Наполеон-2. Стать Богом
Шрифт:
— Убей же его, Войтек! — завизжала Бочетти, когда Наполеон, наконец, отпустил кинжал и скользкими от крови пальцами попытался помешать ей. — У нас нет времени!
— Проклятье... — только и выговорил Збаражский в ответ, когда услышал грохот сапог часовых. — Уходим, Джина, сейчас же! Оставь его, он умрет!
Полковник сделал шаг назад, и этого оказалось достаточно, чтобы сабля Мюрата метнулась к горлу убийцы Императора. Джина уклонилась, но под удар попала ее левая кисть, и два пальца упали на паркет. С криком она попыталась броситься на Мюрата, но полковник схватил ее за воротник и отшвырнул к выходу.
—
Загремело разбитое окно, и в тот миг, когда часовые пытались пройти в дверь, перегороженную лежащим Наполеоном и склонившимся над ним Мюратом, убийцы выпрыгнули в окно. Внизу их ждали сообщники с лошадями. Не успел уйти только один — полковник Збаражский. Гаевский преградил ему путь, но полковник, как более опытный фехтовальщик, ловким выпадом ранил его в руку и заставил отступить. Этой короткой задержки оказалось достаточно для выстрела часового, и в окно Збаражский выпал уже мертвым.
— Вытащи... — прошептал Наполеон верному Мюрату. — Вытащи это из меня... Прошу...
Кавалерист не стал спорить с Императором и с гримасой страха вытянул клинок из раны. Это было мучительно больно, и Наполеон едва не потерял сознание, но все же удержал его и сразу почувствовал, как становится легче. Ящерка, висящая на груди и берегущая его здоровье, принялась за работу. Скоро все будет хорошо.
Гаевский, макнув палец в кровь, выступившую из раны на руке, быстро мазнул себя по щеке — там, где оставила отметку Бочетти. Император обязательно заметит изменение во внешности капитана Бюсси, и даже беспредметник ничего не мог поделать с этим шрамом. Теперь все можно объяснить. Главное, чтобы Бонапарт не связал его с тем незнакомым капитаном, что прошел мимо, держась за щеку.
Это он привел Бочетти, полковника, и нескольких самых отважных его людей в ставку. Большинство мародеров отказались участвовать в опасном предприятии, не имея по сути никакой выгоды. Но Збаражский решил, что это будет забавно — ведь вся жизнь его проходила в жестоких забавах. И раз уж его спутница плетет что-то о серебристых фигурках на груди Наполеона, которые стоят огромных денег, и о своей к нему ненависти — почему бы и не рискнуть в очередной раз головой? Гаевский прибыл в роли капитана Бюсси, прикомандированного к штабу, тут его многие знали лично, в том числе Император. Он изменил внешность лишь, когда проводил заговорщиков в личные покои Бонапарта, и Бочетти этого не заметила.
Когда начался бой, в комнате снова был Бюсси, и Мюрат мог бы поклясться, что Бюсси спас Императору жизнь, удерживая двух нападавших. Так и случилось — Наполеон лично провел тщательное расследование. Несколько офицеров отправились под арест, но правды Бонапарт так и не добился. С тех пор он стал еще осторожнее. Капитан Бюсси получил личную благодарность от удивительно быстро поправившегося Наполеона.
«Вчера кинжал в живот по рукоять, а сегодня ты сидишь в кресле и лишь изображаешь страдания! — удивлялся про себя Гаевский, улыбаясь Императору. — Вот так предмет! Но гонишься ты за чем-то куда менее симпатичным и куда более страшным».
Он сумел один раз немного разговорить Бочетти. Готовясь отомстить Бонапарту за предательство своей любви, графиня собрала о нем немало сведений. Скольким близким к Императору и Колиньи людям это стоило жизни, и какой смертью они умерли, Гаевскому тоже пришлось услышать, но об этом он предпочел бы не вспоминать. Главное, что узнал Антон — война с Россией началась ради некоего «Предмета предметов», о котором Бочетти имела слабое представление. А вот Гаевский сразу вспомнил их путешествие в Египет.
Он не имел твердых доказательств, но был почти уверен, что Наполеон ищет Александра Остужева, их пропавшего друга. Антон очень обрадовался хотя бы вероятности того, что Остужев жив. Но прежде всего, следовало срочно сообщить своему руководству: Лев может получить себе в кампанию нечто такое, ради чего Бонапарт готов пожертвовать сотнями тысяч жизней и поставить на кон все. Египетская история, кажется, получила продолжение спустя много лет.
Когда Гаевский-Бюсси уже выходил от Императора, прискакал Колиньи. Он был весь покрыт грязью и кровью, а по зло сверкающим глазам Антон понял, что вести он привез плохие. Наполеон, как это часто бывало, немедленно всех удалил и принял загадочного помощника в одиночестве.
— Ему кто-то помог! — Колиньи в отчаянии упал на колени перед креслом Императора. — Я сам видел трупы — словно какой-то медведь их раздавил! Что за предмет? Но это не важно — он ушел. Я наказал виновных, но что толку?
— Ничего, мой друг, ничего... — Наполеон с трудом сдержал ярость. — Это означает всего лишь, что игра продолжается. Мы идем на Смоленск и ищем генерального сражения. Если потребуется, я пройду всю эту страну. Остужеву не спрятаться, если только он не использует предмет.
— И что тогда? — с испугом спросил Колиньи.
— Этого никто не знает, мой Жерар. Но думаю, мы справимся с этим! — Он встал, отбросил фальшивую повязку и прошелся по комнате. — Я даже хочу этого. Посмотрим, как Остужев будет выглядеть в этой роли. Боюсь, она ему не по росту.
Глава седьмая. Любовь, предательство и сокровище Сфинкса
1798 год
— Ты уверен, что это она?
Наполеон нервно расхаживал по кабинету. Кажется, здесь прежде располагался гарем мамелюка, которому принадлежал этот большой дом в Каире. Возможно, мамелюку здесь было удобно, но Бонапарта раздражало все. Восточная архитектура, низкие потолки в переходах... Он давно перестал мучиться из-за маленького роста, но тут все вернулось: рослые гренадеры сгибались едва ли не в два раза, в то время как их генерал мог и шляпу не снимать. Он подошел к наскоро сколоченному столу — нормального в доме просто не нашлось! — и побарабанил пальцами по карте Египта. Весьма неточной, приблизительной карте.
— Да, уверен! Я знаю ее почерк, мой генерал. Это Джина.
— Джина... Чем нам поможет Джина, если англичане захватят Александрию? Не слишком я доверяю нашему адмиралу де Брюи. Между тем арабы готовят восстание, ждут, когда мы успокоимся, и попытаются перерезать нас. Вот что, Колиньи: распусти слухи, что я принял ислам. И в мечеть надо сходить.
Колиньи лишь кивнул, ожидая ответа на главный вопрос. Джина Бочетти прислала сообщение: она в Каире, и она хочет личной встречи с Бонапартом, которому в очередной раз призналась в любви. Судя по стилю письма и даже почерку, Джина нервничала.