Наречённая ветра
Шрифт:
— Эви, радость моя, я вернусь раньше, чем догорит свеча. Хотя на всякий случай я оставил тебе дюжину.
— Да? — даже через дверь в ее голосе ясно слышалась паника. — А если свеча упадет, и я сгорю заживо?
Этот довод показался Инослейву веским, не говоря уже о том, что он не смог бы оставить Эвинол, когда она так напугана. Вздохнув, он отпер дверь и вручил ключ девушке.
— Не выходи! — кратко приказал он и, обернувшись ветром, понесся вниз.
Только оказавшись на просторах человеческого мира, Инослейв понял, чего был лишен все эти дни. Постоянно быть рядом с Эви — невыразимое
Однако, наслаждаясь свободой, он не собирался задерживаться надолго. Добыть Эви еды — и сразу обратно.
Его отсутствие было заметно. Воздух, несмотря на прохладное время года, казался тяжелым и спертым. Между землей и грязновато-бесцветным небом зависло пыльное марево. Листья вместо того, чтобы падать с деревьев, устилая землю желто-красным ковром, так и висели на ветках, пожухшие и свернувшиеся. А ведь его не было всего-то три дня!
Инослейв решил, что позже вернется и наведет в мире порядок, но сейчас он слишком тревожился за оставленную в башне Эвинол. Он решил запастись провизией на рынке в небольшом городке. Зная, как Эви любит выпечку, ветер первым делом подлетел к прилавку с горячими пирожками, хватая все подряд. Пусть уж там принцесса потом разбирается, с чем они. Видя, как ветер сметает товар с ее лотка, тетка переполошилась.
— Ветер, Тариша! — закричала она, повернувшись к соседке. — Поглоти меня бездна, ветер!
— Точно, ветер! — товарка вместо ожидаемого возмущения расплылась в улыбке. — Хвала светлой Эвинол, уломала-таки ветер сжалиться над нами, горемычными!
Если бы Инослейв сейчас был человеком, он бы расхохотался. Знали бы эти кумушки, как близки они к истине!
— Не зря, видать, мы ей дары оставляем, заступнице нашей, — продолжала Тариша.
— Какие-такие дары? — заинтересовалась пирожница.
— Ну как — какие? Разные. Вот я горшочек меда вчера оставила. Ильта груш целую корзинку принесла, а бабка Малара напекла маковых коврижек. Ну и еще всякое разное. Все сносят дары к городскому колодцу. Тут на площади, недалече.
— Вот смешные вы, — тетка хохотнула. — Да всю эту снедь быстренько к рукам приберут. Мало ли сброда голодного, да и просто мальчишек.
— Да что ты такое несешь? — возмутилась Тариша. — Как можно у нашей покровительницы дары таскать?! У кого же рука поднимется светлую Эвинол обворовывать?
Ветер усмехнулся про себя, решив, что у него точно поднимется. С другой стороны, он-то как раз употребит дары по назначению, отнеся их светлой покровительнице. Инослейв устремился к колодцу, обнаружив там буквально гору всяческой еды. Надо же, как люди безошибочно угадали, что нужно их новоявленной богине. Ветрам они приносили в жертву своих собратьев, а Эвинол — маковые коврижки.
Устроив у колодца маленькую бурю на радость толпе зевак, ветер смел подношения. Пусть все знают, кто унес дары для богини. Теперь уж не возникнет подозрений относительно воров-нечестивцев.
Он еще немного погулял по городку к ликованию местных жителей и устремился домой.
Глава 26
Поединок со смертью
Сидеть в комнате без окон, освещенной лишь тусклым светом свечи, — сомнительное удовольствие. Эвинол казалось, что со времени ухода Инослейва минул не один час. Часов в башне ветра не было, но обычно это не заботило Эви, поскольку она отслеживала время по солнцу. А как узнать, где оно, это солнце, когда сидишь в «слепой» комнате?
Ветер тоже хорош. Приволок ее сюда, как пленницу. Хорошо еще, что прислушался к ее жалобам и не запер. Но о том, чем она будет занимать себя во время его отсутствия, он, конечно, не подумал. Нет чтобы оставить ей хотя бы книгу. Эвинол уже не раз подмывало вылезти из убежища и спуститься за книгой. Но она помнила обещание, данное ветру, и намеревалась его сдержать. Однако до чего же тоскливо и страшно сидеть одной, почти в темноте, и гадать, как скоро вернется Инослейв.
Эвинол вздрагивала от каждого шороха — реального или мнимого, старалась не смотреть на стены, где гротескные тени отплясывали странные танцы. Откуда здесь тени, если нет окон, а она почти не шевелится? Знал бы Инослейв, как ей жутко, не задерживался бы! Хотя разве не она сама его гнала? Разве не просила подольше побыть в Илирии? Вот и сиди теперь, считая минуты по отсутствующим часам.
Шум ветра, внезапно наполнивший башню, заставил сердце Эви радостно забиться. Ну наконец-то! Темному заточению пришел конец. И правда, даже одна свеча не успела догореть. Она подхватила огарок, тускло мерцающий в серебряном подсвечнике, готовая броситься навстречу Инослейву. Уже у самой двери Эви остановилась. Она обещала ветру не выходить, вот и не выйдет, пока он сам не соблаговолит явиться за ней. И не стоит показывать ему, как ей тут было плохо. Иначе в следующий раз спровадить его будет сложнее.
Ветер в старых камнях по-прежнему гудел так, что казалось — башня раскачивается. Но Инослейв почему-то не спешил явиться и освободить бедную пленницу. Хочет ее проверить? Ждет, что она сама выскочит, нарушив тем самым данное слово? Не дождется!
Фитиль, утонувший в расплавленном воске, издав жалобный треск, погас, затем еще раз вспыхнул и погас окончательно. Эви оказалась в полной темноте, проклиная Инослейва за глупые шутки и себя — за непредусмотрительность. Ну чего стоило вовремя зажечь новую свечу от догорающей? Теперь придется шарить в темноте, отыскивая свечи наощупь. А пошло оно все в бездну! Не станет она ползать во тьме, шаря по невидимым полкам трясущимися от страха руками. Да у нее сейчас сердце из груди выскочит. Его стук и так уже отдается во всем теле и гудит набатом в ушах. Решено, она сейчас выйдет и выскажет Инослейву все, что о нем думает.
Эви никак не могла найти в кромешной тьме дверь и нашарить ручку. Конечно, если действовать в панике, то и более простые задачи покажутся непосильными. Но где же все-таки Инослейв? И почему он гудит и воет, как раненый зверь или стая призраков, вместо того чтобы зайти к ней? Отчаявшись выбраться самостоятельно, Эвинол опустилась на пол, готовая заплакать от чувства собственного бессилия. И тут до боли простая мысль пронзила сознание — надо позвать ветер. Как же надо было перепугаться, чтобы не додуматься до этого сразу?