Наложница визиря
Шрифт:
— Нет, наверное, с этим он ничего не может сделать, — сказала она, нахмурилась и откинулась на подушки.
«Какая нахальная, грубая и дерзкая женщина, — подумала Люсинда. — Она часами не обращает на меня внимания, но ожидает, что я все брошу и стану с ней разговаривать, когда ей того захочется».
Люсинда раздвинула занавески.
Небо оказалось ясным и голубым, солнце стояло высоко и светило ярко, тени были темными и четкими. Вдали висели черные тучи. Вероятно, где-то продолжались дожди, но здесь сезон муссонов заканчивался. Дорога, по которой
Размышления Люсинды прервал стон. Девушка повернулась и увидела, что Слиппер садится. Он предпринял несколько слабых попыток заново завязать тюрбан.
— Мне так хочется пить, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Графин с водой стоял рядом с Майей, но она не пошевелилась. Наконец Люсинда наклонилась, чтобы достать для Слиппера чашку. Он жадно осушил ее, чуть ли не одним глотком. Затем он повернулся к Люсинде, но не поблагодарил ее.
— Ты чувствуешь, что паланкин сейчас качается по-другому? Слон прилагает усилия. Каждый шаг дается тяжело.
— Я не заметила.
— О да! — весело воскликнул он. — Мы уже давно двигаемся вверх.
— Я думала, что ты спишь, — не поднимая головы, заметила Майя.
Слиппер не ответил. Он сидел с закрытыми глазами и тер виски.
— Мне не следует пить. Никогда. Никогда. О, какой я дурак!
— Ты произвел на меня большое впечатление, Слиппер.
Евнух поднял голову и посмотрел на Люсинду.
— Требовалось мужество, чтобы извиниться так, как ты. Это меня тронуло.
— А, это, — Слиппер махнул рукой. — Уверяю тебя: это просто была игра. Стал бы я когда-нибудь извиняться перед таким, как он! Не христианин и не индус! Вот он — настоящий хиджра! И мне извиняться перед ним? Пусть он извиняется передо мной!
— Но я тебя слышала! — возразила Люсинда.
— Это предложил капитан Патан. Он сказал, что мое поведение поставило в неловкое положение Деогу. Конечно, он был прав. Поэтому я устроил эту сцену. Тебе понравилось?
Он выбрал один фрукт — из коричневых, которые Люсинда решила не есть, и стал громко высасывать мякоть сквозь дырочку, которую проделал в кожице. Евнух чувствовал себя лучше, а это в случае Слиппера означало, что пришло время для приятных бесед. Они у него хорошо получались. Люсинда вскоре забыла свое раздражение и начала снова дружелюбно болтать.
Через некоторое время она поняла, что он пытается к чему-то подвести разговор. Действовал он тонко, но настойчиво. Слиппер задал дюжину различных вопросов об одежде Люсинды, о парчовых туфельках и кружеве, которым был украшен лиф.
Наконец Люсинда сообразила:
— Ты хочешь узнать про мой корсет, не так ли?
— Предоставляется так мало возможностей для изучения этого вопроса, — ответил Слиппер и покраснел.
— Не нужно смущаться, — ответила Люсинда. Она знала, что корсеты являются источником бесконечного
Люсинда в деталях описала предмет одежды, что явно доставило удовольствие Слипперу. Она рассказала, как эту матерчатую трубу шнуруют спереди и сзади, и объяснила, что по всей его длине идут выемки.
— У некоторых корсетов шнуровка пришита навечно, но в том, который ношу я, шнурки можно вынимать. Сегодня утром мы с Сильвией удалили половину, потому что не могли его зашнуровать так, как делает моя служанка Елена.
— В них в самом деле используются косточки? — спросил Слиппер.
— Ус большой рыбы, которая водится у меня на родине.
— Я образованный человек. Я знаю про китов, — заявил Слиппер, становясь раздраженным и обиженным.
— Я уверена, что знаешь, но я, к сожалению, забыла индийское слово.
Люсинда с радостью заметила, что Слиппер наконец немного смутился.
— Некоторые дамы в Гоа используют скрученные ивовые прутья, поскольку они и прохладнее, и дешевле, но Елена настаивает, чтобы я носила китовый ус.
— Но разве тебе не больно дышать? — спросил Слиппер.
— На самом деле я чувствую себя удобно. Мне без него странно.
— Но он так туго сжимает тело…
Похоже, Слиппер собирался сказать что-то еще, но ему помешал такт. Люсинда подняла руки, чтобы продемонстрировать, каким плоским становится бюст и какой тонкой талия. Тонкая талия также подчеркивалась пышными юбками.
— А ваши мужчины? Они хотят видеть такие формы? — спросил Слиппер.
— Предполагаю, что да. Хотя я сомневаюсь, что их кто-то когда-то спрашивал.
Слиппер закрыл глаза, словно пытаясь представить предмет одежды, который описала Люсинда.
— Когда-нибудь ты должна мне позволить раздеть тебя, — наконец сказал он.
От этих слов Люсинда замерла на месте. Она уже привыкла думать о Слиппере как о мужчине, пусть и странном, безбородом, похожем на шар и с голосом мальчика. Теперь она поняла, что Слиппер так о себе не думает. Почему она раньше не заметила, что он, в основном, действует, как женщина? Это же так очевидно: его суета с занавесками и подушками, стоны из-за путешествия, словно он несчастная беспомощная жертва. А как он любит поболтать, а если быть более точной, то посплетничать! А теперь еще и его просьба раздеть ее — какой мужчина скажет подобное?
Вскоре после этого караван остановился, чтобы мусульмане помолились. Слиппер демонстративно спустился из паланкина, причем потребовал лестницу, хотя погонщик и сказал ему, что его спустит на землю слон.
— Я видел, как ты катался на хоботе. Но это для погонщиков и маленьких мальчиков, а не для одного из главных мукхунни.
Тяжело дыша, Слиппер спустился по лестнице, погонщик также присоединился к молитве, а Майя передвинулась к Люсинде.
«Теперь она хочет разговаривать, — горько подумала Люсинда. — Так что мне, конечно, придется слушать».