Награда для Иуды
Шрифт:
Отправив сожительницу в магазин за харчами и выпивкой, а заодно уж за парой всегда веселых собутыльников, Поляковский снова бухнулся на кровать и, отвернувшись к стене, долго разглядывал светлые обои в мелкий цветочек. Он думал о том, что сегодня нажрется, как три поросенка на поминках волка. Ближе к ночи, если Михалыч не забудет принести гармонь трехрядку, они как обычно в два голоса исполнят что-нибудь веселенькое, а не те заунывные, тянущие душу песни, что Поляк выучил на зоне. Пошла на хрен вся эта лагерная лирика, сентиментальная лабуда про старенькую маму, выплакавшую глаза в ожидании сына, про кудрявую рябину, срубленную по пьянке на дрова, про всякие там централы, которые тошно вспоминать тем, кто там
Чтобы малость освежить закисшие мозги, Поляк слез с кровати, прошлепал босыми ногами в комнату и, оседлав стул, плеснул в стакан «рябиновки». Не поморщившись, влил настойку в распахнутую пасть, словно в воронку.
Из состояния задумчивости вывели странные звуки в коридоре. Значит, вернулась грымза Тростина, которая до сих пор по своей дурости лелеет надежду, что Поляк со дня на день натянет на ее гнутый палец обручальное кольцо. Он дважды крикнул Тростину, но та не ответила.
Поляк, подскочил, повалив стул, рванулся через распахнутую дверь в спальню, бухнувшись на колени перед кроватью, вытянул из-под подушки пистолет. Сунул руку под матрас, достал две снаряженные обоймы. Поднявшись на ноги, опустил обоймы в карман штанов, передернул затвор ТТ. Возможно, те звуки из коридора просто померещились? Но с чего бы взяться этим глюкам, ведь он пил настойку, а не колол в вену кислоту. Выжидая, Поляк замер на пороге спальни. Выставленная вперед рука с пушкой, направленная на дверь, слегка подрагивала.
– Альбина, – крикнул Поляк. – Это ты?
Не надеясь на ответ, он четырежды нажал на спусковой крючок. Среди гробовой тишины выстрелы прозвучали, словно залп тяжелой артиллерии. Пули прошили дверь навылет, выбили врезной замок, засыпали пол трухлявой щепой. Мальгин со своей стороны толкнул дверь носком ботинка и тут же убрал ногу с линии огня. Поляк почувствовал, что руки стал непослушными от волнения.
Он дважды выстрелил в стену, надеясь на то, что пули легко пробьют это препятствие. И не ошибся. Старый дом слеплен по досочке, из никудышного материала, который с годами не становился лучше. Дерево, поеденное жучком, от постоянной сырости местами прогнило, истончалось. Первая пула прошла сквозь стену перед самым носом Мальгина, выбив деревянную труху и клок утеплителя. Вторая пуля сорвала со стены оцинкованное корыто, висевшее за спиной, срикошетив, разбила голубой плафон, над входной дверью в сенях.
Мальгин успел наклонить голову, прикрыть глаза от мелких стеклянных осколков, разлетевшихся во все стороны. Корыто тяжело грохнулось на пол, вылетело ржавое днище.
– Не возьмешь, сука, – заорал из комнаты Поляковский, гадая про себя, кто именно пришел по его душу. – Ну, иди сюда, мразь поганая. Шмальну тебя в очко. Иди…
Поляк пустил еще одну пулю в дверной косяк, надеясь, что его жертва сменила позицию. Судя по звукам выстрелов, по высокой пробивной силе патронов, Поляк жарит из ТТ, значит, в запасе у него всего один выстрел. Важно не дать ему шанса перезарядить пушку. Один патрон… Поляк волнуется, поэтому наверняка промажет. Мальгин врезал подметкой ботинка в разбитую дверь, шагнул вперед и сделал два выстрела в никуда, еще не видя свою цель. Поляк сидел на полу в пустом углу комнаты, обеими ладонями он сжимал рукоятку пистолета, сжатые замком ладони подпер коленом, чтобы ствол не дрогнул в последний решающий момент.
Секунда, и он увидел человеческую фигуру в дверном проеме.
«Ку– ку», -из дверцы в настенных ходиках выскочила деревянная птичка и раскрыла клюв. «Ку-ку», – Поляк, вздрогнув от этого нежданного звука, непроизвольно скосил глаза на стену. «Ку-ку», – хрипло прокричала кукушка из часов, словно ворона прокаркала, оповещая живых, что наступило пять часов вечера. Самое время для дружеского сабантуя с гармонью и морем водки.
Мальгин выстрелил прицельно. Поляк выпустил пистолет, обеими ладонями обхватил правую сторону шеи, сжимая разорванную пулей артерию, из которой фонтаном хлестала кровь. Пороховой дым рассеялся. Мальгин опустил ствол, он понял, что все кончится через две-три минуты. Поляк, двигая задом, зачем-то отполз к подоконнику, поджал ноги и, прижимаясь спиной к стене, встал. Он шатался из стороны в сторону, закрывая пальцами сквозную рану на шее, склонил голову набок. Прошел несколько шагов вперед, поливая густой темной кровью ковер, застекленный сервант и светлые обои. Кажется, он ничего не видел впереди себя. Глаза вылезли из орбит и сделались похожими на большие белые пуговицы, изо рта высунулся язык, который двигался, нижняя челюсть шевелилась.
Поляк пытался что-то сказать. Попросить Мальгина, чтобы тот из чувства сострадания добил его выстрелом в голову. Но Мальгин не стрелял, сунув пистолет под ремень, перевел дыхание, молча наблюдал за чужими мучениями. Поляк повернулся, продолжая сжимать горло руками и поливать кровью дом сожительницы, вошел в спальню, животом упал на кровать. Сил, чтобы пережимать артерию, больше не осталось. Руки сделались чужими, через несколько секунд Поляк захлебнулся кровью, но правая нога его продолжала подергиваться. Не теряя времени даром, Мальгин вышел из комнаты в сени, приоткрыл дверь на веранду и, попятившись назад, захлопнул ее.
От калитки к дому приближалась веселая компания. Впереди какой-то бородатый мужик в черной куртке и серой кепчонке, нес футляр с гармонью. Позади него весело топал, взвалив на плечо красную сумку хозяйки, какой-то кавказец, замыкала шествие сама Тростина. Она о чем-то оживленно переговаривалась с мужчинами, вертела головой, показывая в улыбке золотые зубы. Мальгин повернул ключ, торчавший в замке. Влетел в большую комнату, задернул занавески. В три прыжка достиг спальни. Поляковский лежал на животе, скрестив руки под грудью, его нога больше не дергалась. Пуховая перина, уже впитала в себя, как огромная губка, всю человеческую кровь до последней капли. Под кроватью образовалась небольшая черная лужица.
Он рванулся через коридор на кухню. Подбежав к окну, не увидел ни ручки, шпингалетов, рама была намертво прибита гвоздями к оконному переплету. Стало слышно, как хозяйка и гости, о чем-то разговаривают, топают на веранде.
– Эй, проснись, – крикнула женщина, в дверь забарабанил крепкий кулак. – Просыпайся, Юра, к тебе пришла музыка.
Мальгин скинул куртку, намотал ее на руку и врезал кулаком в окно, разом пробив двойные стекла. От второго и третьего ударов вниз попадали последние осколки. Голоса за дверью стали громче.
– Посмотри в окно, – крикнул мужик. – Может, он ушел куда. Нет, слышь, что-то звякнуло. Вроде бутылка упала.
– У тебя на уме одни бутылки, – ответил голос с кавказским акцентом.
– Так ключ в замке, странно это, – возразила Тростина и тут же побежала в дальний конец веранды, заглянуть оттуда в окно большой комнаты. Она что-то крикнула мужчинам, но слов Мальгин не разобрал.
Забравшись на табурет, он согнулся, шагнул на стол, одной ногой встал на подоконник, пролез через разбитое окно, хотел спрыгнуть вниз, но сначала бросил матерчатую куртку, изрезанную битым стеклом. Оставлять ее здесь нельзя. Он прыгнул с подоконника на траву, схватил куртку и, пригибаясь, побежал вдоль дома к соседнему участку. На углу он нос к носу столкнулся с Лариком, мчащимся неизвестно куда. Не снижая скорости, на бегу, Мальгин успел развернуть корпус, отвести назад свободную руку. Он накатил противнику справа, всадив кулак в верхнюю челюсть.