Накопление капитала
Шрифт:
Главным предметом вывоза были здесь хлопчатобумажные ткани. Под влиянием сильного спроса английское хлопчатобумажное производство очень быстро расширилось. Было основано много новых фабрик. Стоимость обработанного в Англии хлопка-сырца составляла: в 1821 г. 129 млн. фунт, ст., в 1825 г. 167 млн. фунт. ст.
Таким образом все элементы для кризиса были подготовлены. Туган-Барановский предлагает здесь вопрос: «Откуда же взяли южноамериканские государства в 1825 г. средства для покупки вдвое большего количества английских товаров, чем в 1821 г.? Средства эти были даны самими англичанами. Займы, которые заключались ими на лондонской бирже, служили для уплаты за ввезенные товары. Английские фабриканты были обмануты ими же самими созданным спросом и в скором времени должны были на опыте убедиться в неосновательности своих чрезмерных надежд» [310] .
310
Tugan-Baranowsky, Studien zur Theorie und Geschichte der Handelskrisen, стр. 74, ср. русск. изд. 1914 г., стр. 39.
Тот факт, что южноамериканский спрос на английские товары был вызван английским капиталом, Туган рассматривает как нездоровое, ненормальное экономическое явление. Он бессознательно перенимает здесь взгляд теоретика, с которым он не желает иметь ничего общего. Концепция, согласно которой английский кризис 1825 г. можно объяснить «исключительным развитием» отношений между английским капиталом и южноамериканским спросом, всплыла уже во время этого кризиса. Не кто иной, как Сисмонди, поставил тот же вопрос, что и Туган-Барановский, и во втором издании своих «Новых начал» описал эти явления со всеми подробностями.
«Мне представляется, что открытие огромного рынка, который испанская Америка предоставила продуктам промышленности, оказало самое существенное влияние на новое усиление английских мануфактур. Английское правительство придерживалось того же взгляда; за 7 лет, протекших со времени кризиса 1818 г., было затрачено огромное количество энергии, чтобы распространить английскую торговлю на самые отдаленные районы Мексики, Колумбии, Бразилии, Рио де ла Платы, Чили и Перу. Прежде чем министерство решило признать эти новые государства, оно уже приняло меры, чтобы
311
Сисмонди, Nouveaux principes, т. II, кн. 4, гл. 4: «Купеческое богатство следует за ростом дохода».
В действительности явление, предшествовавшее кризису 1825 г., до сих пор осталось типичным для периода подъема и экспансии капитала, а «исключительное» отношение образует одно из самых существенных основ накопления капитала. Специально в истории английского капитала это явление повторяется регулярно перед каждым кризисом, как это доказывает сам Туган-Барановский следующими цифрами и фактами. Непосредственной причиной кризиса 1836 г. было переполнение рынка Соединенных штатов английскими товарами. Но и здесь эти товары покупались на английские деньги. Ввоз товаров в Соединенные штаты превышал в 1834 г. их вывоз на 6 млн. долларов, но в то же самое время ввоз благородных металлов превышал вывоз последних почти на 16 млн. долларов. Еще в год кризиса — в 1836 г. — избыток ввоза товаров составлял 52 млн. долларов, и тем не менее избыток ввоза благородных металлов равнялся еще 9 млн. долларов. Эти потоки денег и долларов шли главным образом из Англии, где производилась массовая покупка железнодорожных акций Соединенных штатов. За 1835–1836 гг. в Соединенных штатах был основан 61 новый банк с капиталом в 52 млн. долларов по преимуществу английского происхождения. Следовательно, англичане и на этот раз сами оплачивали свой вывоз. Беспримерный промышленный подъем на севере Соединенных штатов в конце 50-х годов, — подъем, повлекший за собой в конечном итоге гражданскую войну, — также происходил за счет английского капитала, который опять создал в Соединенных штатах расширенный рынок для английской промышленности.
Не только английский, но и капитал остальной Европы принимал посильное участие в этой «необыкновенной торговле»; по словам Шефле, за 5 лет, с 1849 г. по 1854 г., на разных европейских биржах было приобретено американских ценностей не менее чем на миллиард гульденов. Вызванное одновременно с этим оживление мировой промышленности также разрешилось мировым крахом 1857 г. В 60-х годах английский капитал спешит создавать те же отношения не только в Соединенных штатах, но и в Азии. Он массами устремляется в Малую Азию и в Остиндию, предпринимает здесь грандиозные постройки железных дорог — длина железнодорожной сети Британской Индии равнялась в 1860 г. 1350 км, в 1870–7683 км, в 1880 — 14 977 км и в 1890 — 27 000 км. Благодаря этому сразу же появился усиленный спрос на английские товары. Но в то же самое время английский капитал тотчас же по окончании гражданской войны вновь устремляется в Соединенные штаты. Огромные постройки железных дорог в Соединенных штатах в 60-х и 70-х годах — длина железнодорожной сети равнялась в 1850 году 14 151 км, в 1860 — 49 292 км, в 1870 — 85 139 км, в 1880 — 150 717 км и в 1890 — 268 409 км — производились опять-таки главным образом за счет английского капитала. Но в то же самое время материалы для этих дорог получались тоже из Англии. Это было главной причиной быстрого развития угольной и железоделательной промышленности в Англии и потрясений в этих отраслях, вызванных американскими кризисами 1866, 1873 и 1884 гг. Здесь происходило буквально то же самое, что Сисмонди представлялось очевидным сумасбродством: англичане строили в Соединенных штатах железные дороги из собственного железа и прочего материала, платили себе за это своими собственными деньгами, но только лишали себя «удовольствия» пользоваться этими железными дорогами. Но это сумасбродство, несмотря на всякие периодические кризисы, настолько пришлось по вкусу европейскому капиталу, что лондонская биржа в середине 70-х годов была охвачена настоящей горячкой заграничных займов. В 1870–1875 гг. в Лондоне было заключено таких займов на 260 миллионов фунтов стерлингов. Их прямым последствием был остро возрастающий вывоз английских товаров в экзотические страны; капитал устремлялся туда массами несмотря на то, что эти страны время от времени становились банкротами. В конце 70-х годов Турция, Египет, Греция, Боливия, Коста-Рика, Эквадор, Гондурас, Мексика, Парагвай, Перу, С. Доминго, Уругвай и Венецуэла частично или целиком прекращали уплату процентов. Несмотря на это, в конце 80-х годов повторяется горячка экзотических государственных займов: южноамериканские государства и южноафриканские колонии поглощают огромные количества европейского капитала. Так, например, займы Аргентинской республики равнялись: в 1874 г. 10 млн. фунт, ст., в 1890 г. 59,1 млн. фунтов ст.
Англия и здесь строит железные дороги из собственного железа и собственного угля и платит за это собственными деньгами. Длина аргентинской железнодорожной сети равнялась в 1883 г. 3123 км, в 1893 г. — 13 691 км.
В то же самое время английский вывоз возрастал согласно следующей таблице (в млн. фунт, ст.):
Весь вывоз Англии в Аргентину составлял в 1885 г. 4,7 млн. фунт, ст., а 4 года спустя — уже 10,7 млн. фунт. ст.
В то же самое время английский капитал при посредстве государственных займов устремлялся в Австралию. Займы трех австралийских колоний — Виктории, Нового Южного Уэльса и Тасмании — составляли в конце 80-х годов 112 млн. фунт. ст., причем 81 млн. был затрачен на железные дороги. Длина австралийской сети равнялась: в 1880 г. 4900 милям, в 1895 г. 15 600 милям.
Англия и здесь поставляла одновременно и капитал, и материалы для постройки железных дорог. Потому Англия тоже была втянута в водоворот кризисами 1890 г. в Аргентине, Трансваале, Мексике и Уругвае и австралийским кризисом 1893 г.
В последние два десятилетия в этом отношении изменилось только то, что рядом с английским капиталом на иностранные предприятия и в особенности на займы шли в значительных количествах капиталы немецкие, французские и бельгийские. Постройка железных дорог в Малой Азии с 50-x до конца 80-х годов была выполнена английским капиталом. С тех пор в малой Азии упрочился германский капитал, который выполняет большой план Анатолийской и Багдадской железных дорог. Приложение германского капитала в Турции вызывает возрастающий вывоз германских товаров в эту страну.
Германский вывоз в Турцию составлял в 1896 г. 28 млн. марок, в 1911 г. — 113 млн. марок; вывоз в Азиатскую Турцию составлял в 1901 г. 12 млн. марок, в 1911 г. — 37 млн. марок. Значительная часть ввозимых германских товаров и в этом случае оплачивалась германским капиталом, и немцы, по выражению Сисмонди, только лишали себя удовольствия пользоваться продуктами собственного производства.
Рассмотрим вопрос поближе.
Реализованная прибавочная стоимость, которая в Англии и в Германии не может быть капитализирована и лежит там без употребления, вкладывается в Аргентине, в Австралии, в Капланде или в Месопотамии в железные дороги, в водные сооружения, в рудники и т. д. Машины, материалы и т. п. доставляются из той же страны, откуда получается капитал, за счет которого они и покупаются. Но ведь то же самое делается и внутри страны при условиях капиталистического производства: прежде чем получить производительное назначение, капитал сам должен купить элементы своего производства и воплотиться в них. Правда, продукт потребляется здесь внутри страны, тогда как в первом случае потребление предоставляется чужим странам. Но целью капиталистического производства является не потребление продуктов, а прибавочная стоимость и накопление. Свободный капитал внутри страны не имел возможности накопляться, потому что не было потребности в добавочном продукте. Но за границей, где не развилось еще никакого капиталистического производства, возник или насильственно создан новый спрос в среде некапиталистических слоев. Именно то обстоятельство, что «потребление» продукта переносится на других, и имеет решающее значение для капитала, так как потребление классов капиталистической страны — капиталистов и рабочих — при накоплении в счет не идет. «Потребление» продуктов во всяком случае должно быть реализовано новыми потребителями и оплачено ими. Для этого они должны иметь денежные средства. Эти последние им доставляет отчасти возникающий в то же время товарообмен. Непосредственно с железнодорожным строительством и с горным делом (в золотопромышленности и т. д.) связывается оживленная торговля. Она постепенно реализует авансированный на постройку железных дорог или рудников капитал вместе с прибавочной стоимостью. Текущий таким образом за границу капитал может искать поля деятельности на собственный риск, как акционерный капитал; он может находить себе приложение в промышленности или в транспорте, попадая в чужую страну при посредничестве государства, заключающего внешний заем; в первом случае акционерные предприятия, как дутые, могут скоро потерпеть крах, во втором случае кредитуемое государство может в конце концов оказаться банкротом, и капитал тем или иным путем может иногда частично пропасть для его собственников, но все это не меняет дела в целом. Таким путем отдельные капиталы пропадают часто при кризисах и в их собственной стране. Суть дела заключается в том, что накопленный капитал старой страны находит в новой стране новую возможность производить и реализовать прибавочную стоимость, т. е. продолжать накопление. Новые страны охватывают новые большие области с натуральнохозяйственными отношениями, которые превращаются в товарнохозяйственные, или с товарнохозяйственными отношениями, которые вытесняются капиталом. Железнодорожное строительство и горное дело (в особенности золотопромышленность), характерные для приложения капитала старых капиталистических стран в молодых странах, обладают свойством вызывать в среде господствовавших раньше натуральнохозяйственных отношений оживленный товарообмен; обе эти отрасли характерны в истории хозяйства как начало быстрого разложения старых экономических формаций, социальных кризисов и зарождения современных отношений, т. е. прежде всего товарного хозяйства, а затем капиталистического производства.
Роль внешних займов и вложение капиталов в иностранные железнодорожные и горнопромышленные акции служат поэтому лучшей критической иллюстрацией к марксовой схеме накопления. В этих случаях расширенное воспроизводство капитала представляет собой капитализацию уже раньше реализированной прибавочной стоимости (поскольку иностранные займы и заграничные акции не покрываются мелкобуржуазными и полупролетарскими сбережениями). Момент, обстоятельства и форма реализации капитала, текущего из старых стран в новые, не имеют ничего общего с теперешним поприщем накопления. Тот самый английский капитал, который устремлялся в Аргентину для железнодорожного строительства, мог быть раньше индийским опием, реализованным в Китае. Далее английский капитал, строящий в Аргентине железные дороги, является капиталом английского происхождения не только по своей чистой форме стоимости как денежный капитал: его вещественная форма — железо, уголь, машины и т. д. — тоже происходит из Англии, т. е. потребительная форма прибавочной стоимости уже заранее создается в Англии в форме, соответствующей целям накопления. Рабочая сила — потребительная форма переменного капитала — здесь большею частью чужая: капитал старых стран подчиняет себе в новых странах туземные рабочие силы как новый объект эксплоатации. Для простоты исследования мы можем однако принять, что рабочие силы того же происхождения, что и капитал. На самом деле вновь открытые золотоносные рудники, например, вызывают — особенно первое время — массовую иммиграцию из старых капиталистических стран, и в них работают главным образом рабочие силы этих стран. Мы можем следовательно взять случай, когда денежный капитал, средства производства и рабочие силы новой страны происходят из старой капиталистической страны, скажем, из Англии, В Англии в таком случае были налицо все материальные предпосылки накопления: реализованная прибавочная стоимость в виде денежного капитала, прибавочный продукт в производительной форме и, наконец, резервы рабочих. И тем не менее накопление в Англии не могло происходить: Англии и ее прежним покупателям не нужно было никаких железных дорог и никакого расширения промышленности. И только подъем новых областей с большими районами некапиталистической культуры создал для капитала расширенный круг потребителей и сделал для него возможным расширенное воспроизводство, т. е накопление.
Кто собственно эти новые потребители? Кто платит в последнем счете за внешние займы и реализует прибавочную стоимость основанных за счет этих займов капиталистических предприятий? История международных займов в Египте дает классический ответ на этот вопрос.
Три ряда фактов, взаимно переплетающихся, характеризуют внутреннюю историю Египта во второй половине XIX столетия: современные капиталистические предприятия крупнейшего масштаба, лавинообразный рост государственного долга и крушение крестьянского хозяйства. В Египте до последнего времени существовал барщинный труд; по отношению к земельной собственности велась самая бесцеремонная политика насилия со стороны вали, а затем хедива. Но как раз эти примитивные отношения сулили самую благотворную почву для операций европейского капитала. С экономической точки зрения здесь речь могла итти вначале только о том, чтобы создать условия для денежного хозяйства. Эти условия и были созданы путем прямого насилия со стороны государства. Мегмед-Али, творец современного Египта, применял при этом до 30-х годов метод, отличавшийся патриархальной простотой: он от имени государства «покупал» ежегодно у феллахов всю их жатву, чтобы потом продавать им из нее по повышенным ценам минимум, необходимый для их существования и для обсеменения полей. Он выписал остиндский хлопок, американский сахарный тростник, индиго и перец, и от имени государства указал феллахам, какие именно из этих растений сеять и в каком количестве; хлопок и индиго при этом объявлены были монополией правительства: они могли продаваться только правительству, и, следовательно, правительством уже перепродавались. Таким путем в Египте была введена торговля. Правда, Мегмед-Али потрудился немало и над поднятием производительности труда: он заставил раскопать старые каналы, рыть колодцы, а, главное, начал постройку грандиозных нильских водных сооружений у Калиуба, открывших серию огромных капиталистических предприятий в Египте. Эти последние распространились на четыре крупные области: на оросительные работы, между которыми первое место занимают сооружения у Калиуба, строившиеся от 1845 до 1853 г. и поглотившие, помимо неоплаченного крепостного труда, 50 млн. марок, — чтобы оказаться, впрочем негодными; далее — на пути сообщения, между которыми Суэцкий канал был самым важным и в истории Египта самым роковым предприятием; затем — на хлопчатобумажные плантации и, наконец, на сахарное производство. С постройкой Суэцкого канала Египет всунул свою голову в петлю английского капитала, из которой он уже не сумел ее вытащить. Начало было сделано французским капиталом, за которым немедленно последовал английский; конкурентная борьба между ними проходит через все внутренние смуты Египта следующих 20 лет. Операции французского капитала, построившего как огромные нильские оросительные сооружения, оказавшиеся негодными, так и Суэцкий канал, были, быть может, самыми своеобразными образцами накопления европейского капитала за счет примитивных отношений. За благодеяние, выразившееся в прорытии канала, который должен был отвлечь от Египта европейско-азиатскую торговлю и весьма чувствительно затронуть его собственное участие в этой торговле, Египет обязался, во-первых, предоставить бесплатно на ряд лет барщинный труд 20 000 крестьян и, во-вторых, принять на 70 млн. марок акций, т. е. на 40% всего капитала Суэцкой компании. Эти 70 млн. стали основой колоссального государственного долга Египта — долга, из-за которого Египет двадцать лет спустя подвергся военной английской оккупации. В оросительных работах наступил внезапно крупный переворот: старинные «сакии», т. е. черпалки, которые приводились в движение волами и которые в количестве 50 000 штук работали по 7 месяцев в году в одной только дельте, были отчасти заменены мощными паровыми насосами. Сообщение по Нилу между Каиром и Асуаном поддерживалось теперь современными пароходами. Но величайший переворот в хозяйственном отношении Египта принесло с собой разведение хлопка. Результатом американской войны за освобождение негров и хлопкового голода в Англии, поднявшего цены за килограмм хлопка с 60–80 пфеннигов до 4–5 марок, было лихорадочно быстрое разведение хлопка в Египте. Все сеяли хлопок, но в особенности этим занималась вице-королевская семья. Грабеж земли в крупном масштабе, конфискация, вынужденная «покупка» или простое хищение в очень короткое время вызвали колоссальное увеличение вице-королевских земель. Бесчисленное множество деревень превратилось внезапно в королевскую частную собственность, и никто не был в состоянии объяснить правовую основу этого явления. Все эти колоссальные пространства в короткое время должны были быть использованы для хлопчатобумажных плантаций. Но это поставило на голову всю технику традиционного египетского сельского хозяйства. Устройство плотин для защиты хлопковых полей от регулярных разливов Нила, обильное и регулируемое искусственное орошение, глубокая и основательная вспашка, которой феллах, царапающий слегка плугом свою землю, не знал со времен фараонов, и, наконец, интенсивная работа при жатве, — все это предъявляло огромные требования к рабочей силе Египта. Но этой рабочей силой было все то же крепостное крестьянство: государство присвоило себе неограниченное право распоряжения его силами. Феллахи уже тысячами были согнаны, чтобы работать в качестве крепостных на постройке водных сооружений у Калиуба и на постройке Суэцкого канала; теперь их силы потребовались для сооружения плотин, для прорытия каналов и для работ на плантациях вице-королевских владений. Те 20 000 рабов, которых хедив отдал в распоряжение Суэцкого общества, потребовались теперь ему самому, и следствием этого был первый конфликт с французским капиталом. Приговор Наполеона III присудил Суэцкому обществу 67 миллионов марок отступных. Хедив легко согласился на это потому, что эти деньги в конце концов должны были быть выколочены из тех же самых феллахов, из-за рабочей силы которых шел спор. Но вот пошли оросительные работы. Для них из Англии и из Франции была доставлена масса паровых машин — центробежных насосов и локомобилей. Многие сотни этих машин доставлялись из Англии в Александрию и отправлялись затем на пароходах, на нильских судах и на горбах верблюдов по всем направлениям внутрь страны. Для обработки земли потребовались паровые плуги, в особенности благодаря чуме рогатого скота, которая погубила в 1864 г. весь скот. Эти машины также привозились большей частью из Англии. Фоулеровское предприятие достигло внезапно колоссального расширения, особенно благодаря заказам вице-короля, которые покрывались за счет Египта [312] .
312
««Между Каиром, Лондоном и Лидсом, — рассказывает представитель фоулеровской фирмы инженер Eyth, — начались лихорадочные телеграфные сношения». «К какому сроку Фоулер может доставить 150 паровых плугов?» — Ответ: «В один год. Напряжение всех сил гарантировано». — «Это нас не удовлетворяет: 150 паровых плугов весной должны быть доставлены в Александрию!» — Ответ: «Невозможно». Фоулеровский завод при своем тогдашнем оборудовании мог изготовлять в неделю едва три паровых плуга. К тому же надо обратить внимание на то, что каждая такая машина стоила 50 000 марок и что речь шла о заказе на сумму в 71/2 млн. марок. — Следующая телеграмма Измаил-паши: «Сколько будет стоить немедленное расширение завода? Вице-король готов доставить для этого необходимые деньги». Вы можете себе представить, что в Лидсе ковали железо — пока горячо. Но и другие заводы Англии и Франции нашли повод для производства паровых плугов. Александрийский арсенал — место выгрузки вице-королевского добра — был наполнен до потолка котлами, колесами, барабанами, проволочными канатами, судками и всякого рода ящиками; каирские гостиницы второго разряда были заполнены вновь испеченными для управления паровыми плугами машинистами, которые были спешно набраны из слесарей и кузнецов, из крестьянских парней и полных надежд молодых людей — мастеров на все руки, ибо на каждом паровом плуге должен был сидеть по крайней мере один знающий дело пионер цивилизации. Эффенди отправляли все это беспорядочными массами из Александрии вглубь страны, чтобы только выиграть место и по крайней мере дать возможность выгрузить следующий прибывающий пароход. Как все это прибывало на место назначения или, вернее, не на место назначения, об этом они не имели никакого понятия. В одном месте на берегу Нила лежало десять котлов, десятью милями дальше относящиеся к ним машины; в одном месте лежала куча проволочных канатов, а на расстоянии 20 часов езды вверх по течению — барабаны (лебедки) для этих канатов. Тут на горе французских ящиков сидит в отчаянии голодный английский монтер, в другом месте другой монтер предается пьянству. Эффенди и катибы, взывая к аллаху о помощи, разъезжали туда и обратно между Сиутом и Александрией и заготовляли бесконечные списки вещей, о названиях которых они не имели никакого понятия, но часть этих аппаратов все-таки была приведена в движение. Паровой плуг дымился на полях верхнего Египта; civilisation et prorges еще раз сделали шаг вперед». («Lebendige Krafte, sieben Vortirage aus dem Oebiete der Technik», Berlin 1908, стр. 219).