Напарница
Шрифт:
— Надеюсь, ты не попытаешься приставить меня к прессу? — подозрительно уточнила я. — Честное слово, я совершенно не разобралась в его устройстве, и вряд ли когда-нибудь смогу освоить всю его механику. Или ты собираешься снова уехать, оставив меня одну в этом ужасном доме?
Вампир рассмеялся.
— Нет, Ами, вовсе нет. Ты будешь отдыхать и ровным счётом ничего не делать. И я всё время буду находиться рядом, а, кроме меня, ещё полный штат прислуги, которую нанял Мастер, и тот смешной юноша, инженер, ему выделили комнаты во флигеле. Но ты не будешь с ними встречаться, разве что сама захочешь. Честное слово, Ами, я понимаю, что это не совсем то, о чём ты мечтала, но ты будешь отдыхать, пока тебе самой не надоест. Соглашайся, девочка моя! Ну же!
— А у меня есть выбор? — уныло проворчала я. Напарник
«Старая Марта», как она сама себя называла, вступилась за меня с со всем пылом своей страстной натуры. Про таких людей в старинных авантюрных романах писали, что у них «горячая кровь» — в противоположность холодной вялой крови людей равнодушных и себялюбивых. Кровь в жилах госпожи Тадье, казалось, кипела и бурлила, толкая её на самую широкую благотворительность. «Старая Марта» не была настолько богата, чтобы помогать деньгами, но в её доме мог найти приют и обиженный, и несчастный, и бездомный, словом, любой нуждающийся в помощи. Как это согласовывалось с вечной нехваткой у доброй женщины денег, оставалось загадкой для всех её многочисленных знакомых. Полагаю, она попросту не платила по счетам, а торговцы предпочитали оставаться в дружеских отношениях с любовницей синдика столичной гильдии городских стрелков (который, кроме того, управлял городскими стрелками по всему Остриху). Даже после того, как прежний синдик подал в отставку, Марта Тадье пользовалась огромным уважением в среде столичных служителей порядка — каждого из которых она знала и в лицо, и по имени, многих из которых поддерживала в неизбежные для каждого человека трудные минуты. Злые языки поговаривали, что хозяйка Тадье была любовницей всей столичной гильдии, но в это не верил никто, даже сами сплетники и их слушатели.
Ещё не закончился день, когда весь город узнал, что у порочного ревнителя серебра на этот раз «не прошёл номер». Его привели в чувство, но, даже пожелай он обвинить меня в том, что я его опоила, ему не удалось бы этого сделать. К Марте приезжала жена пожилого сластолюбца и, рыдая, чуть только не целовала мне руки: теперь она могла развестись с мужем и никто бы ей и слова не сказал поперёк: доказанная супружеская неверность являлась недостаточным основанием для окончательного разрыва, но разразившийся нынче скандал оправдал бы и убийство.
На следующий день — и на всю последующую неделю — только и разговоров было, что обо мне и моей удаче. Всё это время я находилась под бдительным присмотром почтенной женщины, которой моя воспитательница, госпожа Кик не подала бы руки, случись им быть знакомыми. «Старая Марта» оставила меня у себя ночевать, да так и не отпустила домой, сколько я ни убеждала её, что загородный дом нуждается в присмотре хозяйки. Утро начиналось — не в пример госпоже Денье — не раньше, чем я проснусь сама, и Марта настояла, чтобы я, не вставая, дёргала за шнурок звонка, вызывая прислугу. Одна и та же — единственная — пожилая служанка, шаркая ногами, поднималась в мою комнату, вносила кувшин с водой для умывания, а после помогала одеться. В утреннем платье я спускалась вниз, выслушивала мнение хозяйки относительно моих ясных глазок и свежего личика, и приступала к завтраку. Готовила хозяйка Тадье сама, и весьма неохотно, поэтому мне частенько приходилось довольствоваться чаем и сваренным вкрутую яйцом, к которому добавлялись ломтик хлеба и листик салата. Глядя на моё вытянувшееся лицо, «старая Марта» весело смеялась, отправляла меня наверх одеваться, а после, взяв под руку, вела «наносить визиты». Она умела так тонко рассчитывать время нашего появления, что нас непременно приглашали к столу. Некоторые друзья, впрочем, относились к категории «особых», и у них в гостях мы не только не напрашивались в гости, но и категорически отказывались от угощения. Жизнь сделалась ленивой и, в целом, приятной, хотя частенько за обедом я гадала, удастся ли сегодня поужинать. К вечеру, впрочем, в двери обычно стучалась закутанная согбенная фигура, несущая завёрнутый в тёплый платок котелок, от которого исходил аппетитно пахнущий пар. Это «по жребию», как туманно объясняла хозяйка Тадье, заботились о своей благодетельнице простые люди.
Собственного выезда у «старой Марты» не было, как не было и денег, чтобы содержать карету, кучера и лошадей. В Дейстрии женщине её достатка и положения пришлось бы останавливать кэбы или вызывать их к своему дому каждый раз, когда она собралась бы куда-нибудь поехать. В Острихе же никто не видел причины наёмным экипажам колесить весь день по городу в ожидании, когда они кому-нибудь понадобятся. Желающие могли обратиться на биржу и получить коляску с утра до вечера или с вечера до утра, и она будет оставаться в их полном распоряжении весь день (или всю ночь). Услуга стоила не так уж дёшево, и кучерам было строго-настрого запрещено брать посреди улицы «попутчиков». Поэтому хозяйка Тадье с вечера решала, собирается ли она пройтись пешком или с шиком проехаться в роскошной коляске (последнее желание чаще всего возникало в дождливую погоду).
Идиллия, разумеется, закончилась — как это всегда бывает — когда однажды утром госпожа Тадье, в кои-то веки приготовившая приличный завтрак, осторожно поинтересовалась:
— Ивона, милая моя девочка, не хочешь ли ты рассказать про кавалера, который навещает тебя по ночам?
Я испуганно отпрянула, попыталась что-то возразить, но поперхнулась, и была вынуждена покорно терпеть, как «старая Марта» хлопает меня по спине, помогая прокашляться. Едва ко мне вернулся дар речи, хозяйка Тадье приложила палец к губам и попросила:
— Нет, милая, не возражай и не спорь. Ты испугалась, бедняжка, но, поверь, я последняя женщина в столице, которую будет возмущать твой ухажёр, будь он хоть домушник, хоть вампир, хоть трубочист, хоть сумасшедший. Красть у меня нечего, а что касается остального — полагаю, и вампир, и трубочист, и сумасшедший не польстятся старыми костями, такими, как я и моя бедная Клара.
Кларой звали служанку.
— О, Марта, вы невероятно добры, — выдавила я из себя, — но, боюсь, вы напрасно…
— О, Ивона, — передразнила меня добрая женщина. — Мне не шестнадцать лет, как ты пытаешься меня уверить. Неужто ты думаешь, я не заметила, в какие дни ты торопишься поскорее удалиться в спальню вечером? И что именно после этих вечеров ты встаёшь очень поздно, бледная и уставшая, но со счастливой улыбкой на лице? А Клара в такие дни жалуется, что твои волосы спутываются в такой дикий колтун, что на приведение причёски в порядок уходит не меньше четверти часа, а иногда и больше.
— О, — только и сказала я. — Мы и в самом деле были непростительно беспечны.
— Не переживай, моя дорогая, — засмеялась хозяйка Тадье. — Я не выдам ни тебя, ни твоего ухажёра. Кстати, мы могли бы позвать его к вечернему чаю?..
— О, нет, Марта, вы так любезны, но я вынуждена… мне придётся… очень жаль, но…
— Ясно, — оборвала меня добрая женщина. — Кем бы ни был достойный юноша, он не собирается показываться мне на глаза. Я почему-то и не сомневалась.
— Мне, правда, очень жаль! — воскликнула я, чувствуя, что из моих глаз катятся слёзы. Хозяйка Тадье положила руку мне на плечо и протянула платок.
— Не переживай, девочка. Я уж как-нибудь потерплю, и любопытство меня не съест. Твой ухажёр мне нужен был для дела, но, может быть, ты сама ответишь на мой вопрос?
— Какого дела, милостивая хозяйка? — настороженно спросила я. Марта укоризненно погрозила мне пальцем.
— Ай-ай-ай, Ивона! Вот как ты относишься к своим друзьям! Неужели ты так обиделась на мою бесцеремонность? Право слово, если ты скрываешь своего ухажёра — хотя я, убей меня бог, не понимаю, зачем нужно таиться! — старая Марта не проронит ни словечка! Ивона, дорогая, ты могла бы убедиться в том, что я умею хранить тайны.
— Да, милостивая хозяйка, — безучастно ответила я, ничуть не убеждённая этими уговорами. — Но вы говорили о деле.
Марта в отчаянии всплеснула руками.
— Бесстыжая маленькая упрямица, вот ты кто! — упрекнула она меня, но без особого негодования. — У меня очень простое дело к твоему ухажёру, и ты, надеюсь, передашь ему мой вопрос.
— Непременно, милостивая хозяйка, — кивнула я, и Марта только в последнее мгновение удержалась от того, чтобы дать мне подзатыльник.
— Хорошо же, — проворчала она. — Итак, хозяюшка, не будете ли вы столь любезны спросить вашего кавалера, собирается ли он драться за вас на дуэли?