Наемники фортуны

Левицкий Андрей

Монах? Выходит, это все же они. Но почему охранники разговаривали с гостями, будто они давно знакомы?

Полоса тумана, разделившая поселок на две части, быстро расширялась. Вокруг кричали, нефтяники выбегали из бараков, на ходу одеваясь. Один натолкнулся на нас, я отпихнул его плечом, другой зацепил стоящее у двери ведро и упал. Несколько человек побежали за барак. На второй половине тоже царила неразбериха.

– Как отсюда можно выехать? – спросил я, повернувшись к Юне. – Ворота остались на той стороне, есть другая дорога из поселка?

– Да, к

Разлому ведет… Что ты говоришь, ведь сендер там!

– Точно, и еще там монахи. Но ты забыла кое-что…

– Монахи? – перебила она.

В этот момент тот, что стоял ближе всех к некрозу, заметил нас.

Вернее, меня-то он не знал – значит, увидел Юну. Монах закричал что-то остальным, пятясь от наступающего некроза.

– Отойди назад. За трансформатор! – велел я девушке и бросился в ртутный туман.

Сзади завопили, кто-то изумленно выругался. Как только я нырнул в некроз, свет луны померк, звуки стали более глухими, далекими. На холме с лабораторией такого не было… Наверное, это связано с тем, что здесь некроз только разрастается, а там пятно было старым.

Из-под ног с хлюпаньем взлетали влажные ошметки. Это что, молодая плесень, которая после затвердеет и станет коркой? Только бы за прошедшее время никуда не делся мой иммунитет к ней!

Когда я вынырнул с другой стороны, звуки сразу стали громче, а масляные лампы, которые из затянутой некрозом области казались размытыми блеклыми пятнами, разгорелись ярче.

Туман накрыл часть заправки, но тумба и сендер пока оставались на свободном от него месте. Ближе к воротам стояли четверо монахов, высокий бородач с ошеломленным видом показывал на меня пальцем.

Другой монах поднял ружье, но третий подбил ствол, и пуля ударила в навес над моей головой.

На бегу вскинув хауду, я выстрелил из одного ствола. Двое монахов присели, третий повалился на землю – дробь зацепила его бок.

Упав на сиденье, я рванул кольцо, от которого в панель уходил тросик. Хрипнул стартер, и двигатель завелся. Из будки, едва различимой во мгле, выбрела фигура, поковыляла к машине… Это был заправщик. Он тихо выл, запрокинув голову, качаясь, раздирал ногтями лицо. Я дал задний ход, стал разворачиваться, чтобы не сбить его, а он встал на колени и вытянул перед собой руки. Левый глаз исчез в темной пузырящейся каше, правый вращался, кожу на щеках заправщик разодрал так, что сквозь раны поблескивали зубы. И такие вещи вытворяет с людьми некроз? Ясно, почему его так боятся.

Щелкнул выстрел, пуля ударила в багажник. Монахи пытались пробить шины сендера, но почему-то не целились в меня. Я вдавил газ. Машина, выскочив из-под навеса, нырнула в ртутную мглу. Удерживая руль одной рукой, я развернулся на сиденье и выстрелил из второго ствола.

На секунду стало темно и тихо, а после огни масляных ламп вновь засияли, крики и топот донеслись сквозь рев двигателя. Я повернул, едва не сбив двух бегущих нефтяников, проехал мимо трансформатора и ударил по тормозам. Когда машина встала, я, выпрямившись во весь рост на сиденье, крикнул:

– Юна!

Вокруг метались люди, в котельной

кто-то отдавал команды. Двери ее открылись, наружу вывалились несколько человек. За полосой мглы монахи садились в свои машины и разворачивались к распахнутым воротам. Решили, наверно, объехать поселок, чтобы добраться до нас.

Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: нигде на сендере не появилась влажная плесень. Я перегнулся через борт. На колесах вроде тоже ничего. Хорошо, что полоса еще узкая, машина проскочила через нее быстро.

Но где девчонка? Выскочив из сендера, я обежал трансформатор, и тут Юна появилась из-за барака. На одном плече висел ремень с кобурой, на другом – патронташ.

– Ты где была?! – крикнул я.

– Надо было… еще оружие… – Юна, пробежав мимо, полезла в сендер. – Разин, ты прошел через некроз! Теперь я сама видела! Это… это невероятно!

Я прыгнул на водительское сиденье, включил передачу и утопил педаль. За бараками начался пожар, загудело пламя, повалил такой густой дух паленой резины, что Юна закашлялась. Когда сендер проехал мимо котельной, девушка крикнула:

– Влево давай! За тот склад!

– Откуда ты знаешь? – спросил я, поворачивая руль. – Ты же не была здесь.

– Но Разлом в той стороне!

– Ага, тока выезда там нет, – раздалось сзади.

Мы обернулись. На багажнике, держась за скобы, распластался Чак. Темный, заляпанный смазкой и мазутом комбез сливался с тусклым грязным металлом, поэтому в суматохе мы и не заметили карлика. Его не было там, когда сендер ехал через некроз, – Чак залез на багажник позже, когда я остановился, чтобы найти Юну.

– Вправо надо, – уверенно сказал карлик. – Видишь, бревна там? За них ехай. Дальше холм, потом ограда. Стена с колючкой. Она низкая, а холм высокий. Разгонишься – так и перепрыгнешь с вершины. Ну, чё пялишься на меня, человече? Ехай, ехай, там монахи эти, они ж сюда уже в обход жмут, сам видел!

Глава 11

– Та не может быть, человече, чтоб в сендере шлема не было. Ты пошукай, пошукай и найдешь.

Карлик сидел на багажнике, свесив ноги между спинками сидений, откинувшись назад и держась за скобы. Ветер бил ему в лицо, шевелил куцые белесые брови. Глаза у Чака были очень светлые, почти прозрачные, бритая голова поблескивала в лучах утреннего солнца. Разговаривал он непривычно, такого говора я тут пока ни у кого не слышал – и, судя по взглядам, которые Юна иногда бросала через плечо, она тоже.

Левое ухо Чака украшала большая золотая серьга, которую он часто теребил и дергал. На руках были шерстяные перчатки с обрезанными пальцами.

– Так что, найдете мне шлем или нет? – спросил он. – И очки. А то в морду дует сильно.

Перед Юной был приварен железный ящик вместо бардачка, и девушка, клацнув защелкой, открыла его. Пошарив внутри, вытащила свернутый кольцом резиновый шланг, моток ветоши и треугольный кусок ткани – рыжей, как банданы у кетчеров.

– Нет там ничего, – сказала она, закрывая ящик.