Наречённая

Райн Лэйя

— Я же запретил, — сказал он, хоть девушка его и не слышала.

Гнев внутри него дышал пеплом и жаром до такой степени, что он оглох, а перед глазами распылились багряные пятна. Он судорожно провёл ладонью по женскому телу, такому вожделенному и желанному, что, кажется, обжёгся, чувствуя под ладонью её изгибы через тонкую ткань. И хорошо, пусть подыхает. Осознавая с мрачностью, что миг назад так желал сделать, Маар небрежно, но всё же с нажимом бросил её на постель. Задышал тяжело, туго втягивая в себя воздух, смотря заволоченными туманом гнева глазами на раскинувшуюся на постели девушку в ореоле снежных волос. Сжав челюсти, он отступил, развернулся и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

Маар направился к хозяину

двора, велев его жене находиться рядом с ассару, отсыпал серебра, но женщина гордо отказалась от платы, добровольно осталась с Истаной. Страж вернулся в свою комнату и не сомкнул глаз до самого рассвета. Когда начал едва бледнеть горизонт над вершинами снежных гор, он поднялся. Снарядившись в походную одежду и броню, ван Ремарт спустился вниз. Его воины уже выходили во двор, готовы уже были выдвигаться. Жена старосты так и не появилась с вестью о том, что ассару очнулась, и Маар гневался, ловя себя на том, что ожидал этого всю долгую ночь. Он глянул в сторону перехода, и тут деверь комнаты, где лежала Истана, открылась, из неё вышла женщина. Увидев Стража, она заторопилась. Маар напрягся весь, в груди тугой волной плеснул жар — очнулась?

— Она очень холодная, мениэр, — с сожалением сказала женщина, опуская тусклый усталый взгляд.

Маар глянул поверх головы женщины в сторону приоткрытой двери. Внутри забурлило чёрное, как смола, смятение и ярость. Маар снял с пояса кошель, вручил женщине.

— Хорошо, мениэр, — согласилась женщина, — я позабочусь о ней столько, сколько потребуется. Она угрюмо поджала губы, стискивая плату в пальцах. На этот раз не стала отвергать, понимая, чего ей это может стоить, безропотно приняла дар. Эта женщина уже узнала, на что страж короля способен. Старшая дочь старосты рассказала матери, что сделал с ней в парилке Маар, и хозяйка дома сделает так, как скажет гость, лишь бы исгар не трогал её двух других дочерей. Ван Ремарт, поимев их первым, мог отдать девушек на ублажение своим воинам.

Маар вышел на улицу под тяжёлое хмурое небо, что синими облаками затягивало горизонт, сжирая золото рассвета. Донат, увидев, что Маар вышел один, без ассару, помрачнел. Шед, напротив, приосанился, не скрывая своего удовлетворения тем, что ван Ремарт оставил, наконец, девчонку. И Маар едва сдерживался, чтобы не выжечь его довольство вместе с потрохами. Страж злился, злился на себя за то, что его желание становилось слишком бесконтрольными, слишком одержимым и извращённым, и самое гнусное — он не хотел оставлять здесь Истану, но был вынужден — она уничтожит его. Эта хрупкая, глупая ассару сможет обратить вспять его силу. Но, с другой стороны, она воистину глупа, раз осмелилась посмотреться в зеркало, и теперь она уснула, ушла в руки Верховного. Теперь небесный владыка волен вернуть её или забрать себе. И пусть лучше заберёт! Она не должна жить! Так будет лучше для всех.

Страж вскочил в седло, отметая прочь мысли об этой девчонке, и уже вскоре отряд из двадцати всадников покинул селение, устремляясь на север. Только Маар уже скоро начал ощущать, как расстояние, что отделяет его от ассару, увеличивается. С каждой милей его дыхание становилось всё туже, он начал задыхаться, словно на шею ему бросили аркан, ещё несколько миль, и он погибнет. Маар отчётливо это испытал, настолько, что взревел внутри. Мужчина остервенело подгонял скакуна, пытаясь вырваться из этой ловушки. Ассару удалось его опутать. Удалось! Проклятая сука!

Маар натянул поводья, останавливая взмыленного скакуна. Шед, что следовал рядом, заподозрив неладное, обернулся.

— Поезжайте. Я вас догоню, — бесцветным голосом бросил Маар команду.

Но Шед только хмуро покачал головой.

— А если не вернёшься?

Маар смерил его потемневшим взглядом, раздражённо сжав в кулаках поводья, дёрнул, разворачивая скакуна, пуская его обратно к селению, удаляясь от отряда. Он убьёт ассару и нагонит. Маар должен это сделать, иначе — Шед прав — он не вернётся, ассару завладеет его душой. Уже завладела. Ван Ремарт мысленно сжимал в кулаке рукоять ножа, и его кровь кипела ядом. Какая это уже по счёту попытка убить её? Теперь у него нет выбора: или она умрёт, или умрёт он. Исгар внутри него бушевал, раскачивая волны жидкого огня. Огненное око поднялось достаточно высоко, Маар терял время, и всё из-за этой дрянной девчонки!

Селяне уже занимались утренними хозяйскими заботами: мужчины кололи дрова, носили сено в стойла, женщины стирали в ледяной речной воде одежду. Увидев всадника, побросали всё, уставившись на ворвавшегося в деревню Маара. Страж поднялся по ступеням, вошёл в дом старосты, сдёргивая нож с пояса. Староста не заметил, как он вошёл, Маар застал его тогда, когда он нависал над старшей дочерью, дёргая ту за косу, и крепко ругал. Она плакала, на щеках блестели слёзы, но увидела стража, и внутри неё всплеснул жар — она была счастлива увидеть его вновь. Маар это ощущал. Староста, заметив сразу оружие в руках стража, вытянулся, закрывая собой дочь, но Маара она нисколько не интересовала. Гость, не сказав ни слова, зашагал в комнату, где осталась Истана, толкнул дверь. Женщина, что находилась внутри, даже плошки из рук выронила.

— Оставь нас, — приказал ей ван Ремарт жёстким голосом.

— Не надо, мениэр, прошу! — взмолилась глухо женщина, преграждая путь к лежащей недвижимо девушке. — Это последняя ассару, пощади, не убивай! Прошу! Не надо! Она ещё совсем юная!

Но Маар её не слышал, смахнул в сторону и шагнул к Истане, занося нож над её грудью. Всего лишь на мгновение, но рука будто отяжелела, Маар втянул воздух глубже, смотря на белое лицо Истаны, белую шею и грудь в разрезе сорочки, резко выдохнул, сжав рукоять. Ударил, метясь в самое сердце.

Женщина, что замерла с ужасом в глазах, прикрыв ладонью рот, побелела и не шевелилась.

Он проклят! Он уничтожил самого себя! Маар отнял руку, он не сделал и царапины на её жемчужной коже. Остриё застыло над самой кожей, будто воздух был твёрдым льдом, не пропустил дальше. Рука, в которой Маар сжимал нож, задрожала от натуги, как и сам он. Страж опустил руку и тут же с громким рыком со всей злостью вонзил нож в брус стены, разразившись проклятием.

***

Маар перенёс ассару в более просторную и светлую комнату. На верхнем ярусе дома старосты было куда тише и спокойнее. Снегопад уже два дня не прекращался, сливая небо с землёй в одно белое полотно, на несколько шагов вперёд уже ничего не было видно. Истана не приходила в себя. Несколько раз Маар порывался оставить её, но каждый раз возвращался сюда, в эту комнату, садясь напротив её постели в дальний угол, и в полной тишине смотрел на неё неотрывно. Очнётся ли она вообще? Что, если не очнётся? Внутри Маара бурлила борьба, он не знал, чего хочет больше, его разрывало на части. Он желал, чтобы она не проснулась, и ему стало бы легче, и одновременно страшился того, что больше не увидит эти невыносимо голубые глаза.

Время давило, его отряд теперь далеко. Маар уже не мог оставаться на месте. Противоречия вскипали в нём вулканом. Почему не убьёт её, великий Бархан! Ведь он станет свободным. Маар дышал ровно, сидя в погружающейся в сумрак комнате наедине с ассару, чувствуя её тепло, её едва заметное дыхание. Он терпелив, он подождёт, пусть высшие силы решат, что ему делать. Маар поднялся, поджёг фитили лампы, и комната погрузилась в неровный оранжевый свет. Мужчина подошёл к спящей девушке. За это время он изучил её всю, даже самые незначительные черты её лица: небольшую родинку на шее, тонкую полоску шрама над правой грудью… интересно, откуда она у неё появилась? Её губы, особенно её губы, прямую линию рта, один край которой был приподнят, словно в ухмылке.