Наречённая. Книга 1
Шрифт:
Он повернул голову на притихшую девушку. Она ожидала, он чувствовал ее страх и трепет — это удивляло. Лживая асс'aру, она это делает намеренно. Маар развернулся, он смотрел на нее и не мог оторваться, оглядывая ее всю жадно и пристально: эту тонкую шею, которую он едва не сломил, эти узкие плечи, маленькую упругую грудь, узкую талию, покатые бедра, длинные ноги, ее тонкие пальцы, что напряженно вцепились в край столешницу. Дико захотелось сорвать с нее платье и взглянуть на ее тело. Он прошел к ней, и ее страх волной накрыл его. Маар сузил глаза.
— Тебе нужно уснуть, — мужчина принудил ее успокоиться, пустив на нее свои чары.
Грудь ее начала вздыматься тяжелее и опадать медленнее. Она поморщилась. Кажется, асс'aру не понимала, что с ней происходит, но веки стали тяжелеть, как и
— Посмотри на меня, — приказал он, склоняясь.
Ресницы девушки вздрогнули, темные густые веера тяжело и медленно поднялись, и на него посмотрели ледяные голубые глаза цвета тех озер, что лежали в заснеженных подножиях Излома. Они холоднее самой Бездны, и в них дрожит белое золото ее волос, как снежные шапки гор отражаются в тех озерах. Их заволокло пеленой — она отключалась. Маар шумно выдохнул через ноздри. Он качнулся к ней и тут же остановился, призывая себя к разуму. Ему следовало бы немедленно, прямо сейчас занести нож и вонзить лезвие в ее сердце. Но вместо этого он смотрел на ее волосы, белыми ручьями струившиеся по столу, и в тонкие черты ее лица, искаженные страхом и изумлением. Он шагнул к ней, скомкал платье и одним рывком разодрал его с легкостью, как старую тряпку. Асс'aру только поморщилась сквозь полусон — ей было больно. Еще один рывок, и платье лоскутами расстелилось по столу, оставляя асс'aру обнаженной. Она застыла, как ледышка, да и в самом деле была вся белая, как снег, только синяки и кровоподтеки рисовали на ее теле уродливые узоры. Маар помнил, что должен был сжечь яд, но не спешил, иначе она обретет силу и воспользуется своими чарами. Или она уже ими воспользовалась.
Проклятая асс'aру!
Он снял перчатки, положил ладонь на ее грудь с розовым тугим бутоном соска. Такая нежная кожа. Истана не пошевелилась, хотя никак не хотела проваливаться в сон, боролась с чарами. Маар смял ее грудь в ладони. Упругая, с сочным и бархатными сосками, хотелось прильнуть губами к ним, прихватить зубами, словно спелую ягоду, ощутить на языке ее пьянящий сладостью сок. Член болезненно вздрогнул при этой мысли. Его повело от запаха, источаемого ее сосками, он сжал грудь сильнее, втягивая жадно ее аромат. Ему следовало бы остановиться, но он не мог. Маар высвободил ее грудь и скользнул по плоскому животу вниз, туда, где золотились завитки светлых волос. И даже немного пожалел, что усыпил Истану, ему хотелось ласкать ее и смотреть в ее голубые глаза, видеть ее желание или ненависть, что угодно. Огладив нежный пушок, до судороги в пальцах, он обошел стол, смял ее бедра, раздвигая колени в стороны. Ее ноги были стройными и крепкими, с тугими икрами и тонкими щиколотками. Она была рождена для любви, хотелось брать ее без конца, раз за разом.
Он закаменел, когда взгляд его углубился между ее ног. Во рту все пересохло от вида ее розовых складочек, таких сокровенных, манящих, словно бутон лотоса, который еще не раскрылся. Маар облизал пересохшие обветренные губы. Небесные вседержители, зачем он это все делает? Он спиной чувствовал дверь, но не мог заставить себя выйти, зная, что в любой момент сюда мог завалиться кто угодно, он слышал за бревенчатыми стенами голоса воинов, чувствовал, как на горизонте забрезжили первые лучи. Ему нужно было поторопиться, но он стоял и поедал взглядом эту маленькую асс'aру, ощущая, как его член жаждет немедленно оказаться в этом узком, тугом и влажном лоне, растягивать его, врываться. Он хочет ее до рези и багровых всполохов в глазах. С этим нужно что-то делать, иначе его просто разорвет на куски от острого вожделения. Он оказался очень неосторожен, Маар не ожидал встретить в этом захолустье асс'aру, он не был готов впервые в жизни.
Страж расстегнул ремни своей брони, скинул с себя, бросив на пол, обхватил ее колени крепче, рывком придвинул ближе, прижимаясь пахом к ее лону, содрогаясь, едва не испепеляя ткань штанов. Он обхватил ее затылок, нависая, вдавился бедрами между ее ног жадно, исступленно и кончил прямо в ткань штанов, настолько остро, ослепительно больно. Содрогаясь крупной дрожью, вдыхая запах ее виска, завитков волос, мучительно застонав, он бессильно потерся о спящую асс'aру, проклиная себя за это, дыша судорожно, надрывно. Отстранился, когда взгляд прояснился, а дрожь перестала бить его тело. Отсветы огня играли переливами на красивом лице девушки, густые тени от ресниц падали на ее скулы, и мягкие губы были так близко сейчас. Маар крепко выругался, понимаемая, что этого было слишком мало, он хочет ее еще, он хочет проникнуть в лоно, заполнить ее изнутри, кусать ее соски и вдалбливать в этот стол безостановочно и безумно.
Маар отстранился, решая поскорее избавить ее от яда и уйти. Он накрыл ее живот ладонью, вливая свой огонь в ее тело. Истана застонала во сне, но чары были крепки, она не смогла проснуться. Когда Страж закончил, он подхватил плащ и накрыл ее, сам отошел к очагу, кинул еще дров. Найдя глазами в хижине бадью с ключевой водой, он немедленно напился жадно, делая большие глотки, а потом распустил тесьму штанов и смыл следы уже подсохшего семени со своего члена, отерся полотенцем. Женщин в его жизни достаточно, чтобы утолить его голод, он имел их, когда хотел и как хотел, ему даже не нужно было прилагать к тому усилий, они сами прыгали к нему в постель. Он трахал и тех девственниц, что так желали, чтобы он был первым. Но ни одна не вызывала в нем столь бурного отклика. До помутнения. И это плохо.
Маар чуть повернулся, слыша размеренное дыхание асс'aру. Теперь она была в тепле и размягченная, ее жизни уже ничего не угрожает, хотя, с какой стороны посмотреть. Маар ощутил, как кровь в жилах вновь начинает сгущаться, и поспешил покинуть хижину.
1_4 Истана
Я не помнила, в какой миг отключилась, помнила только, как Маар стоял ко мне спиной у очага, а потом он оказался рядом и заставил посмотреть ему в глаза. В тот миг я растворилась в его глазах, черных с бордовым, как виноградное вино, отливом. Они окутывали и одновременно жгли, проникая в самую душу, заставляя стенать на раскаленном лезвии ножа. А потом темнота. И во всей это тягучей, такой невероятной реальности я ощущала на себе чьи-то прикосновения, ладонь на своей груди, тягучий взгляд, бесстыдно и жадно ласкающий всю меня, тяжелое дыхание. Оно обрушивалось на все тело, придавливая к столу, и этот жар, будоражащий, пульсирующий, вынуждал извиваться. Мне, конечно, снились эротические сны, но таких беспощадно явных, бесстыдно откровенных — нет. И когда я вновь открыла глаза, все это свалилось на меня рухнувшим небом, лицо страшно горело, и, наверное, краснело до самых корней волос.
Я проснулась, вновь обнаружив себя не в своей уютной квартире, а в мрачной, пропитанной смоляным запахом лачужке. Кошмар продолжался. Паника было накатила с новой силой, но она не успела завладеть мной, потому что я была не одна.
У очага женщина в простеньком платье, в чистом опрятном переднике, в платке, завязанном замысловатым узлом, наливала из котелка что-то в плошку. Она повернулась, когда я пошевелилась. И тут я с ужасом обнаружила, что совершенно голая, лишь прикрыта грубым плотным и неимоверно тяжелым сукном.
— Проснулись, — бодро поприветствовала она.
Женщина оказалась приятной наружности, с зелеными, как весенняя листва, молодыми глазами. Улыбка была ее ласковой и доброжелательной.
— Где я? — спросила, поморщившись, обращаясь с тем же произношением.
Откуда-то изнутри тянулись знания этого странного, непривычного мне языка. Говорят[г1], такое бывает, когда вспоминаешь что-то из прошлых жизней под воздействием сильнейшего потрясения, но что-то во мне явно пробуждалось. И лучше поддаться этим изменениям, иначе можно просто рехнуться от всего, что происходит со мной.
— Мы в Сожи, — женщина моему вопросу не удивилась, напротив, на ее лицо легла тревога, сожаление и страх. — Не волнуйтесь, все уже позади, — добавила утешительно.
Я вспомнила, что на это селение напали какие-то твари, и все волоски на моем затылке приподнялись от осознания, что и сама я была в шаге от смерти.
— Как вас зовут?
— Лаура, — смущенно откликнулась она.
— А мои родственники? — спросила я осторожно.
Женщина взяла деревянную чашу, поднесла мне.
— К сожалению, никто не выжил.