Нам не страшен Хуливуд
Шрифт:
– И сколько я вам должен за этот совет? – поинтересовался Тиллмэн.
– Совет бесплатный. Заплатить вам придется за то, что я позабочусь о том, чтобы мисс Эндс вернулась домой целой и невредимой. И за то, что мне, возможно, предстоит сделать для вас впоследствии.
– Понял.
Свистун с протянутой рукой подошел к Шиле.
– В чем дело?
Ее губы предательски дрогнули.
– Собираюсь отвезти тебя домой.
– А это будет правильно? – Она посмотрела на Тиллмэна, потом выскользнула из ниши у окна. – Ты уверен, что это будет правильно?
– Объясню тебе по дороге, – сказал Свистун. Он подошел к Боско, а Тиллмэн в те же минуты направился к Шиле.
– Все понял? Боско кивнул.
– А что барышня?
Свистун поглядел на Тиллмэна. Тот держал Шилу за руки, делал вид, будто он ей отец родной и защитник и ему страшно не хочется с ней расставаться, – одним словом, играл очередную роль.
Шила снизу вверх глядела на актера сияющими глазами. На губах у нее играла улыбка.
Свистун обратил внимание на то, что Шила в глубине души подтрунивает над актером. Обратил он внимание и на другое: она прекрасно поняла, что ей сдали довольно хитрую карту.
– Пожарю-ка я для него картошки, – сказал Боско.
– Что?
Свистуну показалось, будто он ослышался.
– Хорошо нейтрализует анализатор дыхания.
– Откуда ты это знаешь?
– Узнал, когда был в Англии.
– И что, срабатывает?
– Откуда мне знать? Но когда человек верит, что это сработало, он куда лучше держится на допросе.
Свистун вывел Шилу через кухню на маленькую стоянку на заднем дворе, на которой он держал свой "шевроле".
Глава четвертая
Монсиньор Теренс Алоисий Мойнихен, советник его преосвященства кардинала Юстаса, председатель совета директоров экспериментально-инвестиционной компании, распорядитель и казначей богатейшей епархии, сопоставимой в этом отношении только с нью-йоркской и чикагской, был, как положено ему по сану, облачен во все алое.
Черноволосый, белокожий, краснощекий и синеглазый, монсиньор был величайшим лицемером, появившимся на земле с тех пор, как Понтий Пилат умыл руки и передал вопрос о выборе между Христом и Варравой на усмотрение черни.
Порой говорят, что большинство полицейских, не имей они разрешения пускать в ход оружие на законных основаниях, оказались бы по другую сторону баррикады с тем, чтобы пускать его в ход незаконно. О Мойнихене же говорили, что не выбери он карьеру священника, то непременно стал бы ростовщиком, голливудским агентом или же сутенером.
Доллар католического окраса, попав в карман к Мойнихену, редко покидал его. Мойнихен придерживался на сей счет старых правил. Похотливый по природе, он сублимировал это чувство, стремясь к богатству и могуществу. Иногда даже кардиналу Юстасу начинало казаться, что его советник чересчур часто бывает на всевозможных приемах и задерживается там слишком уж допоздна.
На сегодняшнем приеме молодой монсиньор чуть ли не весь вечер в задумчивости простоял у камина, позволяя вихрям веселья обтекать себя со всех сторон. Его изящные руки весь вечер сжимали старинный бокал с двойной порцией виски так, словно это и впрямь была священная реликвия. На протяжении долгих часов монсиньор принимал поздравления по поводу своего последнего назначения – членом наблюдательного совета округа (общественной организации, занимающейся генеральными планами архитектурного развития), и череда этих поздравлений еще не иссякла.
Скоро ему предстоит стать посредником между заказчиками и исполнителями работ. Находить в проектах специально заложенные или случайно обнаруженные лакомые кусочки, срезать и наращивать ассигнования, раскапывать кое-что скверно пахнущее, состригая с чужих грехов золотое руно на нужды епархии, типа приходских школ, строительство которых не влечет за собой увеличения сметных расходов. Да и людям стоило иметь дело с монсиньором Мойнихеном – это сулило выгоду, а в здешней толпе популярность того или иного человека строго пропорционально зависела от барышей, которые сулило знакомство с ним.
Фрэнк Менифе подошел к монсиньору, дождавшись, когда тот окажется в полном одиночестве. Смокинг сидел на Менифе так, словно был изготовлен из грифельной доски. О галстуке могло создаться впечатление, будто он пришпилен булавкой прямо к шее. Стоило адвокату повернуть голову, как вместе с нею поворачивался и галстук. Мойнихен нашел это зрелище столь завораживающим, что буквально не сводил с галстука глаз.
– Мои поздравления, монсиньор, – сказал Менифе с натужной улыбкой.
– Спасибо, Фрэнк.
– А это правда?
– Что именно?
– Что вас сделают в наблюдательном совете главой?
– Есть такое мнение.
– Я бы на вашем месте воздержался.
– Почему же?
– Потому что это не сулит вам выгоды.
– Я не ищу выгоды лично для себя, Фрэнк. И вам это прекрасно известно.
– Что ж, монсиньор, если вы сами такого мнения. Но ведь и выгода бывает разной. Вы уже заседаете в достаточном количестве советов и комитетов, чтобы наложить лапу на каждый доллар, который вам приглянется. Только не следует чересчур усердствовать в плане общественного внимания. Если ваша деятельность привлечет к себе интерес, это не принесет пользы ни вам, ни кардиналу, ни епархии, ни католической церкви как таковой.
– Не сомневаюсь, Фрэнк, что его преосвященство учтет ваши замечания и предостережения.
Мойнихен извлек из складок сутаны маленькие, размером с полдоллара, золотые часы и сверился с ними.
– Слишком уж я здесь замешкался. Надо поискать хозяина, чтобы проститься с ним.
– Мы только что беседовали у него в кабинете.
– Вот как? У вас с ним дела, Фрэнк? Ваши люди примут участие в новом проекте Уолтера? – с интересом спросил Мойнихен. – А сначала мне показалось, будто вся эта затея не больно-то вас вдохновляет.