Наполеон. Попытка № 2
Шрифт:
У Наполеона действительно были мысли сделать в России то же, что и везде. Он даже велел доставить ему из московских архивов все материалы по пугачевскому восстанию. Но, посмотрев на интеллектуально-моральное состояние русского народа, Наполеон дать ему вольную так и не решился. Он слишком хорошо помнил, что творили в просвещенной Франции дорвавшиеся до власти якобинцы, и представлял, какой хаос может случиться в дикой России, если дать волю людям, которые верят в домовых и не могут отличить французов от чертей.
Наполеону нужен был мир, а после объявления вольной мужикам в России могло начаться такое, что и мир заключать было бы уже не с кем.
Собственно говоря, сам Наполеон потом объяснял, отчего он не пошел на этот шаг: боялся «стихии народного бунта». Боялся погружения страны в кровавый хаос, бунта, бессмысленного и беспощадного. Боялся за Россию.
«Я мог бы вооружить наибольшую часть населения России против нее же самой, – признавался потом Наполеон, – провозгласив свободу рабов. Большое количество деревень меня об этом просило. Но когда я узнал грубость нравов русского народа, я отказался от этой меры, которая предала бы смерти, разграблению и самым страшным мукам много семейств». Тех самых дворянских семейств, о которых тревожились русские офицеры: как там их жены и дети – одни, среди русского народа, без надежной охраны?.. А ну как, не дай бог, Наполеон вольную провозгласит? Ведь кишки барыне с барчонком размотают.
Глава 4 «НИ ГНЕВА, НИ ПРОКЛЯТИЯ…»
Время шло. В сгоревшей Москве еще оставалось некоторое количество припасов для армии, чтобы рискнуть с грехом пополам перезимовать. Но какой смысл? Александру, которому Наполеон несколько раз предлагал заключить мир, мир был не нужен, он хотел войны. Что делать – зимовать с риском в Москве или вернуться до весны в Смоленск, Витебск или Вильно, где заготовлено множество припасов? Для чего сидеть в столице? Чтобы добить по весне Кутузова? А где он? Этого смельчака ведь, прежде чем разбить, еще отыскать нужно, уж больно проворен старик. Как таракан. Ты над ним тапок заносишь, а он уже под шкафом. Посверкивает оттуда одним глазом.
Идти на Петербург прямо под зиму? Стрёмно. А если эти дикари и Питер сожгут? Тогда армия останется совсем без жратвы. В конце концов Петербург может подождать до следующего года, никуда он не убежит. Решено!
И Наполеон, зря прождав от Александра ответов на свои мирные предложения и потеряв драгоценное время теплой осени, решает уйти туда, откуда и не должен был, по идее, уходить – на западные границы. Логичное решение, согласитесь. Там у него склады, магазины, арсеналы. А здесь что? Гарью дышать? Если уж самим русским Москва не нужна оказалась, зачем она Наполеону?..
…Московский поход Наполеона не зря называют переломом в истории наполеоновской эпохи и наполеоновской империи. Эта кончившаяся ничем война посеяла в Европе семена надежды: Наполеон, оказывается, может и проигрывать! А не попробовать ли еще разок его сковырнуть? Наполеон понимал, что не в военном, но в политическом смысле его уход из Москвы будет выглядеть как поражение. Тем важнее нам разобраться в причинах этого поражения.
Почему война 1812 года, все битвы в которой Наполеон выиграл, закончилась для него фактическим проигрышем?
В России многие по непонятной причине привыкли считать, что славная русская армия во главе с мудрым, хотя и одноглазым Кутузовым выгнала «захватчика» из Отечества. Этот голимый бред придумали много позже, а в тогдашней России подобных иллюзий не питали, поскольку все прекрасно представляли себе полководческие «дарования» Кутузова. Бог помог, включив зиму немного раньше, – таково было общее мнение. Собственно, изначально на это и был расчет.
Именно на такой вариант войны Александр надеялся в 1811 году, когда размышлял о том, что будет, если Наполеон разобьет его вторгшиеся в Польшу войска и придет в Россию. Свой план действий против Наполеона Александр озвучил в беседе с Коленкуром. Правда, поскольку Коленкур был французским послом, про свое вторжение в Польшу Александр тактично умолчал, ограничившись эвфемизмом: «Если император Наполеон начнет войну, то возможно и даже вероятно, что он нас побьет, но это не даст ему мира. У нас в тылу есть пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию. Имея все это, никогда нельзя быть принужденным заключить мир, какие бы поражения мы ни испытали. Но можно принудить победителя к миру. Императору Наполеону нужны такие же быстрые результаты, как быстра его мысль; от нас он их не добьется. Я воспользуюсь его уроками. Это уроки мастера. Мы предоставим нашему климату, нашей зиме вести за нас войну. Я скорее удалюсь на Камчатку, чем уступлю провинции или подпишу в моей завоеванной столице мир, который был бы только перемирием».
То же самое понимал и граф Воронцов, русский посол в Лондоне, писавший еще до войны: «Даже если начало операций было бы для нас неблагоприятным, то мы все можем выиграть, упорствуя в оборонительной войне и продолжать войну, отступая. Если враг будет нас преследовать, он погиб, ибо чем больше он будет удаляться от своих продовольственных магазинов и складов оружия и чем больше он будет внедряться в страну без проходимых дорог, без припасов, которые можно будет у него отнять, окружая его армией казаков, тем больше он будет доведен до самого жалкого положения, и он кончит тем, что будет истреблен нашей зимой, которая всегда была нашей верной союзницей».
Так что не надо на Кутузова валить, не виноват он в поражении Наполеона. Клевета все!..
Мы тут много говорили об интриганстве Кутузова и его стремлении избежать боев. Вот еще один удивительный случай того, как славно помогал фельдмаршал русской армии бить французов.
Русская армия, затаившаяся южнее Москвы, внимательно приглядывала за южной «оконечностью» армии Наполеона, а точнее говоря, за кавалерийским корпусом Мюрата. Беннигсену, Ермолову и протрезвевшему после Бородина Платову не терпелось нанести расслабившемуся Мюрату поражение. Это можно было сделать легко. Но Кутузов, как мы знаем, воевать не хотел. Его целью было, как он сам говорил, выстроить «золотой мост», по которому и проводить Наполеона из России.
Но весь офицерский корпус, стыдившийся оставления столицы без боя, настаивал на бое, и Кутузов поддался нажиму. Однако сам он в своей обычной манере от битвы сначала устранился, а потом… всячески мешал победе русских войск. И даже полностью ликвидировал все плоды этой победы, приказав отступить на старые позиции! В это сложно поверить, но именно так все и было.
18 октября под деревней Тарутино Беннигсен, который командовал русскими, напал на Мюрата. Французы организованным порядком отступили. Чтобы довершить разгром и сделать их отход беспорядочным, Беннигсену не хватало людей, и он попросил Кутузова прислать помощь. Вот тут-то Кутузов и показал себя во всей красе! Он отказал в подкреплении, выслать которое ему ничего не стоило. Кутузов не только не помог Беннигсену сражаться и победить, но и запретил стоящему на левом фланге Милорадовичу помогать Беннигсену. И это опять-таки в натуре Кутузова: а вдруг Беннигсен и вправду победит? Тогда вся слава достанется ему! А это для Кутузова – как ножом по сердцу.
Русские все-таки вытеснили Мюрата и даже захватили 36 пушек, но после боя Кутузов отдал приказ… вернуться на старые позиции! Взбешенный Беннигсен писал жене: «Я не могу опомниться! Какие могли бы быть последствия этого прекрасного, блестящего дня, если бы я получил поддержку… Тут, на глазах всей армии, Кутузов запрещает отправить даже одного человека мне на помощь, это его слова. Генерал Милорадович, командовавший левым крылом, горел желанием приблизиться, чтобы помочь мне, – Кутузов ему запрещает… Можешь себе представить, на каком расстоянии от поля битвы находился наш старик! Его трусость уже превосходит позволительные для трусов размеры, он уже при Бородине дал наибольшее тому доказательство, поэтому и покрыл себя презрением и стал смешным в глазах всей армии. Представляешь ли ты себе мое положение, что мне нужно с ним ссориться всякий раз, когда дело идет о том, чтобы сделать один шаг против неприятеля, и нужно выслушивать грубости от этого человека!»