Наперсточники
Шрифт:
– Ух ты, только обезьян не хватает, – восхищенно заметила Настя.
– Почему не хватает? – серьезно сказал наш новый знакомый, – у кого-то недавно макака убежала, ее видели в лесу.
– Значит, здесь будет две обезьяны, – засмеялась Настя и посмотрела на нежданного ухажера. Гарик насупился. А Данила попробовал исправить положение.
– Макака и горилла. С нами приехал Горилла. Ты его еще увидишь. Волосатый такой, черный, у него жена – красавица.
Гарик не мог понять, о ком идет разговор, и страшно переживал. Как только мы вышли за огороженную территорию отеля, Данила взял у него пакет с выпечкой, всучив обратно удочки. Дорога через лес зигзагами вела вниз. Когда из-за поворота выглянуло голубое море, мы были поражены его красотой. Мертвый штиль убаюкал безбрежную водную гладь, и лишь изредка отдельная высокая волна нарушала покой уснувшего моря, накатывая белыми барашками на обрывистый берег. Одинокие белые чайки поплавками дрожали на ее поверхности. После дикого леса с его птичьим гомоном мы попали в необыкновенную тишину и покой. Каждый из нас был поражен по-своему. Лучше всех выразил мимолетное чувство Данила:
– Глянь, Макс, какая природа мудрая.
– А в чем мудрость? – не понял я, завороженный фосфоресцирующим свечением моря.
Данила мечтательно потянулся:
– Сейчас обед, часов двенадцать. Даже море спит, у него тихий час. Вот бы на воде, как чайки, полчаса соснуть! Как ты думаешь, получится у меня? Говорят, соленая вода выталкивает на поверхность тело.
Настя фыркнула:
– Особенно жирное. Пожрать да поспать, у тебя только одно на уме. Где высокие мысли, где души порывы? Нет, Данила, ты не одухотворенная личность.
Мой дружок обиделся.
– Это я – не личность? А кто стихотворение написал и прославил вас с Максом на всю страну, дядя Кузя, да? Да на себя посмотри!
Анна Николаевна сбежала к морю, и теперь они могли ругаться до бесконечности. Гарик растерянно смотрел на сцепившихся Данилу и Настю. Сам он боялся с Настей заговорить, а тут ее, принцессу, поносят почем зря. Поэтому он, глядя на высокородного принца, имеющего право так непочтительно спорить с дамой, миролюбиво сказал:
– Угости, Данила, Настю сладким печеньем, пусть ей будет приятно.
– И так перебесится и заткнется, – небрежно махнул рукой Данила, – пусть ест за столом, когда ей предлагают.
Он беззастенчиво узурпировал пакет со сладостями, что принес наш новый друг, и стал спускаться на берег моря. Берег был усеян крупной галькой. Я быстро разделся и бултыхнулся в воду. Морская вода прозрачнее озерной или речной. Окунувшись с головой, я забыл про все на свете. Так вот оно какое, море. Я попробовал взять в руки медузу и обжегся. Теперь я старался не сталкиваться с ними. Отплыв метров на сто, я оглянулся. Сзади был виден высокий берег, заросший кустами и деревьями с вьющейся с обрыва тропинкой. Вслед за нами на дикий пляж с громким визгом спускалась остальные отдыхающие отеля «Принцесса Черноморья». Пора было возвращаться. Настя с Гариком ушли дальше по берегу и, пристроившись на скале, закинули удочки. А Данила плескался в воде как морж. Когда я к нему подплыл, он вымолвил только одно слово:
– Кайф, – и, подумав, добавил: – когда вырасту, буду жить только на Черном море. Люди раз в жизни приезжают сюда, а я буду отдыхать круглый год.
– Круглый дурак ты, – беззлобно возразил я ему. – Кто живет на море, тому оно надоело до смерти. Местные жители не ходят на пляж, у них даже шиком считается, если они незагорелые и бледные, как поганки. Вон, видишь, наш новый дружок тоже не разделся, а ловит рыбку в одежде.
Данила повернул голову в сторону ушедших Гарика и Насти. Они о чем-то оживленно беседовали, забыв про удочки. Данила со мной не согласился.
– Да не поэтому он не раздевается, что загорать не хочет.
– А почему?
– Волосатый, небось, как Горилла, вот и стесняется перед дамой.
– А чего ты одну Настю отпустил?
– Тю! – удивился мой приятель, – ревнуешь, что ли?
Он меня ударил по больному месту, попал, что называется, в точку. Действительно, глухое чувство ревности, которое я подспудно питал к Даниле, теперь перекинулось на нашего нового дружка.
– С чего ты взял? – я решил до конца отнекиваться.
– А то по тебе не видно.
– Что видно?
– Что ты в нее влюблен!
– Я?
– Ты!
– А ты? – я решил тем же вопросом прижать его к стенке.
Толстый Данила хотя и был на вид неуклюжий, но ускользал от любого вопроса как верткий уж.
– А я ее не просто так одну отпустил, а в разведку послал.
– Куда-куда?
– В разведку! Ты не понял, что ли? Пусть его немного поспрошает про лотерею, не может быть, чтобы она честно у них тут разыгрывалась.
Вот и поговори после этого с ним. Я почти признался ему, что мне нравится Настя, а он вильнул хвостом и перевел разговор в другое русло. А на берег потихоньку подтягивались постояльцы нашего отеля. Похоже, что кроме нас здесь никого не будет. Ну и ладно.
Издали мы видели, как периодически Анна Николаевна поднимала голову и поглядывала в нашу сторону. Затем она замахала нам рукой.
– Поплыли назад, – предложил я Даниле.
– Поплыли.
Мы вылезли на берег порядком уставшие и упали на обжигающе горячие камни.
– Смотрите не сгорите, – сказала нам Анна Николаевна и протянула баночку с кремом. – Помазались бы.
Я посмотрел на Данилу. Он был коричневый от загара, и я за лето загорел так, что был похож на индейца.
– Нам не надо, а вот вы не переусердствуйте в первый день.
Метрах в десяти обосновалась чета Сопель-Шереметьевых. Нинэль с грациозностью лани ходила по кромке прибоя и собирала камешки, а Горилла сопровождал ее ревнивым взглядом. Мы с Данилой подошли к нему.
– Медовый месяц на море? – простодушно спросил мой приятель.
Горилла зарычал в ответ:
– Хорошие у мусульман законы. Чадру надел и запер на женской половине.
Зря он так громко воскликнул. Нинэль услышала его возглас и, подбежав, оседлала мужа. Ласковыми постукиваниями по могучей спине сторонника шариата она выражала несогласие.
– И сколько таких, как я, должно быть на женской половине?
– По закону четыре, – подлил масла в огонь Данила.
Горилла недобро на нас покосился. Его взгляд отправлял нас в далекое путешествие. Пока дело не дошло до оформления словесного меморандума, Данила поспешно дал задний ход. Не тронь, говорят, влюбленных и ревнивых.
– Я насчет «мерседеса», – заговорщически понизил голос мой приятель, присаживаясь рядом.
Влюбленный ревнивец легко стряхнул с себя ласкающуюся лань. Теперь вдвоем с Нинэлью они заинтересованно смотрели на поставщика информации.