Наказание любовью
Шрифт:
— Скажи мне, кто это? — спросила Элен.
— Я не хочу тебя сейчас расстраивать, — проговорила она, но Элен невозможно было переубедить.
— У меня не много осталось времени, — произнесла она, — и я хочу знать все, прежде чем умру… Ну, ну, голубушка, — добавила она, когда Диана вдруг всхлипнула. — Не нужно огорчаться. Мы все там будем рано или поздно.
Диана с трудом сдерживала рыдания. Она знала, что расстроит Элен, если не будет себя сдерживать.
— Кто это? — опять повторила Элен, и Диана, помня совет сиделки: «Вы можете с ней разговаривать, но должны постараться,
— Это — Ян Кастэрс, — проговорила она, и его имя вызвало боль у нее в сердце.
— Ты любишь его, голубушка?
Элен посмотрела на нее, зная ответ прежде, чем Диана кивнула утвердительно.
— Он единственный из всех, кто достоин тебя, — сказала она. — Все будет хорошо, дорогая, не волнуйся. Он любит тебя… Я знала об этом, когда впервые увидела его, а Элен обмануть очень трудно. Он достоин тебя, — повторила она шепотом и закрыла глаза. Усилия, которые она тратила на разговор, были для нее слишком велики.
Долгое время она лежала так, а Диана сидела рядом с ней. Потом она опять открыла глаза.
— Моя Диана! — произнесла она, говоря как будто сама с собой… — Он прекрасный человек… Мне бы так хотелось увидеть ваших детей.
Она вздохнула и, казалось, заснула. На лице у нее была улыбка весь день, пока Диана сидела рядом с ней в затемненной комнате.
Сиделка попыталась сменить ее, но Диана отказалась, зная, как мало времени отпущено Элен, и ей не хотелось упускать и малую толику.
Как много часов, подумала она, провела Элен над ее колыбелькой, кроваткой, и потом, когда она стала постарше. Не проходило и ночи, чтобы Элен не вставала два или три раза и на цыпочках не приходила к ней в комнату, чтобы посмотреть, все ли в порядке.
Позже, когда Элен уже стала инвалидом, было сложно проследить за тем, чтобы для Дианы все делали как надо. В своей комнате наверху она заваливала горничных вопросами, стараясь узнать, правильно ли затоплен камин, насколько открыто окно, как разложена одежда и поставлено ли молоко около кровати Дианы.
Потом она лежала без сна, если Дианы не было дома, прислушиваясь к звукам проезжающих машин, ожидая ее возвращения, к голосам снаружи, звуку закрываемой входной двери, ее шагам, поднимающимся наверх.
Было совершенно бесполезно уговаривать ее не беспокоиться. Очень часто, с горечью сейчас думала Диана, обвиняла ее в том, что она была надоедлива. Как глубоко она раскаивается теперь в этом!
Она собиралась рассказать Элен всю историю с Яном Кастэрсом, она всегда была откровенна, и Элен знала о Диане все: плохое, хорошее, доброе и злое. Все, что она делала, практически все, о чем думала, рано или поздно рассказывала Элен. Та выслушивала, сочувствуя, порой старалась помочь и посоветовать.
Диане хотелось бы, чтобы Элен услышала ее историю о Ронсе. Никому больше она не могла бы довериться. Элен могла бы ей помочь разобраться в хаосе чувств и мыслей, распутать то, с чем Диана не могла справиться. Но теперь она никогда не узнает об этом, и Диана осталась в одиночестве.
Уже темнело, когда старая женщина пришла в себя.
— Моя деточка! — произнесла она с любовью. И потом вдруг словно унеслась в далекое прошлое, говоря с огромной нежностью, как будто спящему ребенку:
— Доброй ночи, дорогая, благослови тебя Господь.
Потом тихо вздохнула и умерла.
Последующие дни и похороны были похожи на кошмар. Диана жила как во сне. Она не могла осознать и поверить, что Элен больше не будет рядом. И только когда маленькая комната, в которой она жила последние годы, стала пустой и ее закрыли, Диана осознала потерю очень дорогого, родного человека.
Брат лорда Стэнлиэр приехал из своего имения, чтобы организовать похороны, состояние Дианы его ужаснуло, он предложил ей поехать отдохнуть на море.
«Панацея от большинства болезней, — грустно подумала Диана. — Но мне вряд ли поможет перемена места».
Однако она слишком устала, чтобы протестовать, и несмотря на ее несчастья, морской воздух и покой помогли ей обрести душевное равновесие.
Она отправилась в Девоншир, в дом к дяде. По счастливой случайности, кроме слуг в доме никого не было, и она проводила теплые дни, лежа на пляже в купальном костюме в компании чаек и бакланов.
Это было чудесное место. Дом был построен в устье небольшой речушки, в том месте, где она впадала в море, образуя песчаную отмель, на которую накатывали волны даже в самый тихий день. Каменные ступени, вырубленные в красных скалах, спускались к морю, такому же синему, как Средиземное в лучах солнца.
Вокруг не было деревень, только несколько крытых соломой рыбацких домиков и крошечная пивная, где подавали превосходный сидр.
Диана иногда заходила туда днем после купания и сидела на грубой дубовой скамье с огромной оловянной кружкой в руке.
Том Брум, который содержал «Древнего мореплавателя», был огромным мужчиной необычайной физической силы, бывший рыбак, потом он стал боксером, очень известным, нагонявшим страх, прославившимся своей жестокостью. Но женитьба смягчила его. Теперь он был нежным отцом, привязанным к своим детям, которые обожали его. Когда Диана впервые встретила его жену, она пришла в восторг: миссис Брум была такой маленькой и миниатюрной, что, будь она на несколько дюймов ниже, ее уже можно было считать карликом. Она была идеально сложена, а в молодости была, видимо, чрезвычайно привлекательной. И вполне понятно, что Том увлекся ею.
Она была очень хрупкой и едва доставала ему до локтя, и когда шли рядом, представляли собой несколько комичную пару. Но Том ужасно ее боялся, она командовала — он подчинялся. Если он спорил или медлил с выполнением поручений, она набрасывалась на него как маленький глупый щенок, и Том стыдливо извинялся и исполнял ее волю.
Оба их сына были похожи на отца: широкоплечие, крупные, обещали вырасти в красивых мужчин. Их мать была очень горда ими, Том любил и дочь — крошечное существо, в свои пять лет она спала в колыбели и целый день весело и радостно танцевала по всему дому как фея.