Наперекор ветрам

Дубинский Илья Владимирович

Пять дней части дивизии Якира вели тяжелые бои с войсками генерала Павловского на Южном Буге у Вознесенска и три дня уже за этим рубежом у Веселинова. И здесь сорок пятая дивизия снова сорвала отчаянную попытку деникинцев пробиться через Николаев и Херсон в Крым. Белые повернули на Березовку, но и там не удержались. 3 февраля Березовка стала советской. В тот же день бригада Голубенко вошла в Голту, в ста верстах севернее Березовки. До Одессы осталось семьдесят верст.

Командующий 14-й армией Уборевич приказал 41-й дивизии освободить Одессу, а 45-й — выйти на линию Рыбница — Маяки и занять на Днестре все переправы.

Таким образом, сорок пятой предстояло вернуться к тому же рубежу, который она занимала летом минувшего

года. Однако теперь вправо от Рудницы, где действовали, как и в прошлом году, петлюровцы, наступали левофланговые части 12-й армии. В тот же день командарм обязал Якира направить в помощь Осадчему — к Одессе — бригаду Левензона и кавалеристов Котовского.

4 и 5 февраля бригада Каменского сдерживала на линии Николаевка — Демидовка рвавшуюся к Тирасполю сильную группу генерала Бредова. В этом бою дивизия потеряла лучшего командира полка Федора Криворучко (однофамильца кавалериста), создателя Ямпольского партизанского отряда, из которого и вырос боевой 402-й полк. Со своей «золотой братвой» — так Федор Криворучко звал бойцов — он колотил австро-венгерских оккупантов, петлюровцев, деникинцев, совершил поход от Балты к Житомиру, от Глухова к Александровску, от Александровска к Днестру. Всего несколько дней оставалось до исполнения его заветной мечты — до возвращения в родную Ямпольщину. Но не дождался Федор этого светлого дня. У Николаевки Якир не мог создать перевеса в силах, потому что бригада Голубенко находилась в ста двадцати верстах у Бирзулы, а бригады Левензона и Котовского, выполняя приказ командарма, приближались к Одессе. Бригаде Каменского пришлось поэтому выдержать очень трудное, тяжелое сражение.

7 февраля 1920 года была очищена от белых Одесса, и дивизия Якира уже в полном составе продолжала движение на запад, отбрасывая группы генералов Бредова и Павловского к Днестру. Поршень шприца все больше и больше сжимал три плотных сгустка белогвардейцев в районе Маяков и Овидиополя, Тирасполя и Слободзеи, Рыбницы и Выхватинцев.

Для ветеранов сорок пятой наступили волнующие дни. Многие из них надеялись, что румыны пропустят деникинцев в Бессарабию и тогда, преследуя беляков, на законном основании можно будет хлынуть вслед за ними на родную землю. Но румыны, понимая, чем грозит им такое «гостеприимство», выставили против беляков стену пулеметов. За крупные суммы денег румынские офицеры, правда, пропускали к себе некоторых белогвардейских офицеров, да и то только ночью, остальные же борцы «за единую, неделимую», укрывшись в днестровских камышах, решили биться до последнего патрона.

Ликвидация остатков белогвардейских сил на этом участке была завершена частями дивизии Якира 18 февраля 1920 года: весь левый берег Днестра, от Ямполя до Днестровского лимана, стал советским.

Красноармейцы и командиры, вняв доводам командования, дали слово не переходить линию Днестра. Это была трудная клятва: ведь там, за замерзшей рекой была их родная земля, томились в помещичьей неволе их семьи. Но такой клятвы требовали интересы революции, интересы Советской республики.

5. Питомцы Ватикана

Слава о крупных победах Красной Армии разнеслась по всей Советской республике и шагнула далеко за ее пределы. 16 января 1920 года Антанта возвестила о снятии блокады с Советской России и в то же время продолжала гнать транспорты с боевым имуществом Врангелю, окопавшемуся в Крыму за Перекопским валом.

Весть о взятии красными Одессы дошла и до Жмеринки, где отсиживался со своими воинственными галичанами генерал Микитка.

На станцию Вапнярка, только что освобожденную от белых передовыми частями сорок пятой дивизии, 8 февраля явились представители генерала Микитки с весьма заманчивым предложением: галицийский генералитет, возвестив о полном разрыве с Деникиным, изъявил готовность вступить в контакт с Красной Армией.

Когда

Якиру сообщили об этом, он сказал:

— Не ахти какой, но все же союзник. И раз галичане просятся к нам, значит, мы сила! Летом стал брать верх Петлюра — они пошли с ним. Осенью повезло поборникам «единой, неделимой» — галичане переметнулись к Деникину. Школа Ватикана: раз ты не наиболее сильный, ты должен быть наиболее ловким.

— Контакт так контакт, — сказал в свою очередь Гарькавый. — Кстати и проверим их. Всю зиму они прикрывали левый фланг генерала Шиллинга, обороняли линию Вапнярка — Одесса от советских партизан и своих вчерашних друзей петлюровцев. Пошлем их к Рыбнице добивать группу Шиллинга.

— Пока Микитка соберется добивать деникинцев, тифозная вошь добьет его сечевиков. Без нашей помощи — им всем амба. Район Жмеринка — Бердичев надо взять под строгий карантин, — распорядился Якир.

Переговоры длились недолго. Обе стороны с санкции Главного командования сошлись на том, что штаб генерала Микитки ликвидируется, Красная Армия берет галицийские вооруженные силы под свое командование, а в части направляет военных комиссаров из коммунистов-галичан. Было договорено, что из полков удаляются паны-отцы, фельдкураты [15] , а на солдатских кепи трезуб [16] заменяется красноармейской звездой.

15

Полевые священники.

16

Кокарда самостийников.

Две бригады сечевых стрельцов были переданы 45-й дивизии, по одной бригаде получили 22-я и 60-я дивизии. Кавалерийский полк Шепаровича также вошел в подчинение Якиру. Это были те самые сечевики-кавалеристы, которые в конце августа, выполняя приказ Петлюры, окружили две бригады 45-й дивизии под Крыжополем и Бершадью.

После ликвидации деникинских группировок на подступах к Днестру и в его пойме 45-я дивизия совсем недолго оставалась в районе Одессы, Тирасполя, Брацлава. Вместе с молодой, но уже хорошо показавшей себя кавалерийской бригадой Котовского она вскоре двинулась на север.

Затосковали Иона Гайдук, новый взводный Халупа и те бойцы, которых одноглазый матрос привел из-за Днестра. До озера Катлабух, что примыкает к Килийскому гирлу Дуная, не так уж далеко — пустяки в сравнении с пройденными верстами. Озеро и возле него родное село Богатое не выходили из головы. И все же Гайдуку было легче, нежели тем товарищам, перед глазами которых далеко видимая с восточного берега, запорошенная снегом простиралась родная бессарабская земля с раскинувшимися на ней дорогими сердцу селами и деревнями Булаешты, Суслены, Пугачены, Шерпены, Яниканы, Олонешты… Главная препона, конечно, не румынские патрули, не замерзший Днестр, а солдатское слово, данное начдиву. Ведь и Якиру хотелось бы побывать в родном Кишиневе. Сколько до него от Дубоссарской излучины? Каких-нибудь десять верст. Если они, рядовые бессарабцы, дали слово не переступать Днестра, то и он, начдив, очевидно, дал такое же слово кому-нибудь там повыше — в штабе армии, фронта, а может, в самой Москве.

А между тем многие бойцы и командиры получили долгожданные, хотя и очень кратковременные, отпуска, разъехались в Тилигуло-Березанку, Тридубы, Голту, Ананьев, Ямполь, Кучурган, Плоское… Плосковцам повезло больше других. Якир так наметил маршруты колонн, что 400-й полк Колесникова не только попал в родное село, но и имел там двухдневную стоянку. Хлебом-солью, красными флагами, колокольным звоном встречало Плоское своих земляков. Не то, что в июле прошлого года, когда село, взбудораженное изменниками Батуриным и Кожемяченко, схватилось за дрюки.