Наконец-то вместе
Шрифт:
Она совершенно его не понимает. Вряд ли он собирался совратить ее сегодня, да и с чего бы ему пытаться? Но все же… что-то такое… решительное прозвучало в его голосе, когда он сказал, что ночь еще не окончена, и собрался показать ей, где живет, и это не давало покоя Ли. Майкл — человек редкой души, и ей не хотелось бы, чтобы досадное недоразумение испортило их нарождающуюся дружбу. Неизвестно, настолько ли она крепка, чтобы выдержать ссору из-за секса, и Ли не хотела подвергать ее испытаниям.
Она тихо вздохнула и выглянула в окно. Майкл, словно почувствовав
Джо остановил машину перед домом Майкла на Сентрал-Парк-Уэст.
— Мне подождать? — спросил он Майкла, помогая Ли выйти из машины. — Или вернуться за миссис Мэннинг?
— Интересно, у вас никогда не бывает выходных? — пошутил Майкл.
Все существо Ли замерло.
— Нет, никогда. Я на вахте двадцать четыре часа в сутки. Уж такая работа.
— Значит, сегодня ваша счастливая ночь, — сообщил Майкл, захлопывая дверцу. — Я привезу Ли домой в такси и заодно заберу свою машину.
Глава 48
Ли поняла, что Майкл живет в пентхаусе, только когда он вставил ключ в скважину в стене лифта. Поднимаясь на двадцать восьмой этаж, оба молчали. Ли слишком нервничала, чтобы поддерживать легкую беседу, а Майкл опасался сказать лишнее слово.
В квартире было темно, как в пещере, но вместо того чтобы включить свет, он подошел сзади и положил руки ей на плечи.
— Можно взять твое пальто?
Он попытался снять с нее пальто, но руки скользнули по обнаженной коже, и Ли, вздрогнув, отстранилась:
— Нет, не стоит. Здесь немного холодно.
— Я включу обогреватель, — непререкаемым тоном ответил он.
Ли пришлось расстаться с пальто, и пока он, открыв соседнюю дверь, вешал сначала ее пальто, а потом и свое, она старалась хоть что-то разглядеть в непроглядном мраке.
— Готова?
— К чему? — неловко пробормотала она.
— К первому впечатлению, — пояснил он, отступая, и мгновение спустя вспыхнул сноп огней, освещая то, что показалось Ли не менее чем акром черных мраморных полов, разделенных на два круглых участка, находившихся на возвышениях и окруженных изящными белыми колоннами и арками. И никакой мебели! Ни мебели… ни кровати… нет кровати, значит, ничто не угрожает тем необыкновенным отношениям, становившимся все дороже с каждым днем.
— Я еще не переехал.
Напряжение Ли, безуспешно гадавшей о его намерениях, мигом сменилось радостным облегчением.
— Поразительно! — выдохнула она. — Отсюда виден Гудзон! Она показала на гигантское возвышение слева и вопросительно оглянулась на Майкла.
— Это столовая. А справа — гостиная.
Ли повернулась к нему, изучая белую винтовую лестницу у входной двери, с кружевной вязью перил, когда-то украшавших роскошный старый нью-йоркский особняк, и балконом наверху.
— Боже, как красиво!
Майкл повел ее к арочному проходу в коридор, примыкавший к столовой. Их шаги отдавались гулким эхом в комнате с высокими потолками.
— Вижу, тебе не нравятся замкнутые пространства, — улыбнулась Ли. — Как и мне.
Большая светлая кухня переходила в общую комнату с толстыми стеклянными стенами и видом на реку Гудзон к западу и на Центральный парк — к востоку.
Почти всю южную стену занимал потрясающий алебастровый камин, окруженный панелями из выдержанного дерева, настолько оригинальный, что Ли сразу же его узнала.
— Он из особняка Сили, — кивнула она и, заложив руки за спину, послала ему понимающий взгляд. — Так это ты был «неизвестным покупателем», который заплатил «целое состояние» за этот камин! Подумать только, какая изумительная панорама! Видна даже наша… моя квартира на противоположной стороне парка!
Пока она восхищалась комнатой, Майкл подошел к вделанному в стену бару, снял пиджак, развязал галстук, бросил их на высокий табурет и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Ли направилась к нему с той же самой бессознательной грацией, которая всегда вызывала в нем восхищение. Она расслабилась, как только поняла, что квартира не обставлена, так что он решил поскорее дать ей бренди, чтобы помочь окончательно успокоиться, прежде чем она обнаружит, что спальня обставлена полностью.
Ли уселась на табурет и подперла подбородок руками.
— Я чудесно провела вечер. И очень люблю твою тетю. Должно быть, хорошо жить там, где вырос, и ежедневно встречаться с теми, кого знаешь всю жизнь. С людьми вроде Фрэнка Моррисси.
— Чья единственная и пламенная цель — при каждой подвернувшейся возможности оскорблять твое достоинство, — усмехнулся Майкл, вынимая бутылку бренди. — В ту ночь, когда я провожал тебя домой, ты сказала, что приехала из Огайо. Ты там родилась?
— Нет, в Чикаго. Мать была медсестрой, и я жила с ней до четырех лет.
— А отец?
— Он бросил ее, узнав о беременности. Они не были женаты.
— А как ты оказалась в Огайо?
Майкл наклонился, поискал на крутящихся полочках за баром, нашел стаканы для бренди и уже выпрямился было, но ее ответ заставил его забыть обо всем.
— Когда мне было четыре, мать сказала, что у нее неизлечимая форма быстро прогрессирующего рака, и отослала меня в Огайо, к бабушке. Посчитала, что я быстрее и легче привыкну к жизни без нее, если делать это не сразу, а постепенно. Сначала она приезжала часто и продолжала работать в больнице, где врачи проводили ей экспериментальный курс противораковой терапии.
— А что было потом?
Ли уронила руки и распластала ладони на стойке бара, словно собираясь с духом.
— Однажды, когда мне было пять, она поцеловала меня, попрощалась и пообещала, что мы скоро увидимся. Она не знала, что это был ее последний приезд.
Глаза Ли, ее лицо, жесты были так выразительны, что он невольно сопереживал ей, в точности как зрители, платившие деньги, чтобы увидеть ее в спектакле. Но сейчас она не играла, и это был не спектакль, а он менее всего походил на постороннего наблюдателя. Ему пришлось опустить глаза и сосредоточиться на бутылке и стаканах, чтобы освободиться от ее чар.