Наемник
Шрифт:
Парк был безлюден и тих, но на ступенях виллы маячил чей-то тощий силуэт. Машина, миновав аллею, притормозила у лестницы, и теперь Каргин смог разглядеть встречавшего подробней. Худощавый узкоплечий человек лет сорока, с высокомерным смуглым лицом; глаза упрятаны за темными очками, волосы странные, темные, но с медным отливом, будто угли, тлеющие под слоем пепла. Одет, несмотря на жару, в строгий костюм при галстуке и жилете; у пояса - мобильный телефон, на пальцах - золотые перстни. Он не понравился Каргину - слишком напоминал нового русского кавказской выпечки.
– Этот костлявый хмырь - Умберто Арада, он же Хью, - негромко пробасил Спайдер.
– Доктор экономики, магистр менеджмента и трижды бакалавр. Личный референт старика. Не из нашей компании. Во-первых, чертов аргентинец, а, во-вторых, ни пива, ни виски не пьет и брезгует чикитками.
В голосе его слышалось легкое презрение - такое, каким человек упитанный и склонный к житейским радостям, одаривает тощих анахоретов и святош. Отметив это, Каргин кивнул и поинтересовался, какая же компания - "наша". Скоро увидишь, ответил Альф и полез вон из машины.
– Мистер Халлоран ждет наверху.
– Английский аргентинца был столь же безупречным, как и его костюм.
В молчании они вошли в большой прохладный холл с колоннами, высоким сводом и двумя изгибавшимися полукругом мраморными лестницами, ведущими на второй этаж. Колонны отгораживали жерла арок; одна, как помнилось Каргину, обрамляла ход к гостевым покоям в северном крыле, а в южном располагались столовая, кухни, кладовые и спуск в убежище. Простенок между лестницами украшало тускло поблескивающее чернью и золотом мозаичное панно: орел, как на американском гербе, но с добавлением - парой револьверов, стиснутых в когтистых лапах, и надписью: "Кольт создал Соединенные Штаты".
Как на визитке Кэти, отметил Каргин, направляясь вслед за Арадой и Спайдером к лестнице.
Ее белоснежный мрамор был окутан ковровой дорожкой, заглушавшей шаги, перила поддерживал строй бронзовых римских воинов в доспехах, на стенах сияли светильники и зеркала, на площадке бугрились мускулы статуй: Марс в гривастом шлеме, кующий меч Вулкан, Минерва с грозно подъятым копьем. Не останавливаясь, они миновали площадку второго этажа; по обе ее стороны открывались анфилады залов со стенами в панелях из дуба и красного дерева либо обтянутых шелками; люстры, драгоценная мебель, узорчатый паркет, огромные фарфоровые вазы, изваяния, картины… Парадная миллиардерская берлога, решил Каргин и бросил взгляд на аргентинца. Тот шагал как заведенный, с окаменелым невозмутимым лицом. Очки его торчали из кармана, и теперь можно было рассмотреть глаза - не темные, а вроде бы серо-зеленые, совсем не подходящие для представителя латинской расы. В точности как у Паркеров, мелькнула мысль, но додумать ее он не успел. Под ногами загрохотали каменные плиты, налетевший порыв ветра дунул в лицо, яркий солнечный луч заставил прищуриться.
– Чтоб меня Тор пришиб!..
– пробормотал Каргин на русском и огляделся.
Они очутились на верхней террасе, скорее даже - эспланаде, открытой к востоку, закругленной с одного конца, ровно срезанной с другого и висевшей над стометровым отвесным обрывом. Эта площадка была продолжением дворцовой кровли на уровне третьего этажа; сам этаж возвели прямо здесь, будто пентхауз на крыше какого-нибудь нью-йоркского небоскреба. Со стороны парка фасадом служили массивные колонны и глухая, без окон, стена, но с террасы вид был иной, более веселый и приятный: широкие оконные проемы за водопадом виноградных лоз, полосатый тент, защищавший от солнца, скамьи под невысокими пальмами и мандариновыми деревцами, фонтан и крохотный пруд, где в тишине и прохладе сияло чудо - огромная амазонская кувшинка. Отдельно, метрах в двадцати от здания, у южного края террасы, стоял павильон с полусферическим куполом; купол был раздвинут, и в щель выглядывало стеклянное око телескопа.
Референт шагнул к дверям, едва заметным под вуалью виноградных листьев, и что-то тихо сказал сидевшему у порога человеку. Тот поднялся - будто перетек из одной позы в другую без всяких видимых усилий, не напрягая мышц. Не европеец, отметил Каргин, китаец или японец. Скорее, японец; широкоплечий, среднего роста, молодой, однако не юноша и на слугу не похож - держится спокойно и с достоинством.
Японец выслушал Араду, повернулся, приоткрыл дверь, и Каргин, заметив пистолетную кобуру на ремне, понял: телохранитель.
– Томо Тэрумото, - пророкотал над ухом Спайдер.
– Можно Том. Этот из наших, хоть глазки косые. К девочкам, правда, не бегает, но пиво пьет с охотой.
Повинуясь жесту Арады, они направились к распахнутым дверям. В двух шагах Каргин остановился, сделал короткий поклон и протянул японцу руку.
– Саенара, Томо-сан. Я - Алекс Керк.
Ответный поклон, улыбка, блеск антрацитовых зрачков, крепкое пожатие…
– Саенара, Керк-сан. Благополучны ли вы? Здоровы ли ваши почтенные родители? И был ли легок ваш путь?
– Как у ласточки, что несется со склонов Фудзи к ветвям цветущей вишни, - с улыбкой произнес Каргин.
– А что до моих родителей, так они…
Спайдер чувствительно ткнул его в спину.
– Шагай, парень, шагай! Не время для восточных церемоний. Хозяин ждет!
Хозяин сидел в кресле у стола с разложенными на нем книгами. Книг было много - не современные побрекито в пестрых бумажных обложках, а фолианты в коленкоре и ледерине, синие, черные и темно-серые, с вязью готических букв, хмурые, как генеральская улыбка. Немецкий Каргин знал посредственно, но догадался, что видит труды о Второй мировой, причем первоисточники - Роммель, Вальтер фон Рейхенау, Гудериан… Практики и теоретики блицкрига и танковых боев, сражавшиеся в песках Сахары, на тучных нивах Франции и в польских болотах…
Он перевел взгляд на сидевшего в кресле старика.
Лицо - точь в точь как на мишенях, расстрелянных Бобом Паркером с его посильной помощью… Сухое, костистое, с рыжими бровями и прядями волос цвета глины, свисающих на лоб; рот, будто прорубленный ударом топора; глубокие складки, что пролегли от крыльев носа к подбородку; широко расставленные глаза - их серо-зеленый цвет поблек, но зрачки казались колючими, как острия штыков. Ни признака старческой дряхлости и никаких воспоминаний о юном дипломате, поклоннике искусства и прекрасных дам… Как и писал в "Форчуне" обозреватель Сайрус Бейли, этот потомок пушечных королей был человеком жестким, не ведавшим ни жалости, ни сомнений.
Волк, акула, подумал Каргин, вытягиваясь по стойке "смирно". Сесть ему не предложили.
Халлоран разглядывал его пристально, с непонятным интересом.
– Где воевал?
– Губы раскололись узкой щелью. Голос - резкий, отрывистый, скрипучий. Голос и непререкаемый командный тон напоминали о Легионе, майоре Харрисе и полковнике Дювалье.
– Африка, сэр, - доложил Каргин.
– Руанда, Ангола, Чад, Сомали, Заир. Еще - Югославия. Летом девяносто пятого.
– В России?
– В России не воевал. Служил. В десантных войсках.