Наполеон и его женщины
Шрифт:
В Париже Вам надлежит пробыть восемь дней; после чего Вам следует немедленно вернуться в один из портов Неаполитанского королевства или в Анкин.
Не заходя в Александрию, Вы должны будете пристать с кораблем в Дамьете.
Перед тем как уехать, Вам предстоит увидеться с одним из моих собратьев – членов Законодательного собрания; он вручит Вам все бумаги издания, которые выйдут начиная с мессидора.
Рассчитываю на Ваше усердие во всех неожиданных событиях, которые могут произойти при выполнении полученного Вами задания, а также на то, что Вы сумеете благополучно доставить депеши правительству и привезти мне ответы.
Подпись: Бонапарт».
Этот документ, который произвел очень сильное впечатление на Фуреса, поставил много вопросов перед историками: неужели Бонапарт считал возможным совершить такое плавание в то время, когда англичане хозяйничали в Средиземном море и их корабли постоянно маячили перед Адександрией? Это кажется маловероятным. Да к тому же в депешах, врученных Фуресу, содержались не такие уж важные донесения: о захвате Суэца генералом Боном, об экспедиции Дезекса в Верхний Египет, об организации армии, о сосредоточении турок в Сирии. Выходит, для того, чтобы убрать подальше мужа госпожи Фурес, Бонапарт, не колеблясь, жертвовал боевым кораблем и его экипажем…
Как заметил Марсель Дюпон: «У великих людей иногда бывают такие слабости, перед которыми простой честный человек пасует…»
28 декабря Фурес поднялся на борт посыльного судна «Охотник», которым командовал капитан Лоран.
Тот не стал скрывать от лейтенанта трудностей предстоящего плавания.
– Прямо перед нами, – сказал он, прежде чем дать команду сниматься с якоря, – находится английская эскадра в составе трех многопалубных кораблей и двух фрегатов. Не хочу быть пессимистом, но думаю, что прорваться через эту армаду у нас один шанс из четырех. В любом случае мы сможем выйти в море только ночью. «Охотник» – прекрасный парусник, и, если мы потушим все огни, ветер останется благоприятным и мы не нарвемся на них, на рассвете мы будем милях в шестидесяти от них. Тогда у нас появятся кое-какие шансы уцелеть.
В семь часов вечера посыльное судно снялось с якоря и вышло из порта. Обеспокоенный Фурес не стал ложиться спать и остался стоять рядом с капитаном, напряженно всматриваясь в темноту.
Так он и простоял на капитанском мостике двенадцать часов кряду, слушая свист ветра и поскрипывание мачт и пытаясь уловить малейший посторонний шум. Ему казалось, что в любой момент из мрака ночи может появиться гигантское очертание английского корабля…
На заре он спустился в кают-кампанию для того, чтобы выпить кружку глинтвейна. В этот момент раздался крик:
– Парус за кормой!
Капитан Лоран схватился за бинокль:
– Это англичанин. Он догонит нас приблизительно через пять часов… Срочно сожгите все ваши депеши! Нас скоро захватят!
Фурес, надеясь на чудо, посчитал за лучшее не спешить и, тщательно скатав драгоценные документы, спрятал их в интимное место своего тела…
В полдень по «Охотнику» был произведен предупредительный выстрел.
Экипаж немедленно спустил паруса и сбросил в море четыре орудия. В час дня на борт поднялись два британских офицера с командой захвата. В два рейса капитан Лоран, его офицеры, матросы и Фурес были перевезены на британский корабль «Лев».
Узнав о том, что лейтенант был направлен с заданием Бонапарта, капитан английского корабля позвал на помощь матросов. «Его обыскали, – рассказывает нам герцогиня д’Абрантес, – затем раздели до нижнего белья, чтобы убедиться, не прятал ли он более важного послания, поскольку английский капитан, просмотрев те бумаги, которые лейтенант так хитроумно спрятал, не нашел ничего ценного, а сведения, которые вез лейтенант, капитан сам имел честь, он это хорошо помнил, отправить в Лондон несколько недель тому назад, и эти сведения потом были опубликованы в “Мониторе” Директорией».
Не найдя ничего интересного, англичанин обратился к лейтенанту:
– Как вас зовут?
– Жан-Ноэль Фурес!
Услышав это имя, капитан «Льва», который, как сообщает нам все та же герцогиня д’Абрантес, «имел из Египта такую свежую и точную информацию, как если бы он жил в Каире или Александрии, подмигнул своему старшему офицеру»71. Мгновенно пришедшая ему на ум мысль о том, чтобы помешать Бонапарту «в его любовных усладах», показалась ему остроумной. Он подумал, что правительство в Лондоне будет этим довольно.
– Сэр, – сказал он Фуресу. – Перед тем как вернуться в Англию, корабль, которым Его Величество оказал мне честь командовать, должен будет совершить долгое плавание в восточных морях. Я обязан оставить на борту в качестве пленников офицеров и экипаж «Охотника», но, что касается вас лично, то, поскольку ваше задание потеряло всякий смысл, я не хотел бы навязывать вам участие в плавании, которое продлится несколько месяцев. Если вы можете дать мне слово офицера не воевать против Англии до окончания военных действий, я с радостью высажу вас в любой точке египетского побережья, которую вы выберете…
– Я даю вам слово, – ответил обезумевший от радости Фурес.
Вечером того же дня капитан «Льва», счастливый тем, что мог подложить Бонапарту свинью, привез лейтенанта назад в Египет.
…Там ему суждено было узнать, по словам госпожи д’Абрантес, «что не все крокодилы водились только в Ниле…».
Глубокой ночью шлюпка со «Льва» высадила Фуреса в маленькой бухточке неподалеку от Александрии. Когда взошло солнце, он сидел, клацая зубами от холода, на скале, счастливый от мысли, что сможет скоро снова увидеться со своей Красоткой.
Часов в восемь утра какой-то проезжавший мимо египтянин согласился подвезти его в своей повозке, запряженной ослом. К полудню они подъехали к городу.
Лейтенант немедленно помчался к командиру александрийского гарнизона Мармону и рассказал о том, что с ним приключилось.
– Благодаря необычайному милосердию английского офицера, – сказал он, светясь от радости, – я преподнесу жене хороший сюрприз.
Генерал, который знал о том, что Бонапарт поселил Полину в роскошном дворце в двух шагах от дворца, служившего ему резиденцией, с трудом сдерживая смех, подумал, что жизнь все-таки занимательная штука.