Наречённая. Книга 1
Шрифт:
Потом в какой-то день колдун молча собрал его и отвел в храм. Пекло, откуда выходят воины с потерянной душой, с прахом собственного сердца в ладонях. Пах этот с годами превратился в меч, он стал его сердцем, способным карать или миловать. Меч в его руках. Но милости Маар не знает, только справедливость — истинную благодетель. На зло отвечать злом.
Прошло много лет выживания в храме, когда к нему явился король и забрал юношу, сделав его Стражем, дав титул и звание. А после Маар узнал о смерти своего старшего брата… Узнал, что его убила асс'aру… Она просто вонзила ему нож в сердце после ночи соития, беспощадно и кровожадно.
Асс'aру лишенные сердца, им нельзя верить. Стоит отвернуться, они вонзят нож в спину.
— Что ты собираешься с ней делать? — разорвал тяжелые мысли Стража Шед, отпивая из кружки эля.
Маар
— Поедет с нами в Ортмор, — ответил Маар.
Когда прибудет на место, он решит, что с ней сделает. Если, конечно, не прибъет ее в пути.
Шед покачал головой, соглашаясь, но ему не понравилась эта затея, он бы тоже предпочел, чтобы асс'aру была мертва — они приносят только беды.
Маар разжал пальцы, до это сжимающие нож, когда женские пальчики прошлись по плечам.
— Мениэр напряжен, — обжег ухо приятный, чуть хрипловатый голос.
1_10 Maap
Маар глянул на Доната, которого ласкала в углу, обхаживала одна из шлюх гостиного двора. Шед усмехнулся, поднялся, направляясь к стойке, за которой суетились прислужницы и сам хозяин двора. Сегодня у него будет бессонная ночь — полно народу, и всем нужно угодить.
— Я помогу тебе расслабиться, — шептала незнакомка, лаская шею Стража, опуская руки на грудь.
Маар и в самом деле был напряжен, слишком, даже порождения не измотали его, как эта девчонка Истана, до звона в голове, до ломоты в висках. Внутри тлело одно желание — убить асс'aру прямо сейчас, отомстить за смерть брата, пусть даже убийцей была не она, но так он сможет воздать этим бездушным сукам по заслугам. Маар вспомнил ее льдистые, не совместимые с жизнью глаза, их пустоту. Исг'aр в нем начал пробуждаться слишком стремительно, запылал, обжигая внутренности. Маар схватил девушку, что ластилась, как текущая кошка, позади, посадил на колени, смял ее грудь.
— Как тебя зовут? — прохрипел в налитые вишневым соком губы, чувственные и умелые. Эти губы могут доставить ему удовольствие.
Девушка была совсем молоденькой, но уже пропитанной запахом продажности. Она слегка удивилась его вопросу, но ответила:
— Эллар.
Маар усмехнулся, сильнее сжимая и сводя ее полные груди с точащими через тонкую ткань платья сосками. Эллар — красивое имя для потаскухи. Девица с зелеными глазами, замутненными элем и жаждой наживы, похотливо смотрела из- под ресниц. Она призывно выгнулась, поерзав на его члене, потянулась его губам. Маар резко сжал ее челюсти, и губы ее раскрылись. Он оглядел ее, продирая жгучим гневным взглядом, ощущая телом ее жар, желание. Кажется, эта грубость ее возбуждает, и ей не терпится поскорее раздвинуть ноги и ощутить его внутри себя. Маар не целует шлюх, он их трахает жестко и больно, но молодая служанка корчмаря еще об этом не знает, не знает, на кого она осмелилась покуситься.
Маар не помнил, как сгреб ее в охапку, обезумев от вожделения, добрался до своей комнаты, опрокинул Эллару на постель. Сорвал с себя ножны, всю верхнюю одежду, оставшись нагим. Довольное лицо девицы изменилось, когда ее восхищенный взгляд скользнул вниз живота мужчины. Она судорожно сглотнула, облизав губы, и коротко улыбнулась, задирая подол своего платья. Раздвинув ноги, легла на спину, но Маар хотел не так.
Он подступил, схватил ее за щиколотки, грубо дернул девушку к себе, опрокидывая ее на живот, скомкал платье в кулаки и разорвал на части, распаковав ее тело, молодое, гибкое, сочное, с аппетитными округлостями ниже поясницы. Он лег на нее сверху, придавливая весом своего тела, потерся сочащийся головкой о ее ягодицы. Эллару затрясло в нестерпимом предвкушении, ее дыхание сбилось, сердце застучало быстрее, а по телу поползли мурашки. Маар раздвинул своим коленом ее ноги и ворвался во влажное еще нежное лоно. Девушка всхлипнула, схватилась за постель, вжимаясь в нее от жесткого сухого напора исгара. Она пустила его не до конца, не ожидала, ее опытности еще не хватало, чтобы принять любого мужчину. Маар немного облегчил ей задачу, поставил ее на четвереньки, положив ладонь на поясницу, протиснул между округлостей большой палец, погружая его в узкое кольцо. Оно туго обхватило его фалангу, и одновременно он проник членом глубже в лоно, заскользил, сначала размашисто и размеренно, потом рвано и резко, до упора, погружая в растянувшуюся дырочку и второй палец.
— Мениэр… Ах… — взметнула она темными локонами, прогибаясь под ним, как ивовый прут, разбрасывая по спине пряди.
Маар свободной рукой намотал их на кулак, потянул на себя. Вспомнил белое золото волос асс'aру и представил, как станет так же наматывать ее волосы на ладонь, пропускать их через пальцы, и брать ее неистово и больно. Страж только разозлился от этой мысли, в нем по мере нарастания жестких толчков, разжигалась сила исгара, что делала его почти беспощадным и одержимым, безумно голодным. Избавив служанку от мучительного плена, он обхватил ее за тонкую талию с мягким животиком, грубо дернул, насаживая на пульсирующий член нежное тело, пока спина и ягодицы девушки не покрылись испариной, вздрагивая, ударяясь о его пах, прилипая. Эллара кричала, металась под ним, прогибаясь и извиваясь, как зажатая рогатиной гадюка, она испытывала и боль, и дикое безумное наслаждение, что полосовало ее плетьми снаружи и изнутри, ей никогда не было так страшно и упоительно-сладко одновременно, ее никогда так дерзко не брал мужчина, даже самый пылкий любовник. Маар брал, ее брал и не мог никак насытиться, ощущая, как все тело тяжелеет, дыхание учащается, а внутри скручивается раскаленными прутьями похоть. Он взрывался, кусая ее соски до ссадин, раздвигая шире бедра, терзая членом лоно, заполняя до предела, вливая свое семя. Эллара измоталась. В перерывах, когда Маар позволял ей перевести дух, она пила эль и вздрагивала, убирая с лица мокрые завитки, но снова возвращалась — ненасытная шлюшка.
Так продолжалось до самой глубокой ночи. Маару хотелось продолжения, он почти начал забываться, но Эллара уже не могла ублажать его. Она совершенно пьяная лежала рядом, во сне сжимая колени, между бедер которых кровоточило. Маар поморщился. В следующий раз будет осторожнее со своим выбором. Страж поднялся, оделся и покинул комнату, пропитанную запахом крепкого хмеля, крови и его семени.
1_11 Истана
Мое тело изнывало от боли, я не могла даже пошевелиться. Вчерашняя поездка верхом была сущим кошмаром. Мало того, что справиться с лошадью не так-то просто оказалось, так еще сильно натерла между бедер седлом. Болела каждая косточка, каждая мышца. А когда я открыла поутру глаза и обнаружила себя в чужой комнате, с чужими вещами, в чужом мире и в чужом теле, все сразу померкло в душе. На меня нахлынул приступ паники и отчаяния, вот так внезапно и с размаху, это уже не было чьей-то злой шуткой, это была ощутимая, суровая жизнь, и впервые по-настоящему меня напугало то, что я застряла здесь навсегда. Я укуталась в одеяло, вдыхая холодный воздух — никакого обогрева здесь в помине не было. Дикие места.
Я вздрогнула, а сердце с бешенной скоростью заклокотало в груди, когда в дверь робко постучали, выводя меня из уныния. Кого принесло еще? Дверь была не заперта, я вспомнила, как без чувств упала вчера на постель, забыв даже запереться, а ведь мог зайти кто угодно!
— Позвольте войти, — послышался глухой девичий голос, и от сердца отлегло.
— Входи, — бросила я, вновь укутываясь в одеяло, холод уже начал пробираться к коже, неприятно скользя по телу.
Створка скрипнула, в комнату вошла белолицая брюнетка в коричневом опрятном платье, подвязанном передником в полосочку. В руках она держала железный чугун. Прошла вперед и поставила посудину рядом с кроватью, внутри оказались горящие угли. Я поморщилась: это, конечно, не спасет, но хоть какой-то душок тепла грел помалу воздух вокруг меня.
— А мэньер? — спросила я, выглядывая из-под одеяла и едва ли не стеная от представления, что нужно будет выбираться на мороз снова.
— Они внизу, — одев перчатку и взяв железный прут, служанка сноровисто поворошила угли.
Значит уже поднялись. Я откинулась на постель, поморщившись от прострелившей боли в пояснице, а от мысли о том, что мне вновь нужно будет подниматься в седло, проступили слезы.
«Так, Снежа, прекрати! — одернула себя. Никакой жалости к себе никакой слабины, иначе мне просто не выжить. — Тут… — я тоскливо оглядела низкий, почерневший от копоти потолок, — …видимо, выживают сильнейшие».