Направить в гестапо
Шрифт:
Малыш открыл рот, собираясь что-то сказать, но Барселона дал ему сильного пинка по ноге, и он сомкнул челюсти.
Двое типов из СД стояли у двери с глупым видом. Одни из них указал на принесенные бумаги.
— Теперь, пожалуй, вы сможете понять, почему мы привели ее к вам.
— Ладно, — отрывисто произнес Старик. — Оставьте ее и убирайтесь.
Старушка вежливо пожала руки своим конвоирам, словно была в гостях.
— Спасибо, что так заботились обо мне. И не забывайте, когда окажетесь неподалеку от Фридрихсберга, заходите повидать меня. Адрес мой вы знаете. У меня всегда есть запас конфет и журналы с иллюстрациями, чтобы предложить гостям. Молодым людям всегда нравятся мои журналы.
Что-то неловко пробормотав, они зашаркали прочь. У подножья лестницы один обернулся.
— До свиданья, фрау Дрейер.
Сказав это, он сильно покраснел. Фрау Дрейер грациозно подняла руку, тут Легионер закрыл и запер за ними дверь, воздвигнув барьер между двумя мирами: они были гестаповцами, мы армейцами, и, по нашему разумению, так и должно было оставаться.
Маленькая старушка раскрыла сумочку, достала пакетик конфет и принялась угощать нас. Мы благодарно кивнули и стали жадно их брать. Малыш взял две.
— Не беспокойтесь, — сказал он старушке. — Теперь вы среди армейцев. — Кивнул, подмигнул, и мы с опаской посмотрели на него. Малыш мог ляпнуть всякое; для впечатлительной старушки он не был идеальным собеседником. — Мы знаем, как обращаться с этими гестаповскими ублюдками, — хвастливо продолжал Малыш. — Помню, я однажды…
И громко взвыл от боли, получив от Барселоны еще пинка.
— Не думаю, что фрау Дрейер очень интересуется такими вещами.
— Какими вещами? Почему нет? — спросил Малыш, тут же поведший себя вызывающе. — Я хотел рассказать ей о том случае в Пинске, когда мы помогли тем трем шлюхам удрать из гестапо.
— Не надо! — рявкнул Барселона.
Вмешалась сама фрау Дрейер.
— Пусть бедный мальчик говорит. Он просто большой ребенок переросток. Уверена, он даже мухи не способен обидеть, и я хотела бы послушать его рассказ.
Малыш поглядел на нее широко раскрытыми глазами. Порта хихикнул.
— Он беспардонный лжец и ничего больше. Лжет так же, как мы с вами едим или спим. У него это получается само собой. Ничего не может с этим поделать. Например, если сегодня понедельник, девятнадцатое, — он скажет, что вторник, двадцатое. Безо всякой причины. Просто по привычке. Нельзя верить ни единому его слову.
— Он душу продаст за полпфеннинга, — добавил Шнайдер.
Малыш хотел запротестовать наиболее естественным для него образом. Он схватил стул и приготовился обрушить его на голову Порты, но Легионер схватил Малыша за руку и прошептал ему на ухо несколько слов. Легионер всегда мог творить с Малышом чудеса. Малыш опустил стул и, что-то бормоча, ушел в угол.
Остальные, рассеянно улыбаясь старушке, сели играть в кости. Фрау Дрейер какое-то время наблюдала за нами, потом, к нашему громадному облегчению, села на стул и заснула.
Она спала с полчаса, потом ее разбудил громкий, неприятный смех Порты. Мы старались не замечать старушки, но вскоре до нас донесся ее дрожащий голос:
— С вашего разрешения, я хотела бы вернуться домой. Как думаете, машина уже подана?
Порта издал громкий ликующий вопль, выбросив шесть единиц.
— Знаете, герр Билерт обещал мне машину.
Мы заскрипели зубами и всеми силами старались не слушать. Она была просто-напросто глупой старухой, не понимающей, что, черт возьми, происходит. Возможно, была идиоткой от рождения, возможно, находилась в прогрессирующей стадии старческого маразма. И определенно не понимала, что находится в руках самой беспощадной на свете судебной системы.
Хайде сгреб кости, сильно их потряс, создавая как можно больше шума, и, рисуясь, бросил их на стол. Шесть единиц. Как и Порта до него, издал громкий крик радости. Потом в тишине взял кости и стал готовиться к другому броску.
— Герр фельдфебель, — продолжал звучать тонкий, писклявый голос, начинающий действовать нам на нервы, — вас особенно не затруднит, если я попрошу посмотреть, не подана ли еще моя машина? Мне здесь сильно захотелось спать. Я бы очень хотела поехать домой.
Хайде снова бросил кости на стол. Опять шесть единиц. Никто не сказал ни слова. Я чувствовал, что напряжение нарастает. Порта облизнул губы, взял кости и стал с подозрением рассматривать их. Хайде улыбнулся.
— Жаль тебя разочаровывать, но они без свинца. Тебе требуется усвоить, что для этой игры нужен ум. У кого-то из нас он есть, у кого-то нет. И в доказательство этого я выброшу еще шесть единиц — либо мой проигрыш удваивается, либо мы квиты.
— Не глупи, — сказал Барселона. — Шесть единиц больше не выпадут.
— Хочешь пари?
Хайде усмехнулся, сгреб кости, поднял руки над головой, словно профессиональный боксер, долго тряс кожаную коробочку с костями, потом опустил ее вниз отверстием на стол. С минуту подержал на ней руку, спокойно закуривая сигарету. Взял ее он у Порты, но Порта так неотрывно смотрел на коробочку, что не заметил этого.
— О, господи, как болят мои бедные ноги! — вздохнула фрау Дрейер, в голосе ее появилась мучительная нотка жалости к себе. — Я надела лучшие туфли, чтобы идти сюда, а они очень жмут — и я здесь с раннего вечера…
Хайде выпустил клуб дыма и забарабанил пальцами по коробочке.
— Давай, давай, — пробормотал Штайнер. — Посмотрим, что там!
— Не нужно волноваться, — спокойно произнес Хайде. — Могу не глядя сказать, что там: шесть единиц.
— Не может быть!
Хайде благодушно улыбнулся.
Порта принялся неистово покусывать ноготь. Провел рукой по своим рыжим волосам и скривил гримасу в обуревающей его нерешительности.
— Это безумие, — заявил Легионер. — Ты никак не можешь знать, что там шесть единиц…
Из угла донесся монотонный голос:
— Уже два часа, герр фельдфебель. Трамваи начнут ходить только в пять. Что мне делать, если не приедет машина?
Хайде начал медленно стискивать коробочку. Голос его был совершенно спокойным, но я увидел, что на лбу у него выступают капельки пота. Он подался вперед, мы все тоже. Малыш забыл о свисающей с губы сигарете. Порта изжевал свой палец чуть ли не до кости. Вот-вот мы узнаем правду.