Наречённая. Книга 1
Шрифт:
— Скоро будет рассвет, — ответил он, когда я уже перестала ждать.
Я ощущала, как мороз давит до треска на стены шатра. Прикрыв ресницы, я представила, как розовеет горизонт и искрится снег в лучах.
— К исходу ночи буран стих, но это ненадолго.
В этом крае нет ничего ценнее огня — это я помнила с далекого, такого недоступного теперь прошлого. Запоздало, но я обнаружила, что мне гораздо лучше. Сквозь туман ко мне стали просачиваться воспоминания минувшей ночи: крепкие руки, короткие приказы. Страж заставлял меня пить отвар, а мне хотелось послать его к черту, только не способна была и глаз открыть. Теперь он снова близко — опасный, несущий для меня большую угрозу. Мне хотелось, чтобы он ушел, но Маар не собирался этого делать. Он повернулся
— Убери с себя покрывало.
— Что?
— Ты слышала, убери, я хочу на тебя посмотреть.
Я еще выше натянула на себя, до самого подбородка мое хрупкое, ничего не стоящее для моей защиты, но все же укрытие. Сердце подскочило в груди к самому горлу. Нет! Нет, если он прикоснется ко мне еще раз, мне кажется, я тут же умру. Маар шагнул ко мне с грацией хищника, одним рывком сдернул с меня покрывало, а мне казалось, кожу содрал. Я отчаянно скомкала мягкую ткань сорочки на груди, сжав губы, наблюдая, как взгляд исгара меняется. Чернота его глаз сгущалось плотнее, а по скуле прошла мелкая судорога, кадык мужчины нервно дернулся. Я никогда не видела такого взгляда раньше — затуманенного, одержимого, жадного. Я провалилась в черноту от той мощи, что хлынула на меня от исгара. Опустила взгляд, подчиняясь его воле впервые, мне просто непосильно было ее снести.
— Сними.
— Нет, — обхватила я плечи руками, будто это еще может меня спасти.
— Тебе лучше слушаться меня, асс'aру, иначе будет только хуже, я умею причинять боль, и ты еще не знаешь, на что я способен. Все то, что ты успела ощутить на своей шкуре — это далеко не предел.
— Делай, что хочешь, — посмотрела я исподлобья, хмуря брови.
Мне хотелось рыдать, но он не получит ничего. Хотя зачем я себя успокаиваю, он прав, он получит все, если захочет, и напрасно я вступаю в борьбу с исгаром. Он качнулся вперед, а я вскинула руку, выставляя преграду.
— Не надо, я сама.
Я сглотнула. Все же повиновалась ему, собрав полы сорочки, потянула с себя, открывая свое тело глазам Стража. Пусть смотрит, он может брать мое тело, сколько угодно, но никогда не доберется до души. Я не смотрела на него и застыла в ожидании, ощущая, как на спину упал тяжелый каскад волос, прикрывая плечи. Мне было страшно поднять на него взгляд, даже леденело все внутри, казалось, что вот-вот он накинется на меня, как зверь, вонзить зубы в мою плоть, растерзать. Оставшись без одежды, теперь я ощущала, что здесь не так и душно: по коже скользил сквозняк, тревожа чувствительные соски, они сжались, завязываясь в тугие комочки и призывно-откровенно топорщась. Меня накрыл жар от смущения. Глупое тело. Но я все же удержала себя, чтобы не закрыться, чтобы он не думал, что я уязвима сейчас больше, чем когда-либо. Все внутри смешалось, я не понимала, куда делась моя злость. Она растаяла. Его взгляд безысходно распалял во мне стыд. И кажется, что он насмехается надо мной, делает так, чтобы расшатать мою без того хрупкую, держащуюся на руинах уверенность.
Молчание затянулось, и я слышала в нем тяжелое дыхание Маара. Я видела только его чуть расставленные ноги, напряженные, жилистые идеально ровные, красивые: мышцы то напрягались, то расслаблялись, вызывая во мне волнение, бьющее наотмашь. В горле пересохло так что язык прилип к небу.
— Мне бы не пришлось делать тебе больно, если бы ты держала язык за зубами и исполняла мои приказы так же послушно, — прозвучал его чуть севший голос, и в нем немое возбуждение, как терпкое послевкусие красного вина — опьянило разом.
Я одернула себя, выстраивая преграду. Так дико страшно мне не было никогда, но это был другой страх, исходящий не от боли и запаха крови, а от какого-то еще не ведомого мне чувства.
«Его брат убил мою сестру!» — всплеснулась внутри огненными, багряными густыми пятнами боль, как кровь от жертвенного быка.
Маар такой же ублюдок, как и его кровный вымесок! Он ничем не отличается от него, яблоко от яблони недалеко падает… Страж пользуется мной, он выкинет меня на растерзание своим воинам, как только я ему надоем, а потом полоснет лезвием по горлу, разве не это он говорил Тхаре там, в хижине? И сейчас Страж не удовлетворится лишь одним созерцанием моего тела.
— Ты пользуешься моим бессилием, но рано или поздно все может поменяться местами. Я никогда не буду послушной, и тебе до меня не добраться. Ты сдохнешь, но никогда не получишь то, чего хочешь, — выплеснула я на выдохе, буравя его взглядом, зная, чем это все может обернуться для меня.
Маар хмыкнул.
— Нет, ты все же глупая и ничем не отличаешься от тех сук, которых я трахал.
Он протянул руку, а я едва удержала себя, чтобы не зажмуриться и не отвернуть лицо, с вызовом ожидала худшего. Страж коснулся моих волос, а я задержала дыхание, сотрясаясь неизвестно от чего, от напряжения, острого, дикого, изматывающего. Я словно на плахе с болезненным замиранием жду, как вот-вот обрушится на мою шею наточенный клинок гнева Стража, жду того, как он набросится на меня и причинит боль еще большую, чем уже причинил. Он убрал пряди за плечо, открывая мою грудь полностью. В сей же миг я посмотрела на него, подняв подбородок, и дух захватило. Маар смотрел на меня так, как не смотрел никогда до этого, дико, первобытно. Мне бросило в жар. Те маски, что он надевал на себя, вдруг растаяли в одночасье. Сейчас он больше всего походил на зверя с пылающим, таким живым, голодным взглядом, что стены шатра поплыли от моего бессилия смотреть в темные вязкие глубины его сузившихся до точек зрачков.
— Смажь все ссадины той мазью, что дала тебе Тхара, и пей отвар, ты должна встать на ноги прежде, чем утихнет буря, — он убрал руку, так и не прикоснувшись к коже. — Вон там, в бадье вода. Помойся и переоденься в чистое, от тебя несет, как от взмыленной кобылы. Я вспомню твои слова чуть позже, асс'aру, когда ты меньше всего будешь ждать моего наказания, и обещаю, ты пожалеешь о том, что посмела открыть рот и выплюнуть свой яд.
Я выдохнула, до этого сжимая и задерживая воздух где-то в груди, погружаясь до глухоты в недоумение от того, что он даже не тронул меня. Маар скрылся в другой половине шатра, оставляя меня одну. Воздух сгущался где-то в глотке, дыхание срывалось и дрожало, по телу растекался жидкий колючий холод, а сердце колотилось так, что вот-вот проломит ребра.
Сцепив зубы, я схватила покрывало и поспешила прикрыться.
2_16 Истана
Завернувшись плотно в плед, я поднялась со своего ложа. Немного подождала, пока темнота в глазах рассеется, а тело привыкнет к вертикальному положению и окрепнет. Ступая по деревянным доскам, покрытым коврами, я прошла к своим вещам, что лежали на массивном деревянном сундуке, и застыла. Прямо сверху лежало зеркало. Я едва не отшатнулась, как будто увидела огромного паука или змею. Страшно вновь испытать тот опыт, который не принес мне ничего хорошего. И только когда присмотрелась, поняла, что это не настоящее зеркало — оно было чуть мутным.
Как здесь оказалось?
Я растерянно глянула через плечо на занавес и снова повернулась, сузив гневно глаза, уставившись на находку. Пусть забирает к черту свои подарки! Мне ничего от него не нужно. Все, к чему он прикасается, становится грязью! Я холодно посмотрела на красивую вещь и отвернулась. Если приму, то это будет значить для него, что я смирилась, но это не так. И буду бороться до последнего вздоха, пусть демон горит в аду! Я тряхнула головой, пытаясь хоть как-то прийти в чувства. To, что происходит сейчас — самое темное время в моей жизни. Я во власти самого опасного для меня человека. Человека ли? Мне это еще неизвестно. Исг'aрами называют тех, на кого пал огненный меч Бархана — владыки подземного царства, повелителя Нижнего мира — вырезав им сердце и влив тьму.