Напротив друг друга
Шрифт:
Никита с наслаждением растянулся на кровати, поверх покрывала. На улице было тепло как летом, хоть еще и не закончился май. В окно задувал приятный ветерок, тело постепенно полностью расслаблялось после душа. Сонливость пока еще подкрадывалась, а не накатывала волнами. Хотелось о чем-то подумать, но приятном, а не грустном. Но как известно, самые тяжелые мысли, как правило, бывают и самыми навязчивыми.
Очень часто ему вспоминался один разговор с матерью. Собственно, именно после него в ней и начало постепенно пробуждаться желание снова жить.
– Мам, ты сегодня
– Нет. А зачем?
– Вчера ты мне задала тот же вопрос. А с кровати вставала? Из дома выходила?
– Не вижу в этом смысла.
– Мам, а в чём ты видишь смысл?
В тот момент он чувствовал себя не просто уставшим, а вымотанным. Как будто было ему не двадцать два года, а все сто.
Чего он только не перепробовал. Каким только докторам не показывал маму. Все ставили один и тот же диагноз «глубокая затяжная депрессия». Не помогали ни сеансы психотерапии, ни антидепрессанты… Он даже к народным целителям обращался, но и те разводили руками. А маме становилось только хуже. И длился этот ад уже не год и даже не два.
– В смерти! – схватила его мать за руку и подалась к нему, широко открыв свои воспаленные глаза. – Я хочу к нему. И сегодня уйду… Я больше не могу без него существовать…
– Не надо существовать, мама! – сжал в ответ Никита ее руку, намеренно делая больно. Это был единственный раз, когда он позволил себе жестокость по отношению к ней. – Живи! Просто живи дальше!
– Как? – заплакала она. – Как мне жить, если нечем дышать? Я же дышла им одним!.. Я всё равно умру. А ты, сынок, не скорби по мне и не плачь. Без меня тебе будет лучше…
– Мне?! – закричал тогда на нее Никита. – Тебе будет легче. Мне! А им?!. – махнул он на дверь. – Ты же калечишь жизни своих дочерей. Тебе их не жалко? Подумай, какими они вырастут, если ты так и не выздоровеешь, не захочешь снова жить?
Тогда Лизе было уже шестнадцать лет, а Ире – четырнадцать. И если он помнил, какой была мама до смерти отца, то девочки – вряд ли.
Больше Никита тогда ничего не сказал матери. Ушел из ее спальни, оставил ее одну. Она же всю ночь проплакала, он это слышал через стену. И наверное, со слезами вылилось и ее нежелание жить. Во всяком случае, с того дня она уверенно пошла на поправку, хоть и этот процесс был не быстрым.
Еще тогда, в те тяжелые для его семьи годы, Никита пришел к выводу, что любовь – никакое не счастье, а самое настоящее зло. Именно она способна убить человека или же превратить его в ничтожество недостойное жизни. И для себя он решил, что никогда и никого не полюбит. Он вычеркнул любовь из своей жизни раз и навсегда. И без нее ему жилось замечательно, надо сказать.
Глава 7
С самого утра настроение у меня держалось на одной отметке – дерьмовое. И я не могла понять, почему. Вроде отлично выспалась, да и легла вчера не поздно. Ну да, понедельник считается тяжелым днем, но не до такой же степени. Всегда относилась к понедельникам, как
И тем не менее, сама себе я казалась небольшой грозовой тучкой, что плавает по кухне, накрывая к завтраку стол. И дождь моего раздражения полился на голову сестры, когда заспанная и взлохмаченная она вошла в кухню.
– Ты бы хоть умылась и причесалась для приличия, – спустила я на нее собак, не в силах уже их сдерживать.
Понимала, что это прямая дорожка к конфликту, но ничего не могла с собой поделать. Если уж на то пошло, то поведение Дианы меня уже давно выводило из себя.
– Не с той ноги встала? – хмуро посмотрела на меня сестра.
В этот момент в голову пришла мысль, что к моим постоянным придиркам она начинает привыкать. Но даже эта мысль не охладила моего пыла – меня уже понесло по полной, разве что, говорить старалась тихо, чтобы не разбудить маму.
– Ты вообще к экзаменам готовиться собираешься? У тебя же госы!.. А диплом? Его ты как будешь защищать, если целыми днями где-то шляешься?
– Началось… – вздохнула Диана. Но и она не кричала. – К твоему сведению, первый экзамен я сдала на отлично…
– Тебе просто повезло! – гневно перебила я сестру. – За красивые глазки, наверное, препод поставил тебе отлично. А завтра второй, к которому ты не готова!
– Слушай, ты чего ко мне пристала? Мои экзамены – не твоя забота. Как-нибудь сама справлюсь. И что б ты знала, по предзащите диплома у меня тоже отлично!
– Не моя забота, говоришь? А кто платит за твою учебу? И мне совершенно не хочется, чтобы эти деньги вылетели в трубу, чтобы из-за своих похождений ты завалила диплом и тебя поперли из универа!
Я и сама понимала, что уже не выбираю слова, что сыплю на голову сестры все обвинения сразу. Но накопилось во мне их столько, что уже не помещались, наверное.
– Чего ты ко мне прицепилась? – вскочила Диана со стула. – Достала уже! А деньги я тебе все верну… – выбежала она из кухни.
Меня же уже всю трясло. Кое-как получилось взять себя в руки.
Дело ведь не в деньгах. И разговор о них не делает мне чести – я это отлично понимала. Это больше было похоже на упрек с моей стороны. И выглядело… подло.
С тех пор, как Диана связалась с этим Никитой, ее словно подменили. Ну или она как с цепи сорвалась. Все эти модные шмотки, что он ей покупает. Как будто задобрить хочет или подчинить себе. Купить с потрохами, чтобы не рыпалась, а соответствовала его статусу, как он выразился тогда в супермаркете.
Она даже говорить стала иначе и о другом. Раньше с ней можно было обсудить какой-нибудь фильм или книгу. Бывало, конечно, мы сплетничали о ком-нибудь из ее универа, но кто не сплетничает?.. А сейчас. В таком-то бутике большая распродажа – нужно обязательно зайти. У подружки кого-то там из дружков ее мажора такое классное платье. Я тоже такое хочу… И всё в таком же роде. Мне уже кажется, что ни единой мысли, кроме шмоток и тусовок, у моей сестры в голове не осталось. Даже мама заметила, как она изменилась. А всё этот Никита, будь он не ладен. И я понятия не имела, как вразумить Диану, какие аргументы для этого использовать. Она меня просто не слышала и от разговоров уходила.