Наизнанку
Шрифт:
— Ну тут два варианта: либо да, либо нет. Если второй вариант, то тебя скорее всего изнасиловал твой отчим, — поворачивается ко мне, пристально заглядывая в глаза. — Черт, прости, я все время забываю, что надо быть более тактичным с женским полом. Да и вообще, быть чуточку деликатнее. Не раздувай ноздри, Марин, тебе не идет.
— Меня не насиловал мой отчим.
— Не поверишь, отлегло. А чего тогда ненавидишь его? — не унимается Марк.
— Не ваше дело. Смотрите на дорогу.
— Ну так нечестно, мне же интересно. И вообще, мне надо это знать, чтобы постигнуть тонкости твоей душевной
— Вы когда-нибудь искали своих биологических родителей?
— Нет. Не вижу смысла. В хирургии говорят, нет органа-нет проблем, в переводе на человеческий язык, нет человека-нет проблем. Зачем интересоваться теми, кто умер.
— Так они умерли?
— Понятия не имею, для меня-да. В детстве о них хотелось знать все, просто потому что не было никого, а потом не было никакого смысла. Зачем, если у меня есть семья, пусть в общепринятом смысле она не классическая, но она есть и была, — не понимаю, как этот человек может быть таким разным. Интересно, а мне какой нравится?
— А детей? — вдруг брякнула не подумавши.
— Что детей?
— В смысле хотите?
— Я не противник детей, но рожать их нужно, когда хочешь, а не когда этого требует общество. А ты хочешь?
— Сына хочу. Но только тогда, когда встану на ноги. Если это будет сорок, значит сорок. Не буду рожать ребенка в бедности, не вижу в этом смысла, я хочу дать ему самое лучшее и пусть он мне и не скажет за это спасибо, зато я буду знать, что сделала для него все.
— Это в тебе говорит бедное детство. Не всегда наличие самых дорогих игрушек и прочего делает ребенка счастливым.
— А я не про игрушки. Я про нормальную жизнь: квартиру, еду и прочее. Только не говорите, что все это не важно.
— Очень важно. Тут ты абсолютно права, но, если говорить серьезно и без шуток-ты слишком зациклена. Обо всем этом должна думать не женщина, а мужчина. Развелось вас феминисток недоделанных, хоть дротиками истребляй. Поменьше бы выпендривались в своей самостоятельности и жили бы как нормальные бабы: работа для того, чтобы с подружками потрещать и от быта часок, другой отдохнуть, а не зарабатывать, возвращаясь домой в десять вечера, и при этом тянуть на себе всю семью. В общем, бабы дуры и ты очнись, пока не поздно.
— Я не феминистка, — все что могу добавить на столь яркую речь. Хуже всего, что в чем-то он определенно прав.
— Ага, но можешь ей стать. Мужика тебе надо, дорогая, мужика, — по буквам произнес юбочник. Вот сейчас именно он, потому что вновь смотрит на мои ноги. — Ты же понимаешь, что мое предложение еще в силе. Я даю тебе еще чуточку времени поломаться. Признаюсь, в этом есть своя фишка, правда, не когда это длится триста тысяч лет. Мне так долго нельзя терпеть, застой вреден для мужского организма. Впрочем, как и для женского. Кстати, спешу тебя обрадовать, я чист. В плане ЗППП и отношений. Торжественно заявляю тебе, что я расстался с Кариной, — смотрю на него и не понимаю врет или нет. — Я серьезно, — вновь поворачивается ко мне. — Нечего на меня так смотреть. Могу при тебе позвонить.
— Не стоит. Я вам верю, — блин, и вправду верю. — Неужели вы все это серьезно?
— Что именно?
— Для чего вам все это?
— Ты дура все-таки? — резко бросил Марк. — Я тебе русским языком сказал, что ты мне нравишься. Чего еще ты хочешь услышать в ответ?
— Ничего, вы мне такой не нравитесь.
— Так все-таки когда-то нравлюсь, ну наконец-то. Все, больше не буду называть тебя дурой. Ну разве что только в мыслях.
— Я никогда не встречала таких людей как вы. Я даже не могу дать вам определение.
— Я не термин, чтобы давать мне определение.
— А можно личный вопрос?
— В пятнадцать лет. Она была моим репетитором по английскому языку. Славно все отрепетировали, — ну какой же пошляк. — Хотя, если вспоминать, она была страшненькой. Нос слишком большой, не люблю картошкообразные носы.
— Вообще-то я не это хотела спросить. Почему вам так не нравится новый терапевт?
— Почему не нравится?
— Это я вас спрашиваю. Вы даже не скрываете это, почти кривите лицо, когда она находится рядом с вами, это как-то странно. Она симпатичная девушка, точно в вашем вкусе, от нее приятно пахнет, я даже проверила. Что не так?
— Какой оказался приятный день в итоге, — улыбаясь произносит Марк. — Ты за мной следишь, ревнуя к Лене, стало быть ко мне неравнодушна. Это круто, прогресс на лицо. Еще и нюхаешь ее.
— Ну-ну, тешьте себя. Вы, кстати, на вопрос не ответили.
— Она усатая.
— Что?! — поворачиваюсь к нему вылупив глаза.
— Усатая, — повторяет по слогам. — Для особо одаренных-у нее усы.
— Что за бред? У нее нет усов!
— Конечно нет, она от них избавилась, но она все равно усатая. Даже цвет кожи над губой другого цвета. Видимо, недавно это сделала. Терпеть не могу усатых женщин. Хуже только разве что…. усатые, мать их, женщины, — и все, после этой фразы меня снова накрывает, только теперь я не могу скрыть смеха. Не помню, когда в последний раз так смеялась.
— На твое счастье, ты не усатая. Кстати, мне очень нравится твой смех, тебе очень идет.
— Спасибо за комплимент.
— Пожалуйста. Мы приехали, — смотрю в окно и действительно мы стоим около моего подъезда. Да уж, время летит незаметно.
— Спасибо, что подвезли.
— Пожалуйста, видишь, почти пятьдесят рублей сэкономила на проезде и не пришлось вдыхать неприятные запахи в метро. А представь, какие перспективы тебе откроются с появлением меня во всех сферах твоей жизни.
— Это получается утром и вечером будете подвозить? — кивает. — Это уже сто рублей. Надо подумать. Когда на кону такие деньги-это серьезно.
— Я даже буду передаривать тебе шоколадки, которые мне дарят пациенты.
— Да. Это все очень весомо. Заманчивое предложение.
— И не говори, — берет зонт, открывает дверь со своей стороны и выходит из машины. Открывает мне дверь и подает руку. Этого только не хватало, но тем не менее подаю ему руку и выхожу из машины. Проводит он меня не до подъезда, а зачем-то заходит со мной внутрь.