Нам подскажет земля

Прядко Владимир

Миронов тяжело дышал, раздувая ноздри. Потом побледневшее лицо его стало будто светлеть. Он попросил:

— Дайте еще папиросу, товарищ майор.

— Пожалуйста.

Миронов закурил откровенно посмотрел в глаза майору:

— А ведь я понял, к чему затеян этот разговор... — Он несколько раз глубоко затянулся дымом и повернулся к Тимонину: — Ладно, я все расскажу, записывайте...

И Миронов поведал о том, как он, бывший старшина-сапер, стал Вовостей, известным в милиции хулиганом и вором. Демобилизовавшись из армии, Владимир приехал в Грозный, поступил работать каменщиком на стройку. Ему хотелось строить новые дома, делать людям добро. Настрадавшийся за долгие военные годы, он теперь всю душу вкладывал

в любимое дело. Но попался прораб, который после первой же получки потребовал, чтобы ему все рабочие за выписываемые им наряды отчисляли проценты из своей зарплаты. Владимир возмутился, наотрез отказался платить деньги. Прораб затаил злобу, и с того дня заработки Миронова становились все меньше и меньше. Каждый месяц с него удерживали то за утерю рукавиц, то за поломанный мастерок, то за украденный кем-то кирпич. Он понимал, чьи это козни, и однажды сказал прорабу, что тот плохо кончит. А через несколько дней случилось несчастье. Работая на четвертом этаже, Владимир оступился, чуть не упал, но вовремя ухватился за какую-то балку. Сам-то удержался, но свалил вниз кучу кирпичей. А под домом как раз проходил прораб... Отвезли его в больницу с тяжелыми ушибами. Вскоре, поправившись, он подал заявление. На Миронова было оформлено уголовное дело. Нашлись свидетели, которые слышали, как Владимир угрожал прорабу. Этого оказалось достаточно, чтобы Миронова посадить в тюрьму...

Озлился он на людей, не разобравшихся в его судьбе. А тут еще подогревали злобу сидевшие вместе с ним уголовники. Из тюрьмы Миронов вышел Вовостей. На работу его долго нигде не принимали: он был запятнанный, А у него жена и двое ребятишек. Помогали дружки, с которыми познакомился в тюрьме. Они поддерживали его, давали деньги, расхваливали свою лихую жизнь, учили воровским законам. Потом, когда Владимир, вконец измученный и издерганный, устроился снова каменщиком, друзья однажды принесли ему на работу свернутый в комок и перевязанный шпагатом грязный комбинезон, попросили подержать в сундучке до вечера. Через час появилась милиция...

Миронов попал к Синицыну, грубому, бездушному человеку, который во всех, кого приводили в милицию, видел отъявленных преступников. О нем он слышал и раньше от своих дружков, а тут самому пришлось убедиться. Синицын не поверил ни одному слову Миронова, сразу нацепил ярлык: «Ты — вор, подлец, рецидивист...» И стал требовать, чтобы Миронов взял на себя три кражи. Желая лишь избавиться от домогательств Синицына, Владимир согласился.

В четвертом часу пополудни они покинули военкомат, простившись с майором. Шли молча до самой Менделеевской улицы. Здесь, у трамвайной линии, остановились. Борис, подавая Миронову десятку, вдруг сказал:

— На. Иди в парикмахерскую и поезжай домой. Жена с ребятами, наверное, измучилась...

Владимир ошарашенно посмотрел на него, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Бери, бери, чего уж там... И поезжай. Нужен будешь — вызовем.

— Спасибо...— с трудом глотая подступивший к горлу комок, наконец, вымолвил Миронов. — Большое... спасибо вам... — И побежал к трамваю. Тимонину показалось, что в его налитых радостью глазах блеснули слезы. Может быть...

Глава 31

СИНИЦЫН „ЗАРАБАТЫВАЕТ“МЕДАЛЬ.,.

Тимонин еще не дошел до управления милиции, а слух о его невероятном поступке уже докатился сюда. В кабинет начальника отдела кадров вбежал запыхавшийся Синицын. Полковник Брюханов, маленький холеный человек с благородной сединой на висках, улыбаясь, рассматривал свежий номер «Крокодила». Он резко поднял голову и недовольно взглянул на вошедшего:

— Что стряслось? — начальник отдела кадров не любил, когда к нему врывались без стука; таких он немедленно отправлял назад. Брюханов и сейчас поступил бы подобным образом, но Синицын, красный, как рак,

торопливо заговорил захлебываясь:

— Засек я его, товарищ полковник. Порядочек!.. Вот до чего распускает своих любимчиков полковник Рогов, вот к чему приводит, когда сотрудников принимают без проверки, минуя отдел кадров!.. Порядочек!.. А все меня ругает Рогов, я, значит, плохой, в армии не был, кузькину мать не знаю... А этот вояка, которого он без вас, товарищ полковник, где-то выкопал, стало быть, хорош? Ничего себе кадра!.. Ишь, какие штучки выкидывает!

— В чем дело? — нетерпеливо, но уже заинтересованно спросил Брюханов.

— А в том, что этот новичок выпускает преступников, которых мы ловим, вы сами знаете, не досыпая ночей...

— Говорите толком, капитан Синичкин.—Брюханов немилосердно путал фамилии рядовых работников, но обладал необыкновенной способностью запоминать полные имена всех начальников, стоящих от него хотя бы на ранг выше.

Жирный Синицын, размахивая руками и брызгая слюной, нервно говорил:

— Вы знаете, товарищ полковник, меня хорошо, это вы сделали из Синицына человека, дали ему путевку в жизнь. Так вот... Поручили мне, как опытному оперработнику, дело Вовости. Это матерый вор, три кражи нам залепил, а, может, и более. Сидел в тюрьме. Рецидивист, одним словом. Байдалов, которого, между прочим, выдвинул Рогов, не посчитавшись с вашим приказом о моем назначении, так вот Байдалов отобрал у меня это дело. Его я почти закончил и передал полковнику Рогову. Там все готово, передавай в суд и отмечай, что преступление раскрыто. Да не одно, а несколько. А Рогов, чтобы сразу выдвинуть в ряды лучших своего приемыша, передал дело Вовости ему. Дескать, проверь, как справился Синицын. Это ж подрыв авторитета!.. И этот вояка, как его... Тимонин... сегодня после обеда — вы только представьте! — повез Вовостю на прогулку на комиссаровой «Волге»! Я сам ни разу на ней не ездил, а тут преступника катают с таким шиком. Ну так вот. Я стал ждать. «Волга» вернулась пустая. Жду. Часа через два появляются Тимонин и Вовостя. Идут в обнимку, как друзья, не иначе из ресторана. На трамвайной остановке Тимонин сует преступнику деньги и говорит: «Беги!» Тот, конечно, сразу на трамвай... Все, смылся! Теперь ищи-свищи его...

Брюханов подскочил на стуле:

— Отпустил, говоришь?!

— На все четыре стороны. И денег на дорогу дал.

Начальник отдела кадров забегал по кабинету.

— Так, так... — злорадно протянул он, остановившись перед тяжело отдувавшимся Синицыным. — Вот оно, своеволие... Ладно, мы примем кардинальные меры. Надо придать этому факту политическую оценку...— Брюханов взмахнул кулаком, словно рубанул саблей. — Надо одернуть зарвавшихся... Вы, капитан Синичкин...

— Синицын,— поправил тот.

— Да, да, Синичкин,— не слушая его, продолжал вошедший в раж полковник, — вы поступили по-партийному, принципиально и правильно, рассказав об этом мне. Вы молодец, я так считаю. Кто-нибудь еще знает?

— Я первому рассказал вам.

— Молодец,— опять похвалил Брюханов. — И не говорите никому. Я сейчас пройду к комиссару. Если он не согласится с моей оценкой, пойду в обком. Нельзя зарываться, я так считаю... У вас все?

— Да... то есть... — замялся Синицын. — Мне хотелось узнать... все-таки двадцать лет безупречной службы...

— Вы — о медали?

— Так точно.

— Будет, — заверил Брюханов. — Вы достойны, я так считаю. Я подписал наградной лист. Вот только комиссар утвердит и точка.

— Спасибо,— заулыбался Синицын и, кивая головой, попятился к двери.

Глава 32

ПОДЛОСТЬ

В коридоре, у дверей своего кабинета, Тимонин увидел сержанта Гаврюшкина.

— Здорово, однополчанин! — весело поздоровался Борис, пожимая руку Степану. — Где ты пропадал, что я тебя не видел?