Нам подскажет земля
Шрифт:
— Ты иди, — сказал комиссар,— а я немного посижу. Кстати, я газеты сегодняшние не успел просмотреть, вот ими и займусь...
Он забрал с дивана свои папиросы и пересел к столу Рогов посмотрел на его уставшее лицо, побледневшее от непрерывного курения, в мыслях ругнул себя за неосторожные слова: выходит, заставил комиссара остаться за начальника угрозыска. Теперь отговаривать его бесполезно.
Глава 24
С ЭТИМИ - ГОРЫ СВЕРНЕШЬ!
Комсомольский штаб размещался по улице Мира в новом здании на первом этаже. Маленькая комната в конце коридора. Два стола буквой «Т»,
Сегодня в штабе шумно: суббота — активный день. За столом скрипит пером начальник штаба Володя Котенко — инструктор райкома комсомола. Вокруг него сгрудились комсомольцы с красными нарукавными повязками. Они только что вернулись с дежурства, еще не остывшие от пережитых волнений, оживленные, веселые.
— Из клуба хлебозавода прибыли,— докладывает рыжеватый ремесленник,— танцы там закончились, все разошлись...
— Задержали кого-нибудь чи ни? — спрашивает Володя Котенко, откидывая назад красивую шевелюру,
— Обошлось...
— А из нефтяного института е? Нэма?
— Здесь! — Из-за спин, приподнимаясь на цыпочках, громко отвечает невысокая, подстриженная по-мальчишески девушка.
— Скильки?
— Четверо. Да у кинотеатра трое, там последний сеанс идет...
— Маловато,— качает головой Котенко.
— Так у нас же каникулы,— оправдывается девушка, снова становясь на носки,— разъехались все...
— Понимаю,— соглашается Володя,— Ничего не зробишь. Як наступає лито, так дежурить некому...
У раскрытых дверей дымят сигаретами курильщики. Здоровенный парень, добродушно улыбаясь, рассказывает:
— ...А на танцплощадке, ребята, чудеса!.. Какой-то щуплый парень-задавака в канареечной рубашке залез на возвышение, где оркестр играет, и дает указания дирижеру: «Играй лезгинку!» Тот кисло улыбается, машет музыкантам. Играют. Чудеса!.. Канареечный поворачивает свою пьяную морду, выплевывает изо рта папиросу, орет: «Давай, братва, покажем класс!..» Такие же пьяные, как и он, дружки его начинают резвиться. Лезгинка сменяется чечеткой. А кругом стоят дюжие парни и, стесняясь друг друга, отворачиваются, шепчут что-то подругам. Чудеса!.. Полсотни парней ждут, пока трое или пятеро хулиганов вволю натешатся, отойдут на время в угол, а щуплый небрежно махнет дирижеру: «Гони фокс!..» Снова закружатся пары. Я спрашиваю одного из них: «Почему не вытолкаете в шею хулиганов?» А он: «Неохота связываться. Пьяные ведь, в драку полезут...» Мы с нашими ребятами ждем, что дальше будет. Хулиганы сидят кучкой, курят, громко смеются. Их обходят стороной. Опять щуплый парень поднимается на сцену, кричит дирижеру: «Стой, старик, прикрой шарманку!..» Тут уж мы не выдерживаем, подходим. Я спокойно говорю: «Прекратите хулиганить!» Музыка замолчала, стало тихо. Щуплый скорчил рожу, присел, переспросил: «Чаво?» И — дружкам: «Братва...» Ко мне медленно приближаются четверо, руки в карманах, обступают. Я запрыгиваю на сцену, хватаю щуплого сзади
— И вы отпустили их?
— Нет, доставили сюда. Тут Слава запечатлел их для потомства.
— Хлопцы, кончайте разговоры! — от стола кричит Володя. — Подсаживайтесь ближе, надо же на завтра договориться.
— Нам отсюда слышно, начштаба.
Но тишина, относительная конечно, установилась. Володя отбрасывает со лба чуб, встает:
— Завтра, сами понимаете, хлопцы, тоже будет вечер жаркий: воскресенье. Райком комсомола дал установку — всем штабистам выходить на патрулирование и в субботу и воскресенье.
— А отдыхать когда же? — удивленно спрашивает девушка с мальчишеской прической.
Ее поддержали:
— В самом деле, нам тоже нужен отдых!
— Для нас воскресенье самый тяжелый день.
— Надо установить график, дежурить по очереди.
— Что ж, нам больше всех надо? Так не пойдет...
Володя растерянно смотрит на расшумевшихся комсомольцев, пожимает плечами:
— Та чого вы раскричались? Хиба цэ от меня зависит? Така установа...
Он садится за стол и нечаянно нажимает кнопку. Вспыхивает яркий свет, слышится щелчок фотоаппарата. Это было так неожиданно, что все с минуту молчали, а потом разразились хохотом...
В этот момент в комнату, отмахиваясь от табачного дыма, вошел полковник Рогов.
— Весело живете, — улыбаясь, сказал он. — Добрый вечер.
— Здравствуйте,— дружно ответили комсомольцы.
— Василий Вакулович, выручайте,— вскочил Котенко,— разъясните задачу...
— Какую задачу, Володя?
— Нашу... на данном этапе... А то е у нас несознательные элементы...
— А разве что-нибудь неясно? — Василий Вакулович сел рядом с Котенко, внимательно посмотрел на комсомольцев.
— Нам все понятно!— звонко крикнула девушка, задорно тряхнув мальчишеской прической. Она соскочила с подоконника и, маленькая, юркая, протиснулась к столу. — Установка райкомовская, Володя, ясна, только...
— Говори смелее, Катюша,— пробасил от дверей высокий парень, который рассказывал о случае на танцплощадке.— Ты не бойся...
— А мне бояться некого, я скажу... Володя говорит, что есть установка райкома нам два дня подряд выходить на дежурство. Что ж получается? Значит, нам без отдыха? А может, мне тоже хочется спокойно и в кино сходить, и на танцы, ну и... просто побродить с хорошим парнем...
— Точно. Мы тоже не против,— поддержали ребята.
— И выходит, я несознательная? Не понимаю задачу? — Катя гневно посмотрела прямо в глаза Рогову, словно он был самый главный ее противник, и выпалила: — А разве только мне хочется в коммунизм?!
Она резко повернулась и отошла к окну. Заговорил высокий:
— Верно сказала Катюша. В коммунизм у нас немало найдется попутчиков. Тут надо разобраться и спросить каждого: а много ли ты сделал, чтобы расчистить дорогу, по которой идешь? А то иные за чужие спины прячутся... Райком наш тоже хорош. Установку спустил, на Володю, своего инструктора, все вздрючил и — конец. Чудеса! А тут надо сообща. Как в гражданскую войну — райком закрыт, все ушли на фронт. Или в Отечественную... А на целине? А в Донбассе? Мобилизация — и тысячи комсомольцев в строю. Вот так и сейчас надо бы. Борьба с хулиганством, с пережитками прошлого, борьба за нового человека — это фронт, значит, нужна мобилизация. И все, как один, комсомольцы должны стать штабистами...