Напиток мексиканских богов. Звезда курятника
Шрифт:
– Надо же, не утащили! – машинально удивилась Нюня.
Ей хотелось думать, будто на крыше на меня напал обыкновенный грабитель – это было спокойнее, чем маяться тревожными мыслями о том, что стараниями Райки я угодила в какую-то темную историю.
– И не грабитель, и не насильник! – Тяпа предпочитала смотреть правде в глаза. – Тут что-то другое…
Стараясь не шуршать и даже не дышать, я избавилась от компрессов и ужаснулась цвету своих кожных покровов (Чингачгук при виде меня мог ослепнуть), но взяла себя в руки и не стала убиваться по поводу столь серьезного ущерба своей красоте. Сейчас надо было спасать
Мужественно подавляя стоны (любое прикосновение к обожженной коже было болезненным), я оделась, обулась, напялила темные очки и краснокожей змейкой-медянкой выскользнула за дверь медпункта.
Для одинокой утренней пробежки час был вполне подходящий: те из постояльцев, кто уже не спал, группировались за столами в ресторане. Никем не замеченная – дежурная по этажу на своем боевом посту отсутствовала, и пришлого народа на сей раз в холле не наблюдалось, – я проскочила в свой номер, заперла дверь и для пущего спокойствия забаррикадировалась тумбочкой.
Первым делом я заглянула в сумочку и убедилась, что из нее ничего не пропало. Версию об обыкновенном ограблении можно было похоронить.
Я сокрушенно вздохнула и обмахнулась ладошкой. То ли пробежка меня разогрела, то ли снова начался озноб – жарко мне стало, хоть в прорубь ныряй! Тело горело, как будто его растерли наждачной бумагой, а горло пересохло, точно коктейльная трубочка, надолго разлученная с бокалом.
– Пить хочется, – в тему пожаловалась Нюня.
– Даже не пить, а выпить! – внесла поправочку Тяпа. – Помните, что говорил дедушкин ветеринар? Если собаке плохо, а что с ней – непонятно, надо для начала дать ей столовую ложку водки.
– А для продолжения? – заинтересовалась Нюня, пропустив мимо ушей нелестную ассоциацию с собакой и сомнительное словосочетание «дедушкин ветеринар».
Тот доктор Айболит лечил не дедулю, а какую-то из его собачек – ее кличку я запамятовала, как и подробности актуальной ветеринарной рекомендации.
– Для продолжения – граммов пятьдесят, а лучше сто! – незамысловато сымпровизировала Тяпа.
В мини-баре имелся коньяк, но отсутствовали рюмки. Я была вынуждена пить из стакана, так что о том, сколько вешать в граммах, думать не пришлось. Неженка Нюня, шокированная происходящим, потребовала «хотя бы запивать», и я послушно залила коньяк ледяной минералкой. После этого жар у меня спал, но заболело горло.
– То понос, то золотуха! – грубо, но метко охарактеризовала нездоровую ситуацию Тяпа.
Симптомы золотухи (в отличие от поноса) были мне неведомы, но обожженная кожа зудела мучительно. Я возблагодарила господа нашего за то, что он сподобил меня послушаться мудрую бабушку и взять с собой аптечку – в ней было средство от ожогов в аэрозольной упаковке.
Лекарство выжималось из баллончика в виде пены – она была плотной, как поролон. Я надела шерстяную шапочку, чтобы не испачкать волосы, и покрыла себя этой штукой с головы до ног, уделив повышенное внимание фасадной части организма (тыльную без посторонней помощи обрабатывать было несподручно). Оставила ненамазанным только нос, чтобы было чем дышать, и в белой шубе из крепкой, как штукатурка, лекарственной пены присела на табуретку – допивать лечебный коньяк.
– Дура ты, Клава! – в сердцах сказала дежурная по этажу Оксана.
– А я че? Я ж ниче! – горничная Клавдия захлопала густо намазанными ресницами, и на ее рыхлые щеки посыпались крошки туши.
С тем, что она не богата умом, Клава не спорила. Про то, что она дура, Клава слышала очень много раз – и от мамы с папой, и от одноклассников в школе, и в ПТУ, где она кое-как выучилась на швею-мотористку. «Вот дура!» – в разное время говорили мужчины, за которых Клава хотела, но не смогла выйти замуж. «Ну и дура!» – сказали про нее на швейной фабрике, когда Клава уволилась, потеряв место в рабочем общежитии. Не могли же все вокруг ошибаться? Клава уверовала в то, что она дура, и перестала обижаться на ругань.
Характер у Клавы был мягкий, податливый, как и вся она, да и жизненные принципы устойчивостью не грешили – в отличие от фигуры. Фигура у Клавы была основательная. На сидячей работе за швейной машинкой она нажила такое мощное основание, что за панталонами ходила в магазин «Богатырь». Зато бедра особо крупных размеров подчеркивали наличие какой-никакой талии, и кокетливый фартучек горничной на Клаве смотрелся очень даже неплохо. Только фирменные цвета ей были совсем не к лицу: зеленое и коричневое превращали рыхлую белую физиономию в восковую маску. Именно поэтому, устроившись на работу в отель, Клава впервые после окончания ПТУ стала ярко красить глаза и губы, экономии ради используя для нанесения боевой раскраски стародавние запасы косметики – брикетированную гуталиновую тушь «Ленинградская» и жирную оранжевую помаду «Ален мак».
В макияже Клава напоминала матрешку – деревянную насквозь. Сакраментальное «баба дура» читалось на ее широком лице ясно, как будто Клава самокритично написала эти слова себе лбу маргариновой рыжей помадой.
Оксана посмотрела на мучнисто-белое, в крапинках туши, лицо новой горничной и снова нагрубила:
– Че, че! Через плечо!
Клава послушно обернулась, и Оксана простонала:
– Ну, ду-у-ура! Вот же бог послал наказание!
– А че такое-то? – невозмутимо поинтересовалась добродушная Клава. – Из постояльцев кто пожаловался, че ли? Я плохо, че ли, убираю? Или еще че?
– Ты языком много болтаешь! – рассердилась Оксана. – Зачем с милиционером лялякала, как в деревне на завалинке? Дура!
– Так он же сам со мной заговорил! – Клава простодушно округлила глаза. – Спрашивал, не видала ли я где тут молодую красивую брюнетку с во-от такой грудью.
Клава вытянула вперед руки и нарисовала в воздухе грудь, больше похожую на полный парус.
– А ты? – внимательно слушала Оксана.
– А я не видала, – Клава с сожалением пожала сдобными плечами. – Я тут еще ниче не видала, я же тока второй день работаю! Но мужик этот, следователь, показал мне сережку с красненьким камнем, а вот такую штуку я как раз видела. Тока не сережку, а браслет!
– Где ты его видела? – неприязненно сощурилась Оксана.
– А в шестьдесят пятом! Нашла в простынях, когда постель перестилала, – Клава торжествующе улыбнулась. – Браслетик – один в один с сережкой, тоже серебряный, с большим красным камнем на цепочке.
– Куда дела?
– Так следователю же показала и обратно в номер занесла, на тумбочку положила. Ты че? Мне чужого не надо! – запоздало обиделась Клава.
– Ну, молодец, – саркастически сказала дежурная. – Считай, отличилась.