Награда для Иуды
Шрифт:
– Пообщаться? – девушка говорила медленно, хриплым голосом, видимо, ей длительное время не давали воды. – Это можно. Они все пусть остаются. Им не вредно услышать.
– Что, что именно? – Елисеев, пряча руки за спиной, снова шагнул вперед.
– Вот что. Мальгин скоро появится. Появится… И тогда не ждите от жизни ничего хорошего. Слышь ты, обезьянья блевотина, – она кивнула Елисееву. – Тебя ждет то же, что и меня. Только хуже. Скоро ты сдохнешь. И вы тоже. Я тебе говорю, Пузырь. Вот вы, вонючки, которая стоите у стула с дерьмовыми ухмылками на харях.
Пузырев вздрогнул и тяжело опустился на стул. Поляковский и Кучер остались стоять, усмехаясь и перемигиваясь друг с другом. Алексеенко неожиданно рассмеялся каким-то диким надрывным смехом.
– Слушай и ты, козел усатый, – Оля показала пальцем на Алексеенко. – Все не так смешно, как тебе кажется. Потому что жить тебе осталось меньше гулькиного хрена. Мальгин вас переловит. И перебьет по одному. Или сразу замочит, всей компанией. Всех вас. Ну, теперь я все сказала.
– Все? – переспросил Елисеев. – Это все?
Кажется, он побледнел, заскрипел зубами. Не сдержавшись, отвел ногу назад и трижды со всей силы ударил подошвой ботинка в голую грудь девушки. На бледной коже ботинки оставили грязные следы. Оля поджала одну ногу, но не закричала от боли. Елисеев плюнул и, сжимая кулаки, вышел в коридор. Следом семенил Алексеенко. Его физиономия вытянулась, а пышные усы обвисли от огорчения. Он остановился у стола, сгреб несколько игральных карт, скомкав их, швырнул под стол на пивные бутылки.
– Твари, вы что здесь устроили? – прошипел он, пуча белые от ярости глаза. – Катран, мать вашу? Или привокзальный пивняк? Поляк и Кучер останутся. Пузырь пошел на хрен. Убирайся. Чтобы я тебя не видел до завтра.
Елисеев снова вошел в кабинет, но уселся не в продавленное кресло для посетителей, а в кожаное хозяйское. Он вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер домашнего телефона и, когда услышал голос жены, пропел.
– Это я, дорогая, пупсик. Прости, что опаздываю. Твой благоверный совсем заработался. Да, ты права… Некогда себя жалеть. Нет, сейчас я звоню не с работы. Из магазина. Ты помнишь, что послезавтра годовщина нашей свадьбы. Ну, вот я и бегаю, ищу своей крошке что-нибудь этакое. Яркое и блестящее. Не скажу, сюрприз. Ну, я же знаю твой вкус… Спасибо скажешь потом. Все, целую крепко. Скоро буду.
Он опустил трубку в карман, смерил Алексеенко, ссутулившегося в кресле, уничтожающим взглядом.
– Ну, что теперь скажешь, мыслитель нижней конечности? – спросил Елисеев. – Что б тебе ее отрезало. Мать вашу, вы все испортили. Чертовы безмозглые костоломы. Вам бы в цирке с дикими зверями работать, а не с людьми. Мальгин жив. Значит, может узнать такие вещи, о которых не должен знать никто. Где теперь его искать?
– Не знаю, – покачал головой Алексеенко. – Теперь уже ничего не знаю. Но в свое время я предложил добрый десяток вариантов. Расписал, каким способом, и в каком именно месте грохнуть Мальгина. Могли убрать его в больнице. Там его никто не охранял. Он не оклемался после взрыва на кладбище. Тут и пушки не потребовалось. Перо или кусок бельевой веревки. Но ты сказал «нет», потому что именно тебя Мальгин в числе других своих знакомых просил помочь с переводом в ведомственную больницу. Как же, потянется ниточка, и она приведет именно к тебе. Ты просто обделался, хотя ничем не рисковал. Можно было достать его на той хате, что ты снимаешь для встреч со своей девочкой. В подъезде этого дома и где-то рядом с ним Мальгин мог получить пулю в башку. Но ты опять сказал «нет». Снова наложил в штаны и завел пластинку про свою любимую ниточку, которая, мать ее, потянется прямо к тебе. Больше ведь не к кому.
– Да, мне не хотелось подставляться. Я имею права на собственную безопасность. Как знаешь, плачу я. И плачу не за то, чтобы мне пришили срок, посадили на нары и дали пульман с баландой. Слишком рисовано трогать Мальгина в больнице или на моей квартире. Я хотел выгадать время, чтобы вы успели все сделать без спешки, обстоятельно. Я попросил Мальгина разыскать убийцу моего брата. Затем его навели на ложный след. Вырезали из альбома Васьки Онуфриенко несколько фотографий. Мальгин не раз просматривал этот альбом. Наверняка он подумал, что на исчезнувших фотографиях изображены убийцы моего брата или самого Кривого. Когда время есть в запасе, найдется и подходящее место для мочиловки. Кстати, когда я излагал свои мысли, ты не спорил со мной, а соглашался. Слова не сказал. А теперь виноват Елисеев.
– Я этого не говорил…
– Почему же? Ты именно это и сказал. И я тебя внимательно выслушал. А теперь добавлю от себя. Это ты облажался везде и во всем. В тот вечер в кафе, когда Мальгин заезжал к бывшей жене в ночной клуб, а затем остановился перекусить в кафе «Волшебная лампа», у вас был стопроцентный шанс. В «стекляшке» не было посетителей, не было охранника. Только олух официант, один на все заведение. Вы должны были инсценировать бытовую ссору. И просто забить Мальгина до смерти. Сесть в тачку и уехать. Есть задания проще этого? Нет. Потому что проще не бывает. Вместо этого твои парни входят в кафе, затевают там какую-то возню с портфелем. Зачем? С какой радости? Твоих идиотов там было четверо. Мальгин один, он едва оклемался поле больницы, у него ребра сломаны. И что в итоге?
– Что? – тупо переспросил Алексеенко.
– Не помнишь? Мальгин разогнал твоих ребят. Навязал им погоню по ночным улицам. Леню Трубина отправил в могилу. Мальгин действовал голыми руками, а у твоей команды были стволы. Закончив беготню, он сам спокойно переночевал на моей съемной квартире. И съехал неизвестно куда.
– На хату мы все равно не могли сунуться, – пошевелил усами Алексеенко.
– А дальше он устроил западню вам, – Елисеев не слушал возражений. – Мальгин знал, что кто-то наблюдает за его квартирой. Приехал туда. Выманил трех твоих ребят за город. Они, посоветовались с тобой по телефону, начали погоню. А Мальгин заехал в удаленное от всех поселков и деревень место и хладнокровно, будто он мух бьет, не людей, перестрелял твою бригаду. Троих уложил на месте. И с того момента бесследно пропал. Его никто не может найти. Ни вы, ни менты, которым я помогал битые десять дней. Девчонка была последним шансом. Но мы даже не узнали, что связывает ее и Мальгина. Любовь? Корысть? Или что-то иное? Нет ответа.
Алексеенко барабанил пальцами по столу, зная, что оправдываться в его положении бессмысленно и глупо.
– Про Барбера я уж не говорю, – сказал Елисеев. – Он как в воду канул.
– Мы установили наблюдение за квартирой его любовницы. Сейчас она где-то на югах. Когда появится, Барбер наверняка завернет к ней в гости. Старая любовь не ржавеет.
– Уже заржавела. У этой сучки другой мужик.
– Не исключаю, что Барбер выехал за границу.
– Пошел ты со своими умозаключениями. Убили Полуйчика, грохнули каталу Штоппера, который выступал свидетелем обвинения, когда судили Барбера. Его работа. Но тут есть один положительный момент. Барбер отомстил Штопперу за лжесвидетельство на суде. Полуйчика грохнул, потому что убежден, что именно хозяин кабака украл из кладбищенского тайника два миллиона долларов. Он один, Полуйчик, по мнению Барбера, сделал это. И до тех пор, пока Барбер живет в этой уверенности, для нас он не опасен. Главная проблема – Мальгин. Нужно сосредоточить все внимание на его персоне.
– Я попробую поговорить с девчонкой еще раз.
– Ты видел ее глаза? Этот взгляд? Теперь эти сраные разговоры не имеют смысла, больше нечего ловить. Избавьтесь от нее. Нужно, чтобы тело быстро обнаружили и опознали. Поэтому не уродуйте молотком или кислотой ее лицо. Возможно, Мальгин захочет придти на похороны. Это еще один шанс его прихлопнуть.
Елисеев поднялся на ноги и, сухо попрощавшись, даже не подав руки, ушел из мастерской через черный ход.