Наложница визиря
Шрифт:
— И что?
— Оказалось, что это не так, — ответил Да Гама с пляшущими искорками в глазах. — У меня та же фамилия, но совершенно другая семья. На самом деле я родственник Дасанов. Мне повезло, что я твой родственник, но грустно, оттого что мне приходится зарабатывать на жизнь.
— Господин Карлос планирует ввести парня в дело, — заметил Карвалло после паузы. Он смотрел на Да Гаму, словно изучая его реакцию. — Он останется в Биджапуре и станет работать с господином Викторио.
Лицо солдата помрачнело.
— Скажите ему, чтобы следил за своей спиной, —
«Чьей спиной?» — подумала Люсинда.
Но именно в этот момент тио Карлос поднял кубок. Слуги поспешили наполнить кубки других господ, Патан хмурился.
— Завтра вы уезжаете в Биджапур. Пусть Пресвятая Дева Мария позволит всем вам совершить приятное путешествие!
— Долгих вам лет жизни и здоровья, тио Карлос, — ответил Джеральдо, чокаясь с дядей. Все за столом подняли кубки, раздались одобрительные возгласы.
Все, за исключением Патана, который гневно смотрел в свой стакан с водой и хмурился.
В ту ночь у тио Карлоса начался такой сильный понос, что вызвали врача, а потом и священника. Люсинда услышала суматоху и поспешила в комнату дяди, но Карвалло заверил ее, что она ничего не может сделать. Она увидела Джеральдо, сидящего в уголке у двери с обеспокоенным лицом.
— Он проявил такую доброту к несчастному сироте. Что я буду делать, если он умрет? — воскликнул молодой человек.
Люсинда положила руку ему на плечо. Джеральдо сжал ее, поднес к щеке, затем поцеловал, перед тем как отвернуться. У него в глазах стояли слезы.
К утру весь дом был охвачен волнением. Патан привел караван к дверям на рассвете, как и планировалось изначально. Конечно, в прихожей начался спор, поскольку слуги решили, что хозяин умирает и путешествие отменяется.
— Ты должна что-то сделать, малышка, — сказала Елена, когда Люсинда одевалась.
Люсинда надела пестрое хлопчатобумажное платье и выглянула из окна. Мусульмане-наездники стояли на улице рядом с несколькими повозками, запряженными волами. Но они казались карликами по сравнению с огромным слоном с обвязанными бивнями. На его голове красовалась позолоченная накидка с узорами, которая блестела в лучах утреннего солнца. На спине слона возвышался паланкин с занавесками, почти достигавший окна Люсинды. Он выглядел словно миниатюрный домик с изогнутой зеленой крышей, которую поддерживали красные лакированные подпорки. Резьбу украшала позолота, использовалось много шелка, а вокруг шло ограждение из отполированной латуни.
— Что за шум? — спросила Люсинда, спускаясь по узкой лестнице.
— A-а, госпожа Дасана, — воскликнул Карвалло. — Вы говорите на хинди гораздо лучше меня. Объясните этому тупице, что ваш дядя болен и отправление следует отложить.
Люсинда почувствовала себя крошечной, когда шла к бураку. Патан оделся в свежие одежды, рукоятка меча блестела. Его лицо, вечно кислое, теперь казалось полным негодования. Она сделала глубокий вдох и постаралась распрямить плечи, чтобы выглядеть как можно выше.
— Капитан Патан, — обратилась она на хинди. — Сеньор Карвалло пытается сказать…
— Я
— Что он говорит? — спросил Карвалло, но Люсинда какое-то время не отвечала ему.
— Значит, вы понимаете, капитан, что мой дядя при смерти и мы должны отложить…
— Я ничего подобного не понимаю, госпожа. Мои люди спросили у слуг. Те сказали, что ваш дядя чувствует себя значительно лучше.
Люсинда смотрела в глаза Патана, который не отводил взгляда. Она снова почувствовала раздражение из-за его самодовольства. Она уже собиралась спорить, но вместо этого повернулась к Карвалло.
— Как себя чувствует тио Карлос? — спросила она по-португальски.
— Гораздо лучше, сеньорита, — Карвалло поклонился.
— Тогда почему мы откладываем отправление?
Казалось, Карвалло опешил.
— Это кажется неподобающим, сеньорита…
— А кто-нибудь спросил у вашего дяди, чего желает он? — тихо уточнил Патан на хинди.
Теперь удивилась Люсинда.
— Я сама это сделаю, — ответила она.
Она бросила на Карвалло взгляд, который, как она надеялась, означал, что она держит ситуацию под контролем, затем развернулась, влетела в дом и поспешила наверх.
Она нашла Джеральдо спящим в кресле перед дверью дяди.
— Он провел тут всю ночь, — сообщил Люсинде камердинер Адольфо, когда пропускал девушку внутрь.
— Заходи, племянница, — пригласил Карлос.
Взмах руки, казалось, отнял все его силы. Он побледнел после кровопускания, но глаза у него блестели, и он улыбнулся ей с любовью.
Она объяснила ситуацию.
— Караван должен отправиться в путь немедленно, — заявил он ей. — Дела обстоят не очень хорошо, и я опасаюсь любой задержки.
— Да, дядя, — ответила Люсинда, положив ладонь на его руку. Его кожа на ощупь казалась тонкой, холодной и слегка влажной. Его помыли, зачесали волосы назад, но, несмотря на все это, запах блевотины и фекалий все равно витал в воздухе. — Значит, мы отправимся в путь, как ты говоришь.
— Подожди, — сказал Карлос, накрывая ее руку своей второй. Она увидела у него на предплечье белую повязку, закрывающую рану в том месте, где врач пускал кровь. — Прошлой ночью они подумали, что я умираю. Они сказали, что это яд. Ха! Слишком много вина для старика, вот и все. Но знаешь, что я думал, когда священник проводил таинство миропомазания?
Люсинда скрыла удивление. Никто не сказал ей про священника.
— И что, дядя?
— Не о своих грехах или Деве Марии. Нет, я думал о тебе, — у него на щеке заблестела слеза. — Ты такая идеальная, Люси. Такая чистая. Семья — это все. Теперь я это понимаю лучше, чем когда-либо раньше. Ты — это все, что у меня теперь есть, моя дорогая.