Наизнанку
Шрифт:
— У меня тоже сахарные пробки в ушах, — опускает меня на кровать и не дожидаясь моего согласия снимает с себя джемпер. Марина, скажи хоть что-нибудь. Ну пикни для приличия. Когда я превратилась в такую размазню?! Почему в прошлый раз я не рассматривала его тело? Все-таки жизнь несправедлива, зачем создавать такое тело? Для того, чтобы сводить с ума женщин. Ой, уже и брюки полетели. А я думала, что сначала меня разденут. Боже, какие мышцы, мамочки, и вены так выпирают. Марк забирается ко мне на кровать и пытается избавить меня от платья.
— Стой, — кладу руку ему на грудь и пытаюсь сдержать,
— Я в курсе, ты знаешь я над ним работаю. Почти ежедневные тренировки.
— Заметно. На тебе можно изучать анатомию, какие мыщцы. А вены… — сама провожу рукой по низу его живота. — Это… это паховые вены? Ой, черт, какие паховые, что я несу.
— Да нет, все так. Это венус пахалис, а еще ниже венус членус.
— Смешно.
— Обхохочешься.
— А может у тебя варикоз. Чего это они так выпирают? — ну что я опять несу?! Мозг, включись, родненький.
— Это вены на тебя встали.
— Тогда понятно. А какие у тебя мыщцы. Класс, — беру в ладони его лицо и начинаю вертеть его головой. — Вот это я понимаю, все что надо для демонстрации пальпации и перкуссии.
— Что?!
— На тебе идеально показывать практические навыки: и высоту стояния верхушек легких, и активность легочного края. Ой, а печень, наверное, здорово пальпировать. У меня с этим всегда проблемы.
— Боюсь не только с этим, с головой проблемы не прошли. Я понял, секса не будет, — закрывает глаза и ложится на спину, подложив под голову руки.
— Прости, пожалуйста. Это очень быстро, я так не могу.
— Ну конечно, не можешь, Марина-обломина, руки тебе оторвина. Ну что ж, наше свидание началось с необычной ноты, оно ей и закончится. Давайте, Марина Евгеньевна, у вас экзамен через четыре месяца. Демонстрируйте на мне практические навыки.
— Что?
— Пальпируй и перкутируй, вот что.
— Ну это можно или ты шутишь?
— Не шучу. Но на ночь ты остаешься у меня. Ночевать можешь в гостевой комнате, примешь душ, все дела, а утром заедем к тебе домой, ты переоденешься, и мы поедем на работу. Договорились? Заметь, я тебе уступаю.
— Хорошо. Начнем?
— Начинай, лапа моя.
Глава 21
Знать бы куда написать письмицо с жалобой на это совершенство, чтобы больше такие не рождались. Ну нельзя же так, природа! Правда, это за гранью. Лежит и улыбается. Черт, у него еще и улыбка красивая. Что сделать, чтобы он прекратил быть таким привлекательным? Может ему зуб выбить? Точно-передний! И улыбаться не сможет, и говорить. Но лицо-то останется все равно красивым. А тело! Оно ведь тоже никуда не денется.
— Остается надеть паранджу. Хотя в ней будут видны глаза.
— Что?
— Ой, прости, это мысли вслух.
— Ты меня пугаешь. В парандже я тебя не приму. Ну что ты там наперкутировала, Марина Евгеньевна? — хороший вопрос, а что я там наперкутировала?
— Мне показалось, что у тебя коробочный перкуторный звук.
— Батюшки…и что это значит? — наигранно удивляется Марк.
— Эмфизема легких.
— Кошмар. И от чего это?
— Ну… может это эмфизема курильщика?
— Мне тридцать два года, для эмфиземы курильщика нужен хотя бы стаж, не говоря уже о других факторах. Ну?
— Ну может ты курил с трех лет, вот тебе и стаж.
— Ну да, ну да, как пошел на горшок, так сразу начал тырить сигареты у злобной тетки воспитательницы. А как стукнуло семь, уже жить без них не мог. Как же не закуришь-то в детском доме. Итак, у меня эмфизема курильщика. Правильно? — глядя на эти вены я даже не могу вспомнить каковы еще причины эмфиземы. Хотя о чем я?! У него и звука-то коробочного нет. Когда мы оба прекратим друг другу подыгрывать? — Ну чего молчишь?
— Да. Эмфизема курильщика.
— Окей. Я запомнил. Для справки: я никогда не курил.
— И даже не пробовал?!
— Один раз не в счет. Я противник курения. Увижу с сигаретой-руки отобью.
— Да я вообще никогда не пробовала.
— Ну я понял, что ты вообще мало что пробовала. Продолжай, лапа моя.
— Давай на живот, я спину еще не перкутировала.
— Нет. У нас же все не по правилам. Хочу тебя видеть, поэтому только спереди. И вообще, переходи к сердцу. Мы и так уже поняли, что с легкими у меня беда.
Кто бы сказал, что я на свидании буду пальпировать своего же как бы… парня. Фу, не звучит. Ну какой он парень? Мужчина. Причем донельзя красивый. Ой, мамочки, у меня что испарина на лбу вылезла? Тихо, дыши глубже, Марина, не позорься. Вновь кладу палец на его грудь и начинаю перкутировать границы сердца. Только не смотреть на его лицо, иначе я вновь что-нибудь сморожу. Странное дело, еще совсем недавно, когда я демонстрировала на нем «китайские точки», у меня и в мыслях такого не было, я и думать не думала о его теле. Ну смазливый и что? Таких тьма. Вновь взглянула на его лицо и в который раз пожалела, что согласилась на его предложение. Этот гад преспокойненько улыбается, прищуривая глаза. Глаза ему выколоть что ли? Может в них все дело? Да, надо выколоть ему глаза и выбить зуб. И я стану его низкорослым поводырем. Боже мой, что было в этом дурацком шоколаде? Может он с какой-нибудь травкой был? В очередной раз сглатываю и вполне уверенно смотрю на Марка.
— Ну и что там с сердцем, Мариша?
— Все нормально.
— Все хорошо после эмфиземы?! Или границы сердца расширены?
— Расширены, — киваю как китайский болванчик. — Да.
— В попе два дрозда.
— Что?! — вновь поднимаю на него взгляд.
— Это рифма, Марина-пальпаторная дивчина. Ты ответила-да, я говорю в попе два дрозда. Приступай к аускультации. Очень интересно, что ты там услышишь.
— Фонендоскопа нет.
— А ты ушком. Качество, конечно, пострадает, но считай, что мы с тобой в поле. А я лежу голый на траве. И рядом никого. Ни фельдшерского пункта, ни дороги, ни единого человека. А мне так плохо дышать с эмфиземой легких. Послушайте мне сердечко, Марина Евгеньевна, — я не знаю зачем я оглядываюсь по сторонам и что хочу увидеть. Наверное, скрытую камеру. Со стороны можно подумать, что у нас какие-то сексуальные игры. Вот только вопрос зачем это нужно Марку? Я, конечно, не спец, но разве ему сейчас не надо в душ или куда-нибудь еще? — Марина Евгеньевна, может хватит думать?