Наполеон и Мария-Луиза
Шрифт:
После каждой встречи с мадам дю Кайла Людовик XVIII изощрялся в изобретении способов преподнести молодой женщине подарок. Ценность подарков, впрочем, менялась в зависимости от степени наслаждения, которое испытал венценосец. И когда мадам дю Кайла покидала дворец с новой бриллиантовой брошью на плече, куртизаны были счастливы от мысли, что король Франции сегодня «дрожал, подобно струнам арфы»…
Как-то вечером, когда испытанное Людовиком XVIII чувство далеко превзошло обычное наслаждение, толстяк король, еще не отдышавшись, усадил Зоэ к себе на колени и спросил:
— Дитя мое, читаете ли вы Библию?
Мадам дю Кайла, испугавшись, что зашла в своих стараниях развлечь монарха несколько далее, чем следовало, приняла виноватый вид и, надеясь оправдаться, ответила, что в ее библиотеке нет этой священной книги.
— Скоро она у вас будет! — объявил ей король.
Впоследствии, как это было и с маркизой де Помпадур, которую непочтительно называли «ножны короля», мадам дю Кайла получила прозвище «табакерка короля». Г-н де Кастеллан пишет, что однажды, когда фаворитка проходила через зал, где находились королевские гвардейцы, бывшие в тот день в карауле, те принялись усиленно чихать, чем мадам дю Кайла была оскорблена и даже пожаловалась Людовику XVIII.
Несколько дней спустя Зоэ действительно получила восхитительное издание Библии в великолепном переплете, украшенном ее собственным позолоченным гербом. Она почтительно раскрыла книгу, и глаза ее внезапно сверкнули, но, увы, этот блеск не имел ничего общего со светом веры.
Каждая гравюра, вместо того чтобы быть переложенной шелковой бумагой, была прикрыта новехоньким банковским билетом в 1000 франков.
В книге было пятьдесят гравюр …
Однако во время свиданий Людовик XVIII и мадам дю Кайла занимались не одними лишь пустяками. Получив надлежащие наставления от своего любовника, виконта де Ларошфуко, фаворитка старалась при помощи различных уловок побороть либеральные наклонности короля и заставить его разделить политические взгляды ультрароялистов. Благодаря обольстительной улыбке, искусству вести беседу и умению вовремя и в нужное место положить руку, что очень помогало в разговоре, мадам дю Кайла вскоре достигла весьма заметных результатов.
Тем не менее она еще не стала настоящей, полноправной фавориткой. Министр Эли Деказ сохранял свое влияние на короля, а тот продолжал называть Деказа своим «дорогим малышом» и посылать ему исполненные нежности записки.
Мадам дю Кайла, которая не могла манипулировать Людовиком XVIII так, как она этого хотела, стала искать способ избавиться от молодого министра и решила скомпрометировать его в каком-нибудь скандале.
Судьба предоставила ей еще более подходящий случай: убийство.
Вечером 13 февраля 1820 года герцог Беррийский, второй сын графа д'Артуа, женившийся в 1816 году на Марнн-Каролине, принцессе обеих Сицилий, был вместе со своей супругой в Опере.
Оба слегка нервничали. Герцогиня — потому что была беременна, герцог — потому что после спектакля у него было назначено свидание с танцовщицей Виржинией Орен, его любовницей.
Во время антракта Мария-Каролина ударилась грудью о дверную ручку. Герцог тотчас же использовал это незначительное происшествие как удачный повод отделаться от герцогини.
— Возвращайтесь в Елисейский дворец, — сказал ей герцог. — Я опасаюсь за вас: в вашем положении было бы неосторожным оставаться долее в театре после такого удара. Я досмотрю спектакль один.
Мария-Каролина согласилась с доводами мужа и спустилась к своей карете. Едва только она устроилась на подушках, как герцог со всех ног бросился к лестнице театрального подъезда. Он хотел как можно скорее подняться наверх, очутиться в своей ложе и ждать знака, который должна была подать ему во время танца Виржиния Орей. Внезапно из темноты появился какой-то человек и вонзил кинжал в грудь герцога.
— Я убит! — только и сумел вымолвить герцог и упал на тротуар у входа в Оперу.
Несколькими часами позже герцог Берийский скончался в ложе Оперы из-за того, что захотел провести вечер с одной из ее танцовщиц.
Убийца племянника короля Франции был арестован. Он назвался Лувелем и заявил, что действовал в одиночку.
Однако по взбудораженному известием о странном убийстве Парижу прошел слух, что кинжал в руку Лувеля вложил Деказ, люто ненавидевший герцога Беррийского.
Обвинение это родилось, естественно, в будуаре мадам дю Кайла и вскоре достигло желанной цели. Королю, пришедшему в ужас от размаха, который принял скандал, ничего не оставалось, кроме как смириться с необходимостью расстаться с Деказом, и он назначил своего любимца послом в Лондон.
Теперь мадам дю Кайла получила неограниченные полномочия…
21 февраля 1820 года из кабинета Людовика XVIII доносились жалобные стенания.
Лакеи, становясь в коридоре по очереди на колени, заглядывали в замочную скважину, восхищенные невиданным зрелищем; перед ними, уронив голову на свой письменный стол, плакал навзрыд король Франции…
Время от временя от рыданий его толстый, дряблый живот, подобный полупустому бурдюку, начинал сотрясаться, и прислуга молча покатывалась со смеху.
Людовик XVIII был безутешен. Он горевал, что его принудили изгнать премьер-министра, дорогого его сердцу Эли Деказа. Накануне того дня король отправил Деказу горькое и одновременно нежное послание:
«Приди навестить неблагодарного принца, который не сумел тебя защитить. Приди смешать свои слезы со слезами твоего несчастного отца…»
А наутро, когда фаворит укладывал чемоданы, он получил от короля еще одну коротенькую записку:
«Прощай! Я благословляю тебя, но сердце мое разбито. Целую тебя тысячу раз».
Согласитесь, письма эти — необыкновенный… Необыкновенные и единственные в Истории, поскольку в наши дни трудно представить себе главу государства, который бы писал в подобном гоне своему премьер-министру, отставленному от должности…
В течение нескольких дней Людовик XVIII сидел, облокотившись о свое бюро, перед портретом «дорогого отсутствующего» и стонал самым заунывным образом. Затем король, казалось, успокоился, снова стал улыбаться и более никогда не заговаривал о Деказе. Мадам дю Кайла, — надо отдать должное ее ловкости, — сумела при помощи одурманивающих ласк, нежнейших и сладчайших ароматов и своего возбуждающего чувственность присутствия изгнать из мыслей короля малейшее воспоминание об экс-фаворите.