Наперекор ветрам
Шрифт:
Командующий 12-й советской армией Меженинов и командующий Юго-Западным фронтом Егоров, стараясь закрыть прорехи, образовавшиеся в результате измены сечевиков, ввели в дело все резервы. Надо было защитить фланги — самые уязвимые места, куда устремились острия вражеских оперативных стрел.
Командующий фронтом Егоров в своем штабе в Александровске решал трудную задачу. Обстановка на юге неимоверно осложнилась. В Крыму за Перекопским валом засел барон Врангель. Его силы день ото дня росли за счет щедрой помощи Антанты. Чем дальше, тем труднее с ним бороться. А тут новая забота — под ударом Киев. Если Пилсудский пробьется к Днепру, зашевелится и барон Врангель. Ведь хозяин у всех у них один — Антанта.
Егорову было известно, что Главком по настоянию
Знал Егоров и о требовании Ставки, чтобы войска, разгромившие Колчака и двигавшиеся из Сибири к Перекопу, свернули на запад, к Киеву, для усиления 12-й армии Меженинова. Две дивизии этой армии — 58-я Княгницкого и 44-я во главе с Дубовым — находились под угрозой окружения и стремились прорваться из Полесья на линию Киев — Богуслав.
Командующему фронтом до зарезу была нужна дивизия, которая смогла бы не только оторваться от врага, но и, сохранив силы, совершить стремительный бросок из фронтового района к Умани, Тальному, Звенигородке. Нужен начдив, способный твердо держать в руках свои полки в этой трудной обстановке и обеспечить беспрепятственный выход Первой Конной армии в назначенный район. Проблема очень важная, но ни командарм Меженинов, войска которого действовали в районе Киева, ни Уборевич, находившийся со своей 14-й армией в районе Жмеринки, не имели возможности вплотную заняться этой проблемой. На них и без того в последние дни свалилось слишком много забот.
«Кого же направить в район Умани?» — размышлял Егоров. По замыслу командующего фронтом избранный для этого начдив кроме своей дивизии должен получить в подчинение и те силы, которые окажутся на участке Умань — Днепр, создать нечто вроде самостоятельной армии, подчиненной непосредственно штабу фронта. Задача этой особой армии — не только заполнить уманский прорыв и заслонить с востока советскую конницу, удар которой намечен на Сквиру — Житомир, но и самой, упираясь правым флангом в Днепр, ударить на Обухов — Фастов во фланг 3-й армии интервентов.
Реввоенсовет фронта пришел к единодушному мнению, что из всех дивизий Правобережья только сорок пятой под силу сложный фланговый марш. Да и Якир — опытный начдив. Он способен возглавить Особую армию и повести ее в бой, как раньше вел соединения Южной группы.
…Несколько дней подряд сорок пятая дивизия вела тяжелые бои с наседавшей 18-й польской дивизией и с бригадами галичан в районе Межирова. 29 апреля ей удалось оторваться от противника. Якир стянул все части дивизии и конную бригаду Котовского в район Жмеринки. Там он и получил приказ командующего фронтом пробиваться к Умани, а там возглавить Особую армию, получившую впоследствии наименование Фастовская группа.
30 апреля, выполняя приказ командующего фронтом Егорова, дивизия несколькими колоннами двинулась на юго-восток. На привале у Красного бойцы обступили начдива. Все знали, что путь дивизии лежит на Тульчин. Это воскресило у бойцов старые надежды.
— Товарищ начдив, не к Бессарабии ли путь держим? — спрашивали Якира ветераны.
— Я и сам, товарищи, всей душой рвусь в родные края. Да вот выдали нам плацкарту совсем на другое направление, — отшучивался начдив.
— На какое? — интересовались красноармейцы.
— На очень важное, товарищи! — уже серьезно произнес Якир. — Решается судьба революции. Всем нам оказана высокая честь: мы будем сражаться за Киев. Нашей славной дивизии командование фронта доверило прикрыть фланги Конной армии. Сам Ленин шлет
— Чих с гаком, товарищ начдив.
— Вот то-то! — начдив повел рукой к горизонту. — И вот эти поля до революции принадлежали какому-нибудь польскому пану. Может, самой графине Браницкой. Знаете, сколько у нее было земли? Хотя и без гака, но все двести тысяч десятин.
…Части сорок пятой дивизии продолжали продвигаться на юго-восток. Люди без ропота отмахивали в день по тридцать — сорок верст. А настроение? Тогда, осенью, во время Южного похода, не все верили, что существует еще Советская власть, что Красная Армия держится. Теперь каждый боец знал, что советские войска, хотя и отдали Киев, крепко уцепились за днепровские берега, и не сегодня-завтра к Умани подойдут передовые части грозной Красной кавалерии. Хотя чуть западнее, отбиваясь от интервентов, с рубежа на рубеж отходили полки 60-й стрелковой дивизии, а по линии железной дороги курсировали бронепоезда «Гроза» и «Смерть паразитам», Петлюре все же удалось выбросить через Вапнярку к Тульчину, наперерез сорок пятой дивизии, группу полковника Тютюнника, в состав которой входил и мятежный полк «европейца» Шепаровича.
5 мая конники Котовского разгромили группу Тютюнника у Кирнасовки и забрали его обозы. В этой жаркой схватке крепко поработал клинок нового взводного Свирида Халупы.
6 мая дивизия Якира, сделав бросок в шестьдесят верст, у Бершади переправилась на левый берег Южного Буга. Отсюда колонны дивизии круто повернули на северо-восток. Опрокидывая на пути многочисленные петлюровские банды, 10 мая они достигли Умани. За десять дней дивизия с боями совершила труднейший фланговый марш в триста верст.
У командования фронта рассеялись опасения за уманскую «пустоту». Сорок пятая, выполняя приказ Егорова, продолжала продвигаться дальше, на северо-восток. Выйдя в район Звенигородки, она 20 мая повернула на северо-запад. В Богуславе, Льнянке, Винграде появились польские уланы — конные авангарды генерала Корницкого, бросившегося вопреки ожиданиям Егорова не к Умани, а к Тараще. В это же время вошедшая в состав Фастовской группы 44-я дивизия Дубового отбивала натиск 7-й и 15-й пехотных дивизий интервентов на фронте Кагарлык — Богуслав. Правее, от Богуслава до Канева, дралась с интервентами бригада внутренних войск. Правый фланг Фастовской группы, состоявшей теперь из 24-х стрелковых и 4-х кавалерийских полков, прикрывала боевая Днепровская флотилия.