Нагорная проповедь Христианская контркультура

Стотт Джон Р.

Из этих четырех факторов с очевидностью следует, что в антитезах противопоставляются друг другу не Христос и Моисей, не Новый и Ветхий Заветы, не Евангелие и закон, но истинное использование закона, данное Христом, противопоставляется ложным интерпретациям книжников, а, следовательно, христианская праведность — праведности фарисеев, как указывается в стихе 19.

Что же, в таком случае, делали книжники и фарисеи? Что же это были за «окольные методы», как назвал их Кальвин, которыми они испортили закон? Они пытались, в общем, преуменьшить вызов закона, «ослабить» (ст. 19) Божьи заповеди, а также сделать его нравственные требования более управляемыми и менее однозначными. Они считали Тору игом и бременем (они так ее и называли) и хотели это иго облегчить и бремя сделать менее тяжелым. Как они этого добивались, зависело от формы выражения каждого конкретного закона, в особенности же от того, было ли это заповедью (предписанием или же запретом) или разрешением. Четыре из шести антитез подпадают под категорию «заповеди», первые три из них отрицательные (запрещающие убийство, прелюбодеяние и лжесвидетельство), а последняя, шестая, положительная (предписывающая любить ближнего). Эти четыре — определенно Божьи заповеди, призывающие нечто делать или не делать. Остальные две антитезы, четвертая и пятая, лучше назвать «разрешениями». Они не принадлежат к той же категории нравственных требований, как остальные четыре. В обеих отсутствуют предписывающие слова «делай» или «не делай» [91] . Четвертая антитеза говорит о разводе, который не предписывался, но в определенных условиях и при определенных обстоятельствах допускался. Пятая касается расплаты («око за око»), она применялась в судах и сводилась к определению точного соответствия между проступком и наказанием, которое могло быть наложено израильскими судьями. Поэтому оба эти разрешения были определенным образом ограниченными.

91

В русском переводе Библии, в отличие от английского, эти императивы лишь подразумеваются, например: «люби ближнего своего» или: «не убивай». — Прим. перев.

Чтобы сделать более легким путь послушания, книжники и фарисеи ограничивали заповеди и расширяли границы разрешений. Они делали требования закона менее требовательными, а разрешения закона — еще более разрешающими. Иисус же сделал обратными обе эти тенденции. Он настаивал на том, что полное исполнение заповедей Божьих должно приниматься без установления каких бы то ни было искусственных границ, в то время как пределы, наложенные Богом на Свои разрешения, должны быть приняты в том виде, как они установлены Богом, и не должны увеличиваться по собственному усмотрению. В заключение будет полезным увидеть применение этих принципов к антитезам, до того как рассматривать их подробно.

Очевидно, что книжники и фарисеи ограничивали библейские запреты на убийство и прелюбодеяние, сводя их лишь до непосредственного действия; Иисус их расширил, включив сюда и гневные мысли, и оскорбительные слова, и похотливые взгляды. Они ограничили заповедь о клятве лишь определенными клятвами (где упоминалось имя Божье), а заповедь о любви к ближнему — лишь определенными людьми (которые относились к тому же народу и религии); Иисус сказал, что все обещания нужно держать и всех людей любить, без ограничения.

Но книжники и фарисеи не только стремились ограничить заповеди, чтобы облегчить себе их исполнение, они, более того, расширяли границы разрешений. Иисус же подтвердил изначальные ограничения. На иных основаниях назвал Он развод «прелюбодеянием» и настаивал на отказе от любой мести в личных взаимоотношениях.

Это предварительное рассмотрение антитез показало нам, что Иисус не противоречит закону Моисея. Наоборот, в действительности это делали фарисеи. Иисус же объяснял истинное значение нравственного закона. Он расширял заповеди, которые они ограничивали, и ограничивал разрешения, которые они расширяли. Закон Моисеев для Него был законом Божьим. В Нагорной проповеди, как это верно выразил Кальвин, мы видим Иисуса не «новым законодателем, но верным толкователем уже данного закона» [92] . Фарисеи «затемнили» закон; Иисус «восстановил его во всей полноте» [93] .

92

Кальвин, с. 290.

93

Институты, I. VIII. 7. — Institutes, I. VIII. 7.

И в этом христианские ученики должны следовать Христу, а не фарисеям. Мы можем, конечно, попытаться преуменьшить стандарты закона и облегчить себе подчинение ему. Но это фарисейский, не христианский, подход. Христианская праведность должна превзойти праведность фарисеев.

Однако защитники «новой нравственности» или «этики ситуаций» пытаются, в принципе, делать то же, что делали фарисеи. Конечно, они утверждают, что принимают сторону Христа против фарисеев, но они напоминают последних своей нелюбовью к закону. Они считают закон жестким и авторитарным и (совсем как фарисеи) пытаются «уменьшить» его авторитет, ослабить его власть. Так, они заявляют, что отменена сама категория закона (о котором Иисус сказал, что Он пришел его не нарушить), и они противопоставляют друг другу закон и любовь (то, что Иисус никогда не делал). Да, Иисус не был согласен с фарисейской интерпретацией закона; но Он никогда не был против его авторитета. Скорее наоборот. Наистрожайшим образом Он утверждал власть его, как написанного Слова Божьего, и призывал учеников Своих принять его истинное и глубинное толкование.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАТФЕЯ 5:21–30

Христианская праведность: умение избегать гнева и вожделения

Первые две иллюстрации, данные Иисусом (когда Он показывал, что углубляет, а не упраздняет требования закона), относятся к шестой и седьмой заповедям, запрещающим убийство и прелюбодеяние.

1. Избегать гнева (ст. 21—26)

²¹ Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». ²²А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной. ²³ Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, ²⁴ Оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. ²⁵ Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; ²⁶ Истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта.

Заповедь «не убий» может быть лучше выражена словами: «не совершай убийства» (НАБ), ибо это не запрещение забирать всякую человеческую жизнь при любых, каких бы то ни было условиях, но запрет в особенности против убийц или преднамеренного убийства. Это ясно из того, что этот же закон, запрещающий убивать, в Декалоге, в иных случаях, разрешает смертную казнь в качестве главного наказания и убийство во время войн, которые велись с целью уничтожения развратившихся языческих племен, населявших Землю обетованную. Война и смертная казнь — больные вопросы, всегда волновавшие совесть чутких христиан. И всегда были христиане, находившиеся по обе стороны баррикад. Но все христиане должны помнить, что концепция «справедливой войны» может быть убедительна, а применение смертной казни может быть оправдано не потому, что жизнь человеческая дешево ценится и ею можно легко распоряжаться. Совершенно наоборот, она драгоценна как жизнь созданий, сотворенных по образу Бога. Борющиеся за отмену смертной казни на том основании, что жизнь человека (то есть убийцы) не может быть отнята, обычно забывают о ценности жизни жертвы этого убийцы: «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека; ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9:6). Те же, кто борются за безусловный пацифизм, обычно забывают, что, хотя пытки и убийства мирных жителей совершенно неоправданны, Бог дал обществу (государству или, в более широком смысле, некоему международному сообществу) право и ответственность наказывать за злодеяния (Рим. 13:1). Я упоминаю теперь обо всем этом не потому, что сложные вопросы, касающиеся войны и смертной казни, могут быть здесь рассмотрены, но утверждая, что они не могут быть разрешены лишь простым упоминанием заповеди «Не убий».

Ясно, что книжники и фарисеи пытались ограничить применение шестой заповеди, сводя его лишь к самому убийству, к акту пролития человеческой крови. Если они от этого воздерживались, то считали, что выполнили заповедь. Очевидно, что так и наставляли учителя народ. Но Иисус не был с ними согласен. Настоящее применение запрета много шире, как он считал. Оно включало в себя мысли и слова вместе с действиями, как гнев и оскорбление, так и убийство.

Гнев упоминается в начале 22 стиха; «Всякий, гневающийся на брата своего». Добавление «напрасно» (АВ) встречается во многих греческих рукописях, но не в лучших. Это, возможно, позднейшая вставка, поэтому она опускается в современных исправлениях и переводах. Тем не менее имеются все основания полагать, что она верно передает то, что мог иметь в виду Иисус. Не каждый гнев — зло (например, гнев Божий, всегда святой и чистый). И даже падшие человеческие существа могут иногда испытывать праведный гнев, хотя, будучи падшими, мы должны знать, что такой гнев никогда не должен быть чрезмерным (см.: Иак. 1:19 и Еф. 4:26,27). Наверняка Лютер знал значение праведного гнева по собственному опыту. Он называл его «гневом^любви, никому не желающим зла, дружелюбным по отношению к человеку, но враждебным к греху» [94] . Замечание Иисуса поэтому относится к неправому гневу, гневу гордыни, суеты, ненависти, злобы и мести.

94

Лютер, с. 76.

Оскорбления упоминаются в конце 22 стиха. Иисус советует не называть брата своего «Raca» (возможно, это слово означает по–арамейски «пустой») или «тоге» (греческое слово для обозначения безумца). Похоже, оскорбление «Raca» относится к умственным способностям человека — «пустоголовый» человек, и комментаторы соревнуются один с другим, предлагая такие английские параллели, как «nitwit» [95] , «blockhead» [96] , «numskull» или «bonehead»! [97] [98]

95

Таскер, с. 68.

96

Хантер, с. 50.

97

Ленски, с. 217, 219.

98

По–русски это может быть примерно передано словами: простофиля, болван, олух или тупица. — Прим. перев.

Слово «moron» также обозначает глупца, но едва ли можно его тут использовать в обычном значении, так как Сам Иисус называл фарисеев и их учеников «безумцами» (Мф. 23:17; Лк. 24:25), а Апостолы упрекали иногда своих читателей за их безрассудство (1 Кор. 15:36; Гал. 3:1; Иак. 2:20). Итак, нам нужно помнить, что слово приобрело как религиозное, так и моральное звучание, так как в Ветхом Завете оно применялось к тем, кто отрицал существование Бога и в результате впал в гнусные беззакония (Пс. 13:1–4; Пс. 52:1–4). Как альтернатива, по предположению некоторых ученых, слово «тоге» может быть транслитерацией еврейского слова, обозначающего «мятежника», «отступника» или «отверженного» (ср.: Пс. 77:8; Иер. 5:23). В этом случае, по высказыванию Таскера, «человек, говорящий брату своему, что тот достоин ада, сам находится в подобной опасности» [99] .

99

Таскер, с. 69.