Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Репродукторы молчали. Присмотревшись, я сообразила, что говорить им еще рано – нигде не было проводов. Ни проводов, ни антенн. Просто странные черные цветы, прикрепленные болтами где к кирпичной стене, где прямо к рекламному щиту фирмы «Пепси». Я удивилась – и тут же увидела кентавров.
Как я поняла из вчерашнего рассказа Игоря, с кентами заключено нечто вроде перемирия. Бажанов встретился с их вожаками и даже подписал какой-то протокол. Это было понятно, особенно после Указа, но те двое, что катили нам навстречу… Я глазам своим не поверила: красные повязки, большие нагрудные знаки, знакомая надпись «Патруль».
Патруль?! Кенты патрулируют улицы?! Может, и вправду конец света?
Площадь Свободы, обычно пустая и скучная, тоже стала другой. Напротив входа в городскую администрацию (во времена далекие, для нас почти былинные – обком) суетились рабочие, устанавливая нелепые бетонные плиты. Рядом свесил свой оранжевый нос новенький японский кран. Среди серых курток мелькнул знакомый зеленый ватник. Тех-ник! И не один! Да какого черта, новую очередь метро они рыть собрались, что ли?
По самому верху здания, скрывая окна пятого этажа, тянулось широкое кумачовое полотнище. Белые буквы складывались в слова:
Я покачала головой. Верно. Нам здесь жить. Лозунг на городских воротах Содома. Или на борту «Титаника».
Автомобиль подрулил ближе, шофер открыл дверцу – и я поняла. То, что сооружалось здесь, когда-то называлось баррикадой. Саша строил такие – и в августе 91-го, и в октябре 93-го. От августа у него остались фотографии, от октября – шрам на плече…
Возле дверей я оглянулась, посмотрела на глубокое, яркое небо: и вздрогнула. Синий океан пересекали белые тонкие полосы – одна, другая, третья. Самолеты – высоко, где-то на границе стратосферы. Кажется, это называется инверсионный след. Гражданские не летают тройками, значит…
Началось!
У входа потребовали пропуск. Такового у меня не оказалось, и курсант-сагайдачник долго звонил по телефону. Простому, не радио, с треснутым диском. Проводов у телефона не было. Я уже не удивлялась.
Бажанов был в форме, но не в камуфляже без погон, а в новеньком мундире. Генеральские звезды тускло отсвечивали среди золотых зигзагов. На груди – тоже звезда, но поменьше, на трехцветной колодке. В петлицах – ажурные крылышки. Вот уж никогда не думала, что этакий громила влезет в самолет!
– Садись, Гизело!
Голос звучал устало, веки набрякли. Не иначе, ночь не спал. Однако выбрит, наодеколонен. Генерал!
О некоторых говорят: лицо – хоть сейчас на медаль. Этот до медали слегка не дотягивает, но хорош! Слуга царю, отец солдатам! А сейчас, при полной форме – так вообще орел! И голос хорош – хрипловатый, уверенный, каждое слово чеканит. Лапищи здоровенные – крысу с одного раза ладонью прихлопнет. А вот волосы, кажется, все-таки подкрашенные. Чуть-чуть – на висках.
А еще ему интересно, кто меня трахает.
Вот он какой, генерал Бажанов…
– Значит, так, Гизело! Тебя куда – в храм-лечебницу, или работать будешь?
Оставалось пожать плечами. Выходит, меня не уволили? Ну, если не уволили…
– Вот и хорошо. Назначаешься прокурором города. Вопросы?
Остолбенеть я не сумела исключительно по той причине, что столбы в креслах не сидят. Однако Бажанов явно истолковал мое молчание по-своему.
– Если все ясно, можешь идти. Заседание Комитета Обороны через пятнадцать минут. Все!
Все?!
Обезьяны, революция, репродукторы, баррикады, кенты в патруле. Все ясно?
– Вы, господин Бажанов, давно Конституцию не перечитывали?
Кажется, он растерялся. Ненадолго, всего на миг. Но вот растерянность исчезла, густые брови сошлись к переносице:
– Намекаешь, значит, Гизело?
– Не намекаю, – вздохнула я. – Согласно Конституции, прокурора города назначает…
Договорить не успела – широкая ладонь с грохотом опустилась на стол.
– Что, и ты саботажник? Крысы вы все, вот что я тебе скажу! И Ревенко твой, и Никанор! Сбежали, сволочи, город бросили! Под суд бы вас!
Снова вспомнилось старое кино. Ти есть рюсише саботажник! Ми, немецкий зольдатен, будем тебя немножечко вешайт!
– Я не саботажник, господин Бажанов! И даже не саботажница. Местная администрация может назначить исполняющего обязанности прокурора вплоть до утверждения. А ваш, извините, Комитет Обороны, вообще незаконен…
– Угу…
Я ждала, что он взорвется – как авиабомба. Пятисоткилограммовая авиабомба в генеральском мундире с геройской звездой. Но взрыв не прозвучал. Бажанов хмыкнул, покачал головой:
– И говорили же мне: на черта нам сейчас прокурор? Эх ты, законник! Ну, будем считать, что я тебя назначил исполняющей обязанности, а Комитет Обороны – это общественная организация. Все равно, решения подписываю я – как мэр. То есть временно исполняющий. Довольна?
– Пока, – кивнула я. – Пока не изучу документы. Значит, в городской прокуратуре никого нет?
– И в районных тоже, – Бажанов вновь усмехнулся, на этот раз – зло. – И жорики разбежались, на весь город – девять офицеров. Ты, Гизело, в прокуратуру пока не ходи, там даже связи нет. Тебе тут кабинет выделят. Ну что, все?
Мгновение я раздумывала.
Сказать? Или обойдется? Нет, надо!
– Господин Бажанов! Вы назначаете на эту должность человека, которому предъявлены серьезные обвинения…
– Ты про попов? – генерал скривился. – Так раскрутили мы это дело! Попов твоих Капустняк убрать велел. То есть, не Капустняк… Ну, ты сама понимаешь. Убрать – и тебя скомпрометировать.