Нагорная проповедь Христианская контркультура
Шрифт:
Очень важно отметить, что в заповедях «кроткие» помещаются между плачущими о грехах и алчущими и жаждущими правды. Особая форма кротости, которую требовал Христос от Своих учеников, несомненно, имеет нечто общее с этим. Я думаю, что доктор Ллойд–Джонс прав, подчеркивая, что эта кротость является признаком смиренного и снисходительного отношения к другим, что определяется верной оценкой себя самих. Он отмечает, что быть честным с самим собой перед Богом и признавать себя грешником в Его глазах сравнительно легко. И он продолжает: «Но насколько же труднее позволять другим говорить обо мне подобные вещи! Я отвергаю это инстинктивно. Каждый из нас предпочтет осудить себя самого, нежели позволить такое кому–либо другому» [41] .
41
Например (применяя этот принцип к церковной практике), во время Общей Исповеди в церкви я легко могу называть себя «жалким грешником». Это не вызывает больших сложностей. Я могу это преодолеть. Но пусть только кто–нибудь вне церкви назовет меня жалким грешником, как мне захочется тогда дать ему по физиономии! Другими словами, я не готов к тому, чтобы другие люди думали или говорили обо мне то, что я только что признал перед Богом. В этом заключается фундаментальное лицемерие; это всегда есть там, где отсутствует кротость.
Доктор Ллойд–Джонс замечательно обобщает это: «Кротость является, по существу, истинным взглядом на себя, и выражается она в отношении и уважительном обхождении с другими… Истинно кроткий человек удивляется, что Бог и человек могут так хорошо думать о нем и так хорошо обходиться с ним, как они это делают» [42] .
Это делает его снисходительным, смиренным, чутким, терпеливым в общении с другими.
Эти «кроткие», добавляет Иисус, «наследуют землю». Можно было бы ожидать обратного. Можно было бы думать, что «кроткие» нигде не пройдут, так как все их игнорируют, грубо с ними обходятся и попирают ногами. В борьбе за существование выдерживает стойкий, сверхвыносливый; слабые падают. Даже сыны Израилевы должны были сражаться за свое наследство, хотя Господь, Бог их, и дал им Землю обетованную. Но условие, с помощью которого мы овладеваем своим духовным наследством во Христе, — не сила, а кротость, ибо, как мы уже видели, все наше, если мы — Христовы (1 Кор. 3:22).
42
там же, с. 68, 69.
На это уповали святые и смиренные люди Божьи в дни Ветхого Завета, когда казалось, что злые торжествуют. Нигде это не выражено более точно, чем в Псалме 36, который, похоже, цитировал Иисус в заповедях блаженства: «Не ревнуй злодеям… А кроткие наследуют землю… Благословенные Господом наследуют землю… Уповай на Господа и держись пути Его: и Он вознесет тебя, чтобы ты наследовал землю, и когда будут истребляемы нечестивые, ты увидишь» (Пс. 36:1,11,22,34; ср.: Ис. 57:13; 60:21). Тот же принцип действует и сегодня. Безбожный может хвалиться и оглядываться, а все же истинное богатство ускользнет от взгляда его. Кроткие же, хотя они могут быть бесправными людьми, лишенными имущества, зная, что значит жить и царствовать с Христом, способны наслаждаться землей и даже ее «наследовать», ибо та принадлежит Христу. Так как в день «восстановления» явятся «новые небеса и новая земля» им в наследство (Мф. 19:28; 2 Пет. 3:13; Отк. 21:1). В этом состоит отличие пути Христа от пути мира, и каждый христианин, даже если он, подобно Павлу, «ничего не имеет», может считать себя «всем обладающим» (2 Кор. 6:10). Как пишет Рудольф Стайер: «Путем к овладению миром является самоотречение» [43] .
43
Стайер, с. 105.
4. Алчущие и жаждущие правды (ст. 6)
Уже в песне, посвященной Деве Марии (магнификат — Magnificat — прославление), духовно нищие и голодные объявлялись блаженными. Ибо Бог «алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем» (Лк. 1:53). Здесь этот общий принцип рассматривается подробно. Алчущие и жаждущие, насыщаемые Богом, «алчут и жаждут правды». Такой духовный голод присущ народу Божьему, высшая цель которого не материальна, а духовна. Христиане — это не язычники, движимые жаждой обладания; они должны искать прежде всего Царства Божьего и правды Его (Мф. 6:33).
Праведность, по Библии, имеет по крайней мере три аспекта: юридический (законный), нравственный и социальный.
Праведность закона — это оправдание, верные взаимоотношения с Богом. Иудеи «искали закона праведности», как пишет позже Павел, но не достигли своей цели, так как шли по ложному пути. Они «усиливались поставить собственную праведность», но «не покорились праведности Божией», которая — Сам Христос (ср.: Рим. 9:30–10:4). Некоторые комментаторы усматривали и здесь подобный намек, но это едва ли вероятно, так как Иисус обращается к тем, кто Ему уже принадлежит.
Нравственная праведность — это праведность характера и поведения, радующая Бога. После заповедей блаженства Иисус продолжает противопоставлять христианскую праведность праведности фарисеев (ст. 20). Последняя имела лишь внешнее соответствие законам; первая была внутренней праведностью сердца, ума и побуждений. Именно этого должны мы алкать и жаждать.
Однако было бы ошибкой полагать, что библейское слово «праведность» означает лишь верные взаимоотношения с Богом, с одной стороны, и нравственную праведность характера и поведения, с другой. Ибо библейская праведность — это не только дело частное или личное; она включает также социальную праведность. А праведность социальная, как узнаем мы из закона и пророков, занята поисками освобождения человека от угнетения, а также борьбой за гражданские права, справедливость в судах, честность в деловых операциях и честь в делах дома и семьи. Так, христиане призваны алкать правды во всех аспектах человеческой жизни, потому что это приятно праведному Богу.
Лютер выразил эту концепцию с присущей ему энергией: «Вы призваны не забиваться в угол, не уходить в пустыню, но выбежать, где бы вы ни были, и отдать свои руки, и ноги, и все тело, и рискнуть всем, что имеете и чем можете». «Вам требуется, — продолжает он, — голод и жажда правды, которые никогда не будут утолены, ничто не должно заботить вас, кроме поиска и сохранения правды, несмотря на все, что препятствует этой цели. Если не можешь сделать мир полностью благочестивым, тогда делай, что можешь» [44] .
44
Лютер, с. 27.
Не существует, возможно, более эффективного пути для достижения прогресса в христианской жизни, нежели здоровый духовный аппетит. Вновь и вновь Писание обращает свои обетования к голодным. Бог «насытил душу жаждущую и душу алчущую исполнил благами» (Пс. 106:9). Если мы осознаём медленный 'духовный рост, не в слабом ли аппетите причина? Недостаточно оплакивать прошлый грех; мы должны также жаждать будущей праведности.
И все же в этой жизни наш голод не будет полностью насыщен, а жажда наша полностью утолена. Действительно, мы получаем удовлетворение, обещанное в заповеди. Но голод наш утоляется, лишь чтобы возникнуть вновь. Даже обещание Иисуса о том, что пьющий воду, которую Он дает, «не возжаждет вовек», выполняется при условии, что мы продолжаем пить (Ин. 4:13,14; 7:37). Остерегайтесь успокаиваться на достигнутом и ценить прошлый опыт более, нежели будущее развитие. Как и все качества, включенные в заповеди блаженства, голод и жажда являются постоянными характеристиками учеников Иисуса, такими же постоянными, как нищета духа, кротость и плач. Лишь когда мы достигнем небес, не будем «ни алкать, ни жаждать», ибо лишь тогда Христос, Пастырь наш, будет нас «водить… на живые источники вод» (Отк. 7:16,17).
Более того, Бог обещал день суда, в который правые восторжествуют, а неправые будут низвергнуты, и после которого будут «новое небо и новая земля, на которых обитает правда» (2 Пет. 3:13). И этого окончательного торжества правых мы тоже жаждем, и мы не будем разочарованы.
Итак, можно отметить, что первые четыре заповеди блаженства с неумолимой логикой показывают духовное продвижение вперед. Каждый шаг ведет к следующему и предполагает наличие предыдущего. Для начала мы должны стать «нищими духом», признав свою полную несостоятельность перед Богом. Затем мы должны «плакать» над причиной нашей несостоятельности — нашими грехами, над порочностью нашей падшей природы, над властью греха и смерти в мире. В–третьих, мы должны быть «кроткими», смиренными и снисходительными по отношению к другим, позволяя нашей духовной нищете (понятой и оплаканной) определять наше отношение к ним, а также к Богу. И в–четвертых, мы должны «алкать и жаждать правды». Ибо для чего исповедовать и оплакивать свой грех, открывать правду о нас Богу и людям, если мы не оставляем греха? Исповедание греха должно пробудить в нас сильное стремление к правде.