнем самурайском духе… классическая поэзия, веротерпимость, понятия долга и чести, бу-дзюцу и кэмпо [32] … еще - искусство благодарить и кланяться. Но Патрик-сан сказал, что этого не хватит.
32
Бу-дзюцу - японский термин, обозначающий воинские искусства вообще; кэмпо - искусство рукопашного боя.
– Правильно сказал. Не знаю, как в Японии, но в остальных местах кланяются редко. Еще реже благодарят.
– Теперь я это понимаю, - кивнул Том.
– Мне двадцать восемь, и десять лет я прожил в Америке и еще немного - здесь, на острове. Теперь я понимаю… Мир - это вовсе не Япония. Хотя Япония - лучшая, самая прекрасная его часть.
Тоже парень не у дел, мелькнуло в голове у Каргина. Храбрый самурай в стране биг-маков и небоскребов…
Они опустились в шезлонги, помолчали, взирая на вышитый пеной шелк океанских вод. Ветер гнал по небу облака, напоминавшие танцующие девичьи фигурки - одна, похожая на Кэти, вдруг приковала взгляд Каргина. Он помотал головой, избавляясь от наваждения, и произнес:
– Десять лет на чужбине… И все это время ты был при старике?
– Нет, Керк-сан. Сначала - колледж, после - школа секьюрити, Гарвард и магистерский диплом… В школе учили стрелять, а в Гарварде - бизнесу, честному бизнесу, но когда научили, Патрик-сан сказал, что бизнес честным не бывает. Бизнес - это драка, в которой все дозволено. Занятие для настоящих мужчин. Для тех, кто не ведает жалости и не боится крови.
Знакомая песня, мелькнуло в голове у Каргина.
– И потому тебя определили телохранителем? Чтоб ты таскал пистолет и нож и не боялся крови?
Том невесело усмехнулся.
– Наверное. Может быть. Не знаю. Видишь, сколько ответов… Но стоит ли их искать? Патрик-сан сказал: будь при мне. Служи. И это все.
– Долго ты здесь?
– Три месяца. С тех пор, как получил диплом магистра.
А на кой он тебе?..
– подумалось Каргину. Пистолет протирать? Так верно бумага жестковата…
Но вслух он этого не сказал, а предложил купаться.
Больше в тот день они про хозяина не вспоминали, а говорили о другом - о детстве, о том, что оба родились в краях дальневосточных, что от острова Хонсю до уссурийской тайги рукой подать, и что, возможно, их поливало одними и теми же ливнями и ветром сушило тоже одним. Но тут Каргин сообразил, что он постарше на пять лет, и стал прикидывать, где обреталось их семейство в тот период, когда младенца Тома еще кормили из бутылочки. В Монголии?.. Или под Абаканом?.. А может, уже в Туркестане, в городе Кушке?.. Про Кушку он помнил, что отучился там четыре года, в первой из своих школ, пока отца куда-то не перевели - в Тулу или в Ирбит под Свердловском.
На обратном пути, когда они добрались до озера, Каргин заглянул в пустовавший блок-пост. Проем в полуметровой бетонной стене, три амбразуры, затянутые паутиной, пол в сеточке трещин, светильник у потолка… Строение примыкало к утесу, и здесь к стене был принайтован бронированный шкаф - очевидно, с боезапасом и снаряжением. Скорее всего, пустой, однако с плотно закрытой дверцей. Подергав ее и не найдя ничего любопытного, Каргин хмыкнул и вернулся к дороге.
Четвертое июля, День Независимости [33] , было отмечено подъемом флагов, торжественным ужином, салютом и фейерверком, грянувшим на закате. После все перепились, а Каргин отправился в библиотеку и разыскал увесистый томик японской поэзии в переводах на французский. Но это чтение показалось ему слишком интеллектуальным, не соответствующим моменту; сунув книгу обратно в шкаф, он взял "Мартовские иды" Уайлдера, стопку детективов - Дэй Кин, Спиллейн и Макдональд; затем потянулся к "Сказкам южных морей" в темно-синем тисненом переплете, с серебряной шхуной, летящей на всех парусах к далекому, заросшему пальмами острову. Джека Лондона он обожал с детства: в Кушке, в гарнизонной библиотеке, детских книжек не нашлось, зато имелось собрание Лондона в восьми томах, и Каргин прочитал их от корки до корки. Было ему тогда одиннадцать лет.
33
День Независимости - один из национальных праздников США.
В середине месяца, за неделю до хозяйских именин, прилетел серебристый "оспрей", но почему-то без Магуара, Квини, Тауэра и прочих влиятельных отпускников. Возможно, эти персоны, которых хозяин любил и ценил, еще не нашли для него подарка; возможно, задерживались по делам или же в силу иных причин, неведомых Каргину; возможно, намечался еще один рейс, поближе к великой дате. Но их отсутствие было возмещено с лихвой.
Первым из самолета вышел наследный принц и президент Роберт Генри Паркер, в костюме колониальных времен, пробковом шлеме и темных очках; ни дать, ни взять, сагиб-британец, готовый поохотиться на тигра. За ним шагали полусонный Мэнни и взмокшие пилоты с багажом; один из них тащил знакомый ящик с крупнокалиберными пушками. И, наконец, явилась Мэри-Энн, будто королева в тронном зале: рыжие локоны до плеч, алый хитон, расшитый блестками, туфли на высоких каблуках, алмазные серьги и ожерелье. Под утренним солнцем она светилась и сияла как новогодняя елка, доставленная на Иннисфри то ли с некоторым запозданием, то ли с расчетом на неминуемый праздник, который случится месяцев через пять.
Трезвая, и при параде, отметил Каргин, приникший к телескопу. Он поглядел, как вице-мэр и капитан Акоста, встречавшие гостей, целуют ручку Мэри-Энн, затем ведут ее и Бобби к кадиллаку; как взвод Сегри берет "на караул", а лейтенант Гутьеррес открывает дверцы; как грузят чемоданы и коробки и как рассаживается по джипам почетный эскорт; как Мэри-Энн воркует с черноусым Гутьерресом, а Боб, недовольно скривив губы, посматривает на них.
Кортеж тронулся, и Каргин, оторвавшись от телескопа, невесело вздохнул.