Наизнанку
Шрифт:
— Дочь моя, ты сейчас ходишь по тонкому льду. Веди папулю и начинай рассказ, — Марина берет меня под руку, и мы направились к пункту номер два.
— Моя мама была всегда одна, сколько себя помню около нее не было ни одного мужчины, как-то она проговорилась, что после папы их на дух не переносит, да и у нее на это совершенно не было времени. С двумя работами это было действительно сложно. Но вот на работе она и встретила Влада. Вообще-то он был классный. Обеспеченный, красивый, молодой, проще говоря, мечта всех женщин. Мама была им очарована и летала на тех самых
— Каких крыльях?
— Куриных. Не тупи. На крыльях любви. Поженились. Я, как и мама, купалась по нашим меркам в роскоши. Собственная большая комната, моя первая поездка на море. Ты, кстати, был на море?
— Конечно, был.
— А вот я не была. Какая же в Египте была голубая водичка… Прелесть просто. Кажется, ну как можно купаться в декабре? Оказалось, можно. Вот, кстати, после моря все изменилось, мне как раз стукнуло на отдыхе шестнадцать. И после этого Влада как подменили. Нет, он по-прежнему был идеальным мужем для мамы, щедрым и прочее, но как только маму положили в больницу…
— Он начал к тебе приставать. Ты же достигла возраста сексуального согласия, вот этот пидар и ждал шестнадцатилетия. Продуманный муженек у твоей мамы.
— Я не задумывалась о таком. Но я честно не давала ему повода. Просто так сложилось. Я тогда маме все рассказала, но она не поверила мне. Только не надо ее осуждать.
— Да что ты, конечно, не буду, она хорошая мать.
— Плохо скрытый сарказм.
— Да я вообще его не пытался скрыть. Ну и что потом?
— Да ничего, все банально. Мамы нет-пристает, мама приходит-идеальный муж. Он не всегда приставал, да и вообще он странный тип, говорил, что меня любит и типа плохого мне ничего не сделает.
— Пи*дец какой-то. Ну и когда из дома ушла?
— Как только мне стукнуло восемнадцать. Ушла и жила в общежитии. Мой отчим был категорически против моего ухода. Мол развращенная жизнь и все такое. Запретил маме давать мне денег, или у них жить или сама. Мама тогда уже не работала, но все равно как-то передавала мне по возможности. Вот уже четыре года я вижу своего отчима только по праздникам, на которых ему очень сложно ко мне подкатывать, ибо мама всегда рядом. Не надо думать, что моя мама плохая, и ей наплевать на меня. Это не так. Она меня любит, и я ее тоже люблю. Кроме нее у меня никого нет в жизни.
— Ты сейчас серьезно? — останавливаюсь посередине тротуара и заглядываю ей в глаза. — Он домогался тебя в течение двух лет, а ты не говоришь об этом своей матери? Надо было донести до нее это! Неужели ты не понимаешь, что это неправильно? Она же даже не знает с кем живет.
— А может и знает, но не хочет себе в этом признаваться. Я не виню ее, это как больной с гангреной ноги, он хочет оставить ногу в любом случае, потому что без нее ему будет плохо. Так и моя мама. Она его любит. Впервые в жизни любит и в ответ получает хорошее от него отношение. Она, как и другие, хочет хоть чуточку получить кусочек своего счастья, пусть и не совсем правильного. Если я лишу ее этого, она возненавидит меня. Так и будет. А я не хочу лишаться единственного родного человека в моей жизни. Эгоистично-да, значит
Не могу понять почему меня так взбесил ее рассказ. В принципе ее можно понять- она держится за мать, но это неправильно. Я не любитель этого дурацкого «неправильно» не могу подобрать другого слова.
— Мы пришли, — сам не заметил, как мы уже вошли в помещение. — Это что пышечная?
— Да. Та самая легендарная пышечная. Где-то здесь должен быть рыжий котик. Был здесь когда-нибудь?
— Не был, — не могу скрыть улыбки. Она привела меня в пышечную! Сначала сладкий музей, теперь пышечная, что будет дальше? Через минуту мы уже забираем тарелки с пышками, обильно посыпанными сахарной пудрой и два кофе. Я не знаю, как описать свое состояние, но, кажется, я понял, что такое гастрономический оргазм. Не помню, когда еще получал такой кайф. Черт, где я раньше был?
— Вы довольны, Марк Михайлович?
— Безумно. Еще раз назовешь меня по отчеству в нерабочее время, я тебе продемонстрирую попус ременюс.
— Это одна из знаменитых китайских точек, примерно, как и моя хунь-вынь?
— Твоя хунь-вынь, лапа моя, это оговорка по Фрейду. Говорит все за тебя: срочно нужен секс.
— Никакая это не оговорка, просто у меня фантазия закончилась, вот и придумала первое пришедшее на ум. Там все на хунь.
— Но не вынь.
— Ой, все. Нам пора, у нас скоро третий пункт начнется. Жаль котика не увидели.
— Если ты про рыжего и усатого, он на стуле сидит около ребенка, — Марина поворачивается и с улыбкой смотрит на кота.
— Жаль не сфоткаться. Ладно, как-нибудь в другой раз. На выход, Марк Михайлович, нас ждет пункт номер три.
— Меня ждет пункт номер три, а тебя попус ременюс.
— Это, блин, вообще что? Я туго соображаю после пышек, Марк Михайлович, знаете они все-таки в жиру жарятся. Ну холестерин там и все такое.
— Готовь задницу, Марина холестерина. Вот что.
Глава 20
Первая мысль, которая посетила мою голову, когда мы зашли в торговый центр- меня ведут в боулинг, но нет. Это определенно кинотеатр. Когда Марина достала заранее купленные билеты, я почувствовал себя самым настоящим чмом. Всякое было в моей жизни, но, чтобы девчонка устраивала мне такой досуг, еще и платила-это перебор. Наверное, так мне не было стыдно еще никогда.
— До сеанса двадцать минут, как раз успеем это сделать, — с энтузиазмом произносит Марина.
— Я тебе больше скажу, это можно сделать и за пять минут, и за десять.
— У кого, что болит. А я про совсем другие вещи. Идем, — ешки-матрешки, аппарат со сладкой ватой. — Две сахарные ваты, пожалуйста, — спасибо, Боже, за еще не потерянную реакцию. Вовремя убираю протянутые Мариной деньги и достаю бумажник. — Ой, можно еще фанту. Только в пластиковом стаканчике.
— Тебе мало сладкого? Попа не слипнется? — шепчу ей на ухо.
— Не слипнется. Я дома солененьким заем.
— Круто.