Нахалка
Шрифт:
— Болит? — Макс подошел ближе.
— Очень, аспирин есть?
— Есть.
Он вышел и через минуту принес стакан воды, выудил из кармана упаковку таблеток, протянул одну мне. Молчание редкое между нами в прошлом повисло тяжелым пологом. Я не видела его два месяца, столько же не слышала его голоса. А узнав, что он в больнице и ждет меня, переволновалась за время полета, а он… Он, оказался предателем, подсадной уткой, ангелом хранителем, а по сути, таким же утопающим. — Моя усмешка медленно сошла на нет.
Осунувшееся
Как же я мечтала о нем. Как надеялась, что приедет ко мне. Как ждала. Господи, ну почему все складывается именно так? Я не отдам Соню! И почему он не простой адвокатишка-переводчик? Я не хочу терять и его!
Спокойствие, только спокойствие. Если я здесь, здесь есть поле для боя. Иначе быть не может, осталось его нащупать. Сердце кольнуло, и чувство одиночества проявило свои острые зубы. Нужно позвонить домой, вспомнила я. А лучше связаться с Саней, чтобы передал, что у меня «все хорошо».
А у меня «все хорошо»?
Вновь посмотрела на ситуацию со стороны. МЧ как ни крути на моей стороне. Что бы не говорил Ж, Макс на моей стороне и до последнего пытался уберечь. Все же о дочери урод узнал намного позже. И Макс этому факту ее обнаружения не рад. Осталось узнать, чьи интересы он защищал: ее или мои или обеих? Спросить прямо или…?
— Сколько отойдет в ее руки, если у него есть внебрачные дети?
— Около двадцати миллионов сверх того что вложено в недвижимость и будет делиться поровну.
— Хороший брачный контракт, сразу чувствуется, что ее права защищали как могли. — Я присвистнула. Он криво улыбнулся и кивнул. Выходит к ней он питает особые чувства. Питает или питал?
— Если учитывать что на бедной он бы не женился… на ее собственном счету пара миллионов или больше пары десятков?
— Вариант два. — Поняла я по его кивку, вновь обращаясь взглядом в сторону окна. А в это время Темза мерно гонит свои волны, красивый город в летнюю пору подмигивал огнями фонарей и светящимися окнами зданий. Жизнь кипит, у кого-то заканчивается, у кого-то только начинается, а кто-то как я на пороге нового витка.
— Она может получить двадцать миллионов сверх «ставки» или возможность расквитаться… Жаль я не знаю что она выберет. — Не удержала тяжелого вздоха.
— Скажи о чем ты?
— Нет, это ты скажи. — Я обернулась и посмотрела на него в упор. — Ее хромота — это его рук дело?
— Полина, нет. — МЧ ответил резко. Выдохнул, поколебавшись, все же поинтересовался, — зачем ему это?
— Дело в том, что я знаю, как он ненавидит ущербных, инвалидов и больных. Я знаю, как он относится к таким… с каким омерзением удостаивает чести говорить с его «величеством». А еще я знаю, что он мстителен. И если удар нанес приближенный человек. — Я вздохнула, детально вспоминая его слова. — «Не сотру его в порошок, а качественно подпорчу жизнь».
Глаза МЧ стали уже, холоднее, отчужденнее. Вот так лишь по глазам стало понятно, что Элизабет ему дорога, и он всегда ее защищал. В душе стало не только омерзительно, но еще и горько. Выходит, что составляя контракт, он думал о ее благополучии, а привезя меня в Лондон, думал о том, как скрыть от нее факт нашего с Грэгом знакомства. Выходит это она и есть, та единственная, с которой ничего не выгорело. Элизабет — поезд, ушедший на другую платформу.
— Вся одежда Элизабет скрывает ее ноги и грудь. Мой вопрос заключается в следующем: «Что он сделал?»
— Ничего. Она попала в аварию, машина загорелась… ожоги третьей степени и четвертой. — Макс закрыл глаза и с трудом продолжил. — Грэг не отходил от нее в больнице, постоянно был там.
— Не сомневаюсь! — Сдержалась, не обняла, но все же порыв был сильнейшим, поэтому коснулась его плеча. — Он наслаждался ее состоянием отчаяния, боли и ужаса перед обгоревшим телом, отвращения к себе. Ведь именно через это проходят все кому не повезло. И она должна была заметить его склонность к унижению невезучих. — Макс дернулся как от удара. — Какой была марка авто?
— Aston Martin.
— И, несомненно, она не первый год за рулем.
— Да.
— Что ж, этого достаточно.
Он смотрел сквозь меня, пытаясь сложить только что представленные пазлы в общую картину. Плотно сжатая челюсть, губы, превратившиеся в тонкую линию и вертикальная черта меж бровей, говорили сами за себя. Мои чудовищные предположения нашли в нем отклик.
«Не собираюсь отступать особенно сейчас. Мне нужна помощь. Мне нужна его помощь», — повторила я про себя, — «очень нужна. Соберись, засунь свою гордость куда подальше и попроси, просто попроси».
— Макс, в счет той ночи у красных фонарей… я подождала, пока его взгляд сфокусировался на мне, и продолжила, — я прошу тебя помочь.
— Говори. Я согласен сравнять счет.
— Наша история остается в силе. Мы прекрасно провели время вместе, пока ты был в Киеве в ту осень. Ты помнишь все мои родинки, шрамы и прочее. И самое главное, чтобы я не говорила, ты соглашаешься во всем.
— Во всем? — он удивленно вскинул брови.
— Да. Во всем. Даже с отцовством, если потребуется. — Последнее я подчеркнула.
— Начинаю понимать твое школьное прозвище. — В его глазах появился маленький огонек и тут же угас. — Но что, если для нее важнее сумма?
— Я позабочусь об этом.
Выйдя из кабинета, обернулась. Странным образом просто хотелось удостовериться, что он здесь и рядом. Я понимаю что делает этот Ж, и плевать мне как он себя зовет, этот урод навсегда останется Ж. Но тягостно от того, что все это время Макс работал по его поручению и прикрывал меня от Элизабет.
Он почувствовал мой взгляд и прошептал. — Я сделаю. Даю слово…