Наречённая. Книга 1
Шрифт:
Страж уже в сумерках добрался до селения, раскинувшегося на покатом берегу замерзшей реки. Он зашел в одну из лавок, заканчивавших работу, но молодая девушка помедлила, увидев уважаемого мениэра, приторно липко улыбнулась желанному гостю. Маару нужна была только одна вещь — зеркало, в которое могла бы смотреться асс'aру. Благо в таком захолустье было полно всякого дешевого барахла, и вместо настоящего зеркало здесь продавали металлические диски в достаточно красивой оправе — то, что нужно. Продавщица услужливо завернула товар, нарочито медленно посчитала
— Здесь больше, — хлопнула она рыжеватыми ресницами, и зелень в глазах торговки загустилась.
Маар рванул ее на себя, и девушка, рассыпав монеты, охнула, вжалась в его тело плотнее. Он подхватил ее за округлые ягодицы и опрокинул на прилавок, распял, раздвинув колени, придавливая своим телом, задирая подол платья.
— Сюда могут войти, мениэр, — возмутилась она, строя из себя приличную особу, будто ее никто тут не трахал раньше.
Маар не дал ей говорить, высвободив возбужденный член, рванулся внутрь, смяв ягодицы, насаживая на себя. Девушка, открыв рот, беззвучно вскрикнула, задохнулась. Маар задвигался резко, порывисто и размашисто, скользя яростно в ее лоне во всю длину, ударяясь о ее бедра.
Тхара говорила, что ни одна не сможет заменить ему асс'aру?
Маар жестко врывался, заполняя девушку, не выпуская из захвата, он двигался беспрерывно, долго, терзая и порабощая ее тело, вынуждая двигаться с ним в такт. Он чувствовал сухость и саднящую боль, но все еще никак не мог достичь желанного пика. Стоило горячей волне ударить испод низу, как она тут же отступала, бросая его в ярость и жар. А когда эта потаскуха осмелилась пялиться на него, его накрыла пелена, а в голове зашумело. Он накрыл ее лицо ладонью, вдавливая пальцы, закрыл глаза сам, продолжая безудержно долбиться в нее, разрывая изнутри.
— Мениэр… мне больно, — проскулила ока, вскрикивая.
Ладонь скользила по ее щеке от проступившей влаги. Удар, еще один удар, и Маар резко вышел, когда она сдавила его член внутри себя, кончил на ее бедро. Зрение начало возвращаться к нему, восстанавливался слух, а вместе с ним обожгла слепая ярость, такая жгучая, острая, раздирающая в клочья, словно в открытую рану насыпали соли. Невыносимо. Проклятие! Он отстранился, с омерзением наблюдая, как белые струйки текут по бедру продавщицы к колену. Она всхлипнула, но не двигалась. Маар заправил одежду, подобрал зеркало, спешно покинул лавку.
2_10 Истана
Я очнулась от какого-то странного треска, и сразу же густой терпкий запах трав забился, казалось, в самую глотку, оседая вязкой горечью на языке. Медленно вырываясь из пут полудремы, я не могла ничего сообразить толком: где я и что со мной? И лучше бы я не просыпалась. Я жива. Слезы отчаяния проступили на глазах, их не хотелось открывать. Чувства острого разочарования осколками вонзились прямо в сердце. Я не свалилась замертво с седла, и мне придется возвращаться в этот ад.
Я задрожала, ломящая боль прокатилось по телу горячей волной с головы до пят. Саднило и жгло лодыжку от удара хлыста, и это липкое противное чувство грязи внутри и снаружи меня задушило, заковало мое тело в панцирь льда, я мгновенно потеряла чувствительность. Хотелось немедленно отмыться, отскоблить с кожей все следы, оставленные им. Как я могла остаться в живых после такого?! Он — чудовище, демон, не человек, он не знает жалости, у него нет сердца, мне не на что надеяться. Я в ловушке, словно птица, угодившая в силки, и мне теперь с обломанными крыльями не улететь. Немое отчаяние, граничащее с болью, раскололось в груди с оглушительным треском. Он сломает меня до конца. Теперь я его игрушка, его вещь. Он будет терзать меня и мучить, пока я ему не надоем. Мне не стоит надеяться, что исгар пощадит — это невозможно.
Задышав часто и обрывисто, я сдержалась, чтобы не простонать, не зарыдать в голос, осознавая в полной мере, на что я обречена.
Все же разлепила веки и тут же зажмурилась от яркого света — уже утро, горел очаг где-то рядом, трещали в нем поленья. Я лежала в чьей-то чужой постели, пропитанной влагой моего собственного тела, все здесь было мне незнакомым. Мне нужно привыкать к той мысли, что у меня нет ничего и никого — я одна, совершенно одна, мне не к кому обратиться, и просить о помощи тоже некого: мать отреклась, отец давно мертв, сестра погибла, теперь мой хозяин — он, Маар ван Ремарт.
Через толщу шума в голове, вдруг просочился его голос. Все тело закаменело, дыхание исчезло из груди — он был тут. Звучание его было ровное, проникновенное, и можно сказать, что голос его приятный, он разносился совсем рядом, продирая мой слух и сердце тупым ножом. Как это чудовище, этот убийца и палач может иметь такой красивый голос?! Как этот ублюдок, который пользует девушек и выбрасывает, как порченую вещь, может иметь тело Аполлона?! Все это не умещалось во мне, отяжеляло и топило. Нет, не нужно раскисать, жалеть себя — все это мне не поможет. Нужно найти выход, он есть, я знаю, сестра мне говорила
— сильнее нас нет никого в Наврииме. Только вот незадача, никто меня не учил этой силой пользоваться, раскрывать ее в себе. Да и в чем она, собственно, заключаются, я не знала. Мать унесла эту тайну с собой, а отец… отец запрещал. Вояна молчала, да и что я могла понять в девять лет?! Это тупик.
Страж не заметил моего пробуждения, а я и не сразу поняла, что он не один здесь и с кем-то разговаривает.
— Когда Ирмус узнает о твоей находке, он непременно пожелает ее забрать у тебя,
— услышала я старческий клокочущий голос и застыла.
— Он не узнает, он за сотни миль от нас.
— Ее видело слишком много глаз, слухи разносятся быстрее ветра, тебе ли об этом не знать.
— Значит, я поставлю ей клеймо на лицо, и он не захочет ее.
Я содрогнулась от произнесенных жестоких слов Маара, меня пробрал мороз, но я не шевелилась, чтобы никак не выдать своего пробуждения.
— Дело не только в красоте, она не просто девушка с красивым телом.
— Значит, мне все же придется ее убить.